Несомненно, очень большую роль в формировании личности Саввы Ивановича играли его близкие, духовная атмосфера той части общества, к которой принадлежали Мамонтовы и которую было принято называть «образованными кругами». К этому времени семья Ивана Федоровича переехала с Басманной в новый дом на Воронцово поле (улица Обуха). Одновременно приобретается имение Киреево около Химок под Московй. Это место становится «родовым гнездом» Мамонтовых на многие годы. В семье царила открытая, доброжелательная атмосфера, не лишенная и общественных интересов. Бурные события российской действительности 50-х — начала 60-х годов XIX в.; Крымская война, смерть Николая I и воцарение Александра II, подготовка «великих реформ» и отмена в 1861 г. крепостного права — все это способствовало пробуждению общественной жизни, вызывало живейший интерес в различных слоях общества. В 1856 г. получили амнистию декабристы, и некоторые из них по прибытии в Москву останавливались в доме Ивана Федоровича{391}.
Время николаевской мертвечины, всеобщей муштры и мелочной регламентации уходило в прошлое. Тон начинали задавать новые люди и идеи. Менялись и экономические условия. Раскрепощалась частная инициатива, и наиболее дальновидные и предприимчивые представители купечества смелее стали браться за большие начинания, осуществление смелых проектов. В это число входил и И. Ф. Мамонтов, который уже давно имел дружеские и близкие деловые отношения с крупнейшим предпринимателем середины XIX в. Василием Александровичем Кокоревым (1817–1889), занимавшимся винным откупом сначала в Сибири, а затем возглавившим откупное дело в Петербургской губернии. Еще в конце 40-х годов В. А. Кокорев начал вести торговые операции с Персией и был одним из «пионеров» промышленного освоения Закавказья (по его инициативе в Баку в 1859 г. был выстроен первый нефтеперегонный завод). Два крупнейших откупщика — В. А. Кокорев и И. Ф. Мамонтов — основали в 1857 г. в Москве Закаспийское торговое товарищество, специализировавшееся первоначально на экспортно-импортных операциях, главным образом с шелком. Это был экзотический товар в России, спрос на который постоянно рос, и промысел давал хорошую прибыль. Некоторые купеческие семьи: Веденисовы, Сапожниковы, Зензиновы, Щенковы начали вкладывать деньги в это занятие и сделали себе на нем состояния.
Однако деловые интересы Ивана Федоровича не ограничивались только этим. Накопив значительный капитал на откупах, он помещал средства в городскую недвижимость (строительство Лоскутной гостиницы на Тверской и Мамонтовской на Москворецкой набережной) и в железнодорожное строительство. При его деятельном личном и финансовом участии была построена одна из первых железнодорожных линий в России — Троицкая железная дорога, связавшая Москву с древним Троице-Сергиевым посадом протяженностью 66 верст. Концессия была получена в конце 1859 г., а летом 1862 г. началось регулярное движение. Старший Мамонтов вложил в это общество 460 тыс. руб. и был избран членом правления{392}. С самого начала дело оказалось очень прибыльным, и Иван Федорович справедливо считал, что у железнодорожного строительства в России большое будущее.
Многочисленные деловые обязанности часто отрывали отца от детей и ему приходилось отсутствовать по нескольку дней. Жизнь же Саввы текла размеренно и неторопливо. Не обременяя себя усердными занятиями в гимназии, а затем в университете, он все больше увлекался тем, что, казалось бы, никогда не будет иметь никакого отношения к предпринимательским занятиям — театром. В студенческое двухлетие он не только, как и раньше, остается усердным зрителем, но увлекается и театральным любительством. В то время частные труппы еще не были разрешены, но существовали различные кружки, самым известным из которых был Секретаревский драматический (по имени владельца дома, где устраивались спектакли). Возглавляли его А. Н. Островский и А. Ф. Писемский. «Почтенные литераторы, — вспоминал Савва Иванович, — очень нас любили, да и было за что, ибо мы из сил рвались и играли очень забавно»{393}. С головой ушел в эти занятия Савва и в начале августа 1862 г. дебютировал в пьесе «Гроза» в роли Кудряша, причем Дикого играл сам Александр Николаевич Островский. На спектакль пришел Иван Федорович, и молодой дебютант видел, как «он вытирал слезу в последнем акте»{394}.
Однако сентиментальная слеза не могла поколебать деловую натуру отца, который был серьезно обеспокоен и будущим Саввы, и всего семейного дела. Старшие сыновья, Федор и Анатолий, склонности к предпринимательству не проявляли. Что же касается младшего, то Иван Федорович, конечно, не мог даже представить, что любовь к театру и участие в спектаклях может стать судьбой. Такое купцу вообразить было невозможно. Однако, до поры не препятствуя театральным увлечениям, он с тревогой видел и другое: «несерьезные» интересы и, как казалось, праздное времяпрепровождение все больше и больше увлекали третьего сына. Улетучивались и надежды на успешное завершение им университета. Отец решает прибегнуть к радикальным мерам и непосредственно начать приобщать его к предпринимательским занятиям. Вскоре после указанного спектакля отец объявляет Савве, что ему необходимо по делам Закаспийского товарищества отправиться в Баку, куда тот через Нижний Новгород, Казань и Астрахань и прибыл 4 сентября 1862 г. Главная цель всей этой затеи состояла в том, чтобы отвратить наследника от «непозволительных столичных удовольствий».
После Петербурга и Москвы маленький (около 10 тыс. жителей), пыльный, прокаленный солнцем Баку, где не было ни друзей, ни знакомых, произвел на Савву Ивановича гнетущее впечатление. Сразу стало ясно, что деловой надобности в его прибытии не было, и сын совладельца фирмы был устроен простым служащим под началом директора бакинского отделения товарищества. Менее чем через три недели, 21 сентября, молодой «негоциант» посылает отцу письмо, в котором выражает свои сетования на собственное положение, просит соизволения вернуться и считает, что и в Москве сможет найти работу своей голове и рукам. В ответном письме Иван Федорович откровенно объясняет необходимость подобного шага, продиктованного заботой о его будущем. «Что там жить-то не весело, тяжело и нудно, в этом я совершенно согласен, но такая жизнь не сделает тебе вреда, а на практике тебе укажет, как нелегко добывать то количество денег своими трудами, которое нужно для жизни в довольстве. Обдумывай это заботливо, — писал отец, — милый Савва, будь терпелив и тверд, пробивай себе дорогу собственными заботами о себе, стерпится — слюбится». В Москве же, констатировал Иван Федорович, «одно лишь развлечение на глазах и чад в голове», и в качестве примера непозволительной жизни ссылался на сыновей Федора и Анатолия, «которые не могут жить и содержать себя самодворно, ничего не делают, скучают и ходят с туманом в голове». Желая как-то утешить сына, в конце добавил: «Жалование тебе вероятно положили немного, а чтобы ты не нуждался, то будешь получать из Москвы ежемесячно по пятьдесят рублей, чего однако же не говори никому, чтобы надо мной не смеялись»{395}.
Видя непреклонную волю отца, Савва смирился, целиком погрузился в новые для него торговые занятия, довольно быстро вошел во вкус и стал проявлять завидную сноровку и деловые способности. Отец, которого постоянно информировали служащие фирмы о делах и времяпрепровождении его отпрыска, был искренне удивлен и обрадован. Уже в конце декабря 1862 г. он пишет: «Скажу тебе чистосердечно: я тобой по сей час совершенно доволен и буду молить бога, чтобы он утешил меня тобой. Привыкай к труду… это послужит к твоему и семейному счастью»{396}. Иван Федорович начинает в письмах вводить Савву в курс семейных финансовых дел и уже к весне следующего года говорит с ним как с законным наследником и компаньоном. Пробыл Савва Иванович в Баку, а затем в Персии около года и по собственному признанию «вернулся в Москву уже признанным дельцом»{397}.
Осенью 1863 г. Савве Ивановичу руководители Закаспийского товарищества доверяют заведовать центральным Московским отделением фирмы. Однако вскоре он тяжело заболевает, и после продолжительной болезни и трудного выздоровления врачи советуют Ивану Федоровичу отправить Савву за границу. В начале 1864 г. отец командирует его в Италию, чтобы поправить здоровье и одновременно ознакомиться с торговлей шелком. Северная область Италии — Ломбардия издавна была известнейшим районом шелководства и шелкоткачества в Европе, а столица области — город Милан являлся крупнейшим центром шелковой торговли. Однако этот город был вместе с тем и местом сосредоточения художественной жизни и своеобразной столицей оперного искусства, а крупнейший миланский театр «Ла Скала» — общепризнанной «первой сценой» мировой оперы.
Несколько месяцев пребывания в Милане оказались для молодого Мамонтова весьма примечательными. Подробности того, как он овладевал премудростями коммерческой науки, не сохранились, однако доподлинно известно, что именно в этот период он «серьезно заболел» оперным искусством. Савва Иванович знакомится с лучшими постановками, слушает ведущих вокалистов и сам начинает брать уроки пения (как видно, советы композитора и педагога П. П. Булахова не были забыты). Не без юмора С. И. Мамонтов позднее писал, что во время занятий с маэстро извозчики, стоянка которых располагалась под окнами снимаемой им комнаты, «не выдерживали и уезжали»{398}. В Милане общительный и жизнедеятельный С. И. Мамонтов быстро перезнакомился со всеми русскими, обучавшимися здесь певцами, начал разучивать с ними оперные партии и даже, добившись заметных успехов в искусстве вокала, получил приглашение выступить в одном из миланских театров «второй руки». Однако дебют на оперной сцене не состоялся. Иван Федорович, узнавший об очередных «непозволительных занятиях» сына, отзывает его в Москву.