есятков тысяч.
Каковы же были его доходы? Точными данными мы не располагаем, и если подобная информация и сохранилась, то еще не введена в научный оборот. Конечно, он был состоятельным человеком, но по своим финансовым возможностям уступал многим другим предпринимателям, в числе которых были настоящие тузы-миллионеры, в то же время не сделавшие и малой доли того большого общеполезного дела, которое делал П. М. Третьяков. В 1876 г., обращаясь к И. Н. Крамскому, Павел Михайлович заметил: «Кстати о моих средствах. Слово громадные весьма растяжимо: не говоря о фон Мекках и Дер-визах, в Москве многие богаче моего брата, а мои средства в шесть раз меньше моего брата; но я никому не завидую, а работаю потому, что не могу не работать»{139}. В одном из писем В. В. Стасову, датируемом 1878 г., он пояснял, что не может заплатить за собрание В. В. Верещагина (20 полотен так называемого «туркестанского цикла») более 75 тыс. руб., так как не имеет тех средств, «какими некоторым могут казаться». И далее писал: «Я не концессионер, не подрядчик, имею на своем попечении школу глухонемых; обязан продолжать начатое дело — собирание русских картин (некоторые вообразили, что с приобретением ташкентской коллекции Верещагина я перестану собирать картины и ошиблись); вот почему я вынужден выставлять денежный вопрос на первый план»{140}.
Собирательская деятельность Павла Михайловича, его, многим казавшиеся «сумасшедшими» тысячные, траты порождали в обществе постоянные слухи о баснословном богатстве, которых не разделяли близко знавшие его люди. «Я считаю Вас человеком только со средствами, — писал ему в 1883 г. И. Н. Крамской, — и знаю очень много людей гораздо богаче Вас, которые считают Вас потому богатым, что если Вы тратите на картины, то есть на прихоть (по их мнению) столько денег, то сколько же вы должны тратить в таком случае на свои нужды»{141}. В процитированном выше письме В. В. Стасову П. М. Третьяков указал и еще один важнейший источник своих расходов— содержание Арнольдовского училища для глухонемых детей, которое находилось на его попечении с 1860 г. и для которого на свои средства он выстроил трехэтажное здание на Донской улице.
Конечно, были расходы и на другие цели. Требовались деньги и на содержание собственной семьи. В 1865 г. Павел Михайлович женился на двадцатилетней Вере Николаевне Мамонтовой (двоюродная сестра С. И. Мамонтова). Это была образованная девушка из высококультурной купеческой семьи, о которой ее старшая дочь позднее писала: «С детства у них были гувернантки… они научили девочек языкам: немецкому, французскому, которым они владели прекрасно; позже был у них учитель английского языка. С самых ранних лет учились играть на пианино»{142}. Жена П. М. Третьякова всю свою жизнь любила и ценила музыку, прекрасно играла на фортепьяно, и ее любимыми композиторами были Бетховен, Бах, Шопен и Лист. Она была дочерью богатого купца Н. Ф. Мамонтова (умер в 1860 г.), сделавшего себе состояние на винных откупах{143}. У него было шесть сыновей и три дочери (вторая дочь, Зинаида, вышла замуж за известного московского «англомана» и крупного капиталиста В. И. Якунчикова). Дети были чрезвычайно музыкально одаренными, а брат Веры Николаевны, Виктор, стал хормейстером в Большом театре.
Младшие Мамонтовы были образованными людьми, разделявшими возвышенные устремления передовых слоев русского общества — служить своему народу, стараться облегчить жизнь обездоленных. Примечательно в этом отношении письмо Зинаиды Николаевны Мамонтовой по поводу только что вышедшего во Франции романа Виктора Гюго «Отверженные». Обращаясь к сестре Вере в августе 1862 г., она писала: «Я очень рада, что ты принялась также читать. Такая книга дает урок из истории философии и примеры такой жизни, которых не прочтешь ни в какой Четьи-Минеи (жизнеописания православных святых. — Л. Б.). Великая заслуга книги уже в том, что многое, что прежде вызывало одно презрение, теперь вызывает участие и сострадание». Она считала, что эту книгу прочтут «все классы народа» и «каждому стыдно будет сидеть сложа руки, каждый захочет помочь, исправить, залечить раны, страшные больные раны общества. Читая, Вера, моя добрая, вдумывайся, эта книга полезнее десяти других»{144}.
П. М. Третьяков и В. Н. Мамонтова венчались в августе 1865 г. и свой «медовый месяц» провели во Франции. Они прожили «в любви и согласии» более тридцати лет, чрезвычайно нежно и уважительно относились друг к Другу и ни разу их отношения не были омрачены ссорой. Они были единомышленниками по духовным запросам: театр, музыка, живопись — все это их объединяло. Оперные и драматические спектакли, выставки, концерты, общение с художниками, музыкантами, писателями было неотъемлемым элементом жизни Третьяковых. В семье, вспоминала старшая дочь, «все время говорили о картинах, итальянской опере, о Малом театре, о балете, о симфонических собраниях»{145}. В начале 80-х годов с купеческим миром Третьяковых-Коншиных — Мамонтовых познакомился П. И. Чайковский (его брат, Анатолий, женился в 1881 г. на дочери В. Д. Коншина, племяннице Павла Михайловича — Прасковье Владимировне), который писал о них: «Люди очень почтенные, образованные, порядочные»{146}. Позднее композитор стал близким человеком семьи Третьяковых, а его ученик и друг, пианист А. И. Зилоти (двоюродный брат С. В. Рахманинова) женился на старшей дочери Павла Михайловича.
Вера Николаевна разделяла коллекционерские интересы своего мужа и через несколько лет после замужества записала в детский семейный альбом: «Я, не понимая почти ничего в этом искусстве, начала в скором времени привыкать к некоторым картинам, а потом и любить их. Слушая разговоры художников, которые так часто приходили к нам, я сама потом стала иначе смотреть на картины…». «В музыке, — продолжала она, — мы всегда сходились в мнении. Как я, так и он особенно любили классическую музыку»{147}. Жена помогала Павлу Михайловичу выполнять благотворительные обязанности и стала членом попечительского совета Арнольдовского училища (много лет она являлась и попечительницей Пятницкого городского училища для девочек).
В гостях у Третьяковых бывали многие известные общественные деятели, писатели, музыканты, ученые: И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, В. В. Стасов, П. И. Чайковский, Ю. Ф. Самарин, Б. Н. Чичерин, И. С. Аксаков и другие; здесь велись оживленные дружеские беседы о литературе, искусстве, истории России, о настоящем и будущем народа. Атмосфера этого дома, открытого и гостеприимного, была лишена налета чопорности и претенциозности, располагала к задушевному, откровенному общению. Принимая гостей, хозяева не старались превращать свой дом в некий светский салон, которых в тогдашней Москве было немало, а естественно тянулись к интересным людям, которые отвечали им взаимностью. О духовных запросах Павла Михайловича можно судить по его библиотеке, включавшей рукописные раритеты, книги по истории искусства, археологии, географии, музейному делу и серии художественных изданий{148}.
В семье Третьяковых родилось шестеро детей: Вера (1866 г.), Александра (1867 г.), Любовь (1870 г.), Михаил (1871 г.), Мария (1875 г.) и Иван (1878 г.). Родители очень любили детей, но при этом отец считал, что они должны «воспитываться в строгости», а мать постоянно баловала и защищала перед отцом за обычные детские шалости и проказы. В доме были гувернантки, приглашались хорошие учителя, и дети получили воспитание и образование, достойные интеллигентных семей. Однако здесь были не только радости и надежды; были и трагедии. Младший сын умер в восьмилетием возрасте, а сын Михаил был от рождения умственно неполноценным ребенком. Эти печальные события омрачали жизнь родителей и еще теснее привязывали их к дочерям.
Уклад жизни семьи, взгляды Павла Михайловича на воспитание детей часто отражали противоречия самого мировоззрения купца-собирателя, жизнь и деятельность которого протекала на грани двух эпох. С одной стороны, поклонение, даже своего рода культ искусства, а с другой — попытка ограничить интересы детей, втиснуть их в рамки якобы общепризнанных купеческих норм. Старшая дочь вспоминала: «Отец, любивший искусство во всех его проявлениях, доходил, в нашем воспитании до абсурда, граничившего с деспотизмом»{149}. Он воспротивился, например, ее поступлению в консерваторию, хотя она имела несомненные музыкальные способности, оцененные Н. Г. Рубинштейном. Очень долго не соглашался пригласить в дом учителя рисования, считая, что женщина-художник — явление недопустимое.
Категорически возражал Павел Михайлович против участия детей в любительских спектаклях семьи московских фабрикантов Алексеевых, с которыми Третьяковы близко общались многие годы и где издавна было принято устраивать домашние «представления». Для этой цели имелись даже специально приспособленные помещения и в их доме у Красных ворот, и в их подмосковном имении Любимовка. Именно из этих любительских спектаклей, из этого «Алексеевского кружка» вырос всемирно известный К. С. Станиславский (Алексеев).
Свои взгляды имел Павел Михайлович и на брак, полагая, что для детей купцов необходимо искать «подходящую партию» исключительно в купеческой среде. Однако сама социальная действительность России второй половины XIX в. вносила постоянно изменения в эти устоявшиеся представления. Члены крупнейших и старейших купеческих семей, хотя часто и сохраняли тесную связь с деловым миром, продолжали традиционные «купецкие занятия», но по уровню интеллектуальных запросов, по кругу своих знакомств не были уже теми людьми, кругозор которых ограничивался областью «с