– Почерк у вас достойный?
– В пансионе мы изучали каллиграфию, – на этот раз Оливия выразилась более уклончиво.
– Опыт у вас имеется?
– Видите ли, в пансионе перед самым выпуском я выполняла много бумажной работы и помогала вести…
– Вы знакомы с трудами господина Фребеля? Джеймса Сёлли9?
– Боюсь, что нет. Но я могу ознакомиться!
– Это необязательно.
Мисс Эппл задумчиво постукивала карандашом по телефонной трубке, глядя в окно, и казалась рассеянной, но Оливия понимала, что решается её судьба. Стремясь склонить чашу весов в свою пользу, она с жаром пообещала:
– Если нужно, я могу ухаживать за крысами. И за собаками тоже!
Строгое выражение на лице директрисы уступило место недоумению, а затем она звонко рассмеялась, и смех удивительным образом преобразил её: черты разгладились, глаза озорно засияли. Будто юная девушка, в наказание помещённая в увечное тело, подумалось Оливии.
– В Сент-Леонардсе, мисс Адамсон, хвала Всевышнему, нет ни крыс, ни собак. Правда, у нас живёт несколько Мышек, но их вам опасаться не стоит. А вы, как я понимаю, успели поболтать с доктором Гиллеспи? – плечи директрисы опять затряслись от сдерживаемого смеха. – Не стоит слишком серьёзно относиться к тому, что говорит доктор. Он очень внимателен к нашим детям, и потому мы прощаем ему некоторую эксцентричность. Лучше скажите-ка мне вот что: брат как-то объяснил вам свой поступок? – теперь мисс Эппл смотрела на Оливию с пристальным вниманием. – Может, вы получили от него письмо, в котором он объясняет причины, побудившие его так срочно собрать все вещи и покинуть Лондон? Дело в том, что он собирался поставить в приюте любительский спектакль, и даже провёл несколько репетиций. Дети воодушевились, начали учить роли… Как можно было так жестоко обмануть их, не представляю.
Взгляд директрисы вновь стал холоден и строг, но ответить ей Оливия не успела. Где-то совсем рядом послышались нарастающие пронзительные выкрики, грохот, топот, жуткий шум, а потом дверь распахнулась, и внутрь кабинета вкатился маленький лохматый смерч. За ним, явно из последних сил, вбежала пухлая раскрасневшаяся дама, причёска которой представляла собой нечто вроде вороньего гнезда, а передник на форменном платье покрывали комья пыли и устрашающие с виду бордовые пятна. С большим проворством она захлопнула за собой дверь и, расставив ноги и руки в стороны, очень вовремя прикрыла её собой.
Смерч, понимая, что попал в ловушку, обернулся затравленно озирающимся мальчишкой. Симпатягой его было не назвать: узкое заострённое личико и торчащие уши придавали ребёнку сходство с испуганным хищным зверьком.
– Боже, мисс Гриммет!.. В чём это вы? Это кровь? Ребёнок не ранен? – мисс Эппл привстала, опираясь на здоровую ногу, но от волнения потеряла равновесие и опустилась обратно на стул.
– Хэ-э…Хэ-э… Варенье… ежевичное… насилу банку… отобрала… Хэ-э… – объяснила пухлая дама, шумно выдыхая после каждого слова. – У мисс Лавендер… из домика Анны… опять… зеркало стащили… так я сразу… подумала… что без Купера… не обошлось. – Вынув из кармана большой платок, она принялась им обмахиваться, по-прежнему не отходя от двери. – Ух и набегалась я за ним, дорогуша! Все ноги по лестницам сбила… Еле поймала! Скользкий, чертёнок, как маслом мазанный. И ни за что не признаётся, куда зеркало задевал. Я уж все его тайники облазила, так нету нигде. Да, Энди? – обратилась она к мальчику, утирая платком взмокший лоб. – Не хочешь мне отдать то, что украл, так отдай мисс Эппл! Стыдно быть вором! Фу, как стыдно! Вот сейчас мисс Эппл ка-а-ак вызовет полицейских…
От этих слов маленький Энди, замерший в одной позе, будто у него кончился завод, вдруг ожил, задёргался, закряхтел, завращал глазами. Оливия, не отрывая взгляда, смотрела на это жутковатое преображение, а ребёнок, прижав обе ладошки к карману перепачканной курточки, заголосил на одной ноте:
– Это ты воровка, ты! Это тебя, тебя заберут в полицию! И там ты быстренько сойдёшь с ума! Будешь выть и бросаться на стены! Вонючка! Вонючка! Видеть тебя не могу! Хоть бы тебя не стало! И никто, никто о тебе не пожалеет! Никто не заплачет! Никому ты не нужна! Да и родителей у тебя никаких нет! Ты никчёмная, никому не нужная и злая, злая, злая! Вонючка! Вонючка!..
…Всё так же прижимая ладошки к карману, ребёнок выкрикивал оскорбления глухим, надтреснутым голосом и при этом размеренно, словно отбивал ритм, топал правой ногой. Оливию это зрелище неприятно взволновало, но и мисс Эппл, и дама в перепачканном переднике казались до странности невозмутимыми.
– Опять подслушивал, – спокойно резюмировала мисс Гриммет, наконец, отдышавшись и перестав цветом лица напоминать перезрелый помидор. – Да, Энди? Фу, как стыдно…
– Довольно, мисс Гриммет! – властно распорядилась мисс Эппл. – Или вы хотите снова его растревожить? Смотрите, он уже успокаивается.
И правда, ребёнок явно выдохся, и его глуховатый, какой-то потусторонний речитатив всё замедлялся и замедлялся, пока не затих вовсе.
– Зачем вы за ним гонялись? Вы же знаете, как мальчик на это реагирует, – гневным шёпотом осведомилась директриса.
– А банка варенья? Что, потом опять всю спальню отмывать? И зеркало мисс Лавендер…
– И далось оно вам! И почему сразу Энди?
– Кто же ещё? А если разобьёт и поранится? Я говорила, давно пора закрыть комнату с готовыми заказами, а то, не ровён час…
– И что подумают дети, если мы начнём запирать комнаты? Что им не доверяют? Что они здесь в гостях? И к тому же ничто так не возбуждает нездорового любопытства, как запертые двери.
Пока обе дамы шёпотом спорили, Оливия сидела ни жива ни мертва. Припадок, который она наблюдала, оказал на неё гнетущее действие, но и теперь, когда всё закончилось, Энди вёл себя не менее странно.
Притихнув, ребёнок какое-то время озирался по сторонам, будто искал кого-то, а после начал пристально её разглядывать. При этом Энди то и дело моргал и часто сглатывал, отчего оттопыренные уши всё время двигались. Когда мальчик порывисто кинулся к ней, Оливия чуть не вскрикнула от неожиданности – но ничего ужасного не произошло. Не сказав ни слова, он принялся выуживать из тщательно оберегаемого прежде кармана блестящие кругляши и класть их ей на колени.
– Молчите! – шёпотом приказала мисс Эппл. – Видно, Энди принял вас за мистера Адамсона. Это он придумал, чтобы отучить его красть настоящие деньги.
Мальчишка, посапывая, продолжал старательно выкладывать свои сокровища, а когда жестяные монетки закончились, присовокупил к ним круглое миниатюрное зеркальце в искусно сработанной рамке из золочёной проволоки.
Затем он поднял на Оливию серо-зелёные в коричневых крапинках глаза и широко улыбнулся. Дёсны его были цвета давленой ежевики, и между маленькими острыми зубами виднелись застрявшие зёрнышки ягод.
– Похвалите его! – прошипела мисс Эппл. – Что вы сидите как истукан?
– Как похвалить? – растерялась Оливия.
– Боже! – мисс Эппл закатила глаза. – Это что, так сложно сообразить? Вы в первый раз видите ребёнка? Скажите, что Энди молодец.
– Какой ты молодец, Энди, – послушно повторила Оливия, чувствуя себя донельзя глупо.
– И курточку! Курточку с него попытайтесь снять! А то мне снова придётся его ловить, – попросила мисс Гриммет. Родившись в пределах слышимости колоколов Боу-Черч, она не сумела сдержаться и, вовсю потешаясь, прибавила с ехидцей кокни: – Не волновайтесь, миссус, кусается Энди только по пятницам-шмятницам.
От насмешки над её неопытностью Оливия вспыхнула, и сами собой на ум ей пришли слова, которые часто напевала нянюшка близнецов, переодевая их с братом перед сном.
У Дженни туфелька пропала,
– негромко пропела она и потянула ребёнка за рукав. Мальчик вздрогнул, но не отодвинулся, и Оливия продолжила, отчаянно надеясь, что Энди хорошо отличает пятницу от вторника:
Долго плакала, искала…
Мельник туфельку нашёл…
И на мельнице смолол!
– худенькие ручки выскользнули из рукавов, и Оливия вручила липкую курточку коршуном подлетевшей к ней мисс Гриммет.
Та сразу принялась обшаривать карманы, а мисс Эппл, провозгласив «Великолепно!», распорядилась: – А теперь отмойте его как следует, мисс Гриммет. И сами умойтесь. На вас обоих без слёз не взглянешь. От смеха, – уточнила она.
Мисс Гриммет, изрядно довольная тем, как завершилась утомительная погоня, перекинула курточку через плечо, требовательно оттопырила карман передника и, когда Оливия высыпала в него сокровища Энди, крепко взяла притихшего мальчика за руку, ворчливо приговаривая:
– У Дженни туфелька пропала, а у кого-то совесть. Да, Энди? Что молчишь? Стыдно тебе?
Мисс Эппл многозначительно откашлялась и осведомилась негромко, не глядя на гувернантку:
– Вы ещё не набегались, мисс Гриммет? Или вам понравилось? Просто умойте ребёнка и переоденьте в чистое.
Когда ежевичная парочка покинула кабинет, директриса той же сухой скороговоркой поинтересовалась у Оливии:
– Ваши последние места службы?
– Универсальный магазин Дзефирелли, компаньонка у знатной леди и… и ещё я работала в театре. Правда, совсем недолго.
– Рекомендации?
– Только из магазина. Но очень положительные!
– Состоите ли вы в браке, мисс Адамсон? Имеются ли у вас обязательства по отношению к немощным родственникам? Слабые здоровьем тётушки? Дядюшки?
– Нет, мисс Эппл, в браке я не состою, и все мои родственники пребывают в добром здравии, – с готовностью ответила Оливия.
– Что ж, отрадно это слышать, – мисс Эппл кивнула и распорядилась: – За вещами съездите во время ужина, первый выходной не ранее, чем через две недели, жалованье только через месяц. Хочу быть уверена, что вы не сбежите, как ваш братец, – пояснила она. – Сент-Леонардс готов предложить вам восемнадцать шиллингов в неделю, стол и крышу над головой.
– Спасибо, мисс Эппл, огромное спасибо! Обещаю, вы не пожалеете! – Оливия, уже потерявшая всякую надежду, выразила свою радость столь бурно, что директриса подозрительно её оглядела.