От едкой иронии директрисы и злости на себя за то, что не сумела скрыть эмоций, Оливия покраснела. В запале обиды она не заметила, с каким трезвым и пристальным вниманием директриса наблюдает за ней.
– Разумеется, мисс Эппл, я не вышиваю платки для бездомных. И да, я нечасто бываю в Ист-Энде, уж извините. Но одно – знать, как обстоят дела, хотя в газетах про такое и не пишут, и совсем другое – видеть это своими глазами. Мне просто стало жаль Энди и всех, кто повторяет его судьбу, и я не думаю, что меня стоит в этом винить.
– Винить вас, юная леди? – воскликнула мисс Эппл, высоко подняв левую бровь. – Кто же вас винит? В этом виноваты совсем, совсем другие люди. Вот только жалостью вашей дети вместо одеяла не укроются и на хлеб её не намажут. Вместо жалости попытайтесь сделать этот мир, как говорит наша дорогая мисс Гриммет, чуточку лучше. В вашем случае просто хорошо исполняйте свои обязанности и постарайтесь не сентиментальничать почём зря, – строго посоветовала директриса, взглянув на часики. – А вы, мисс Адамсон, ко всему прочему ещё и болтливы, – с осуждением заявила она. – Четвёртый час! Так мы ничего не успеем. Пойдёмте скорей, я покажу вам мастерские и нашу пещеру Аладдина, а после вы займётесь картотекой и письмами. Вы так и не сказали, что у вас с почерком?
Почерк у Оливии был обычный, ничего выдающегося, но признаться в этом она не успела. Синяя дверь вдруг без стука распахнулась, и на пороге вестибюля в мягком послеполуденном свете возникли три тёмные фигуры в белоснежных крылатках, скрывающих лица. Одна из них шагнула вперёд и, с показным смирением сложив пухлые розовые ладони у груди, певуче возрадовалась:
– Ну до чего приятно, мисс Эппл, что вы решили нас встретить! А я уже боялась, что мы свалимся вам как снег на голову. Не возражаете, если мы с сёстрами совершим маленькую прогулку по вашему чудесному Сент-Леонардсу, о котором мы столько слышали?
Дальнейшее вовсе не напоминало маленькую прогулку, скорее тщательное инспектирование, и от Оливии не укрылась ни холодная, старательно сдерживаемая ярость мисс Эппл, ни завуалированные колкости, на которые была так щедра сестра Фаустина. Само собой, и директриса, и гостьи вели себя безупречно вежливо, но сквозь учтивые фразы сквозило ледяное противостояние, и каждое слово обретало двоякий смысл, недоступный для понимания Оливии.
Например, в прачечной, которой гостьи уделили самое пристальное внимание, мисс Эппл с непроницаемым выражением лица процитировала Послание к коринфянам о звенящей меди, на что сестра Фаустина, осматривая устрашающего вида машину для отжима белья, парировала строкой из Писания о злачных пажитях. В умывальной сёстры с дружным осуждением осмотрели зеркала на стенах, в библиотеке разговор коснулся легкомысленных дамских романов, в дортуарах – отсутствия на прикроватных столиках Библий и слишком мягких, по мнению сестёр, матрацев. Пожалуй, только стеклянная галерея над вестибюлем удостоилась их одобрения. Глядя сквозь прозрачный потолок на проплывающие над головой облака, сёстры удовлетворённо улыбнулись и обошлись без комментариев.
Позже, в гостиной, пока гостьи бесцеремонно, словно перед покупкой, осматривали резную тиковую мебель и вазы минтонского фарфора, до Оливии стало доходить, что дело тут явно нечисто, а уж когда одна из монахинь, приземистая сестра Фредерика с квадратным лицом и плечами, как у боксёра из Сохо, перевернула кресло, чтобы посмотреть, чем оно набито, сомнений не осталось никаких. Реакция мисс Гриммет лишь подтвердила догадки Оливии.
Пробегая тяжёлой рысцой мимо гостиной и поначалу не заметив незваных гостей, она, стоя в дверях, принялась тараторить:
– Трёх, мисс Эппл, дорогуша! Трёх зеркал всё равно не хватает! Я уж всё у этого негодника обыскала, да без толку. А ведь товар отправлять в пятницу, и задерживать никак не годится! – Глаза её расширились, и к щекам прилила кровь, когда в поле зрения появилась не только мисс Эппл, но и три монахини в серых одеяниях тусклого мышиного оттенка.
Выражение лица мисс Гриммет не оставляло простора для разночтений – сёстрам Благодати в Сент-Леонардсе явно были не рады.
– Позже, мисс Гриммет. Мы поговорим об этом позже, не сейчас, – голос директрисы звучал резче обычного. – А пока пришлите ко мне Энни. Нужно показать мисс Адамсон, нашему новому секретарю, второй этаж и комнату с готовыми заказами. Пусть Энни раздаст девочкам материалы для самостоятельной работы и придёт как можно скорее. И передайте миссис Мейси, чтобы поставила чайник. Наши гостьи перед уходом наверняка пожелают выпить по чашечке чаю с её коричными слойками.
Когда мисс Гриммет отправилась исполнять поручения, сестра Фаустина, благообразная, румяная, с полными губами и маленьким хищным носиком, изящно принюхалась. Аромат корицы и правда слышался столь отчётливо, будто где-то совсем рядом располагалась пекарня, и лицо монахини отразило сложную гамму чувств.
– Как это любезно с вашей стороны. Однако я вынуждена отказаться. В эти дни мы с сёстрами воздерживаемся от мирских радостей и проводим время в посте и молитвах. Я, мисс Эппл, наслышана, что вы привыкли баловать своих подопечных. Разве вас не заботят их бессмертные души? Плоть человеческая слаба, и то, что для неё радость, для души – погибель. Разве не разумнее приучать этих детей к воздержанию, дабы укрепить их дух и не дать скатиться в пучину порока?
От неловкого движения мисс Эппл, возвращающей в этот момент вазам на каминной полке строгую симметрию, фарфор мелодично звякнул. Тем не менее, когда директриса обернулась, то казалась совершенно невозмутимой, лишь на щеках проступил румянец негодования.
– У нас светское заведение, сестра. И наши дети слишком долго обходились без мирских радостей, чтобы отказывать им в куске сладкого теста. А теперь, если вы закончили здесь, могу я предложить вам осмотреть систему водоотвода и котельную? Или вас интересуют исключительно прачечные и мебель?
– Почему именно я?
По правде говоря, Энни Мэддокс изнывала от любопытства. Среди девочек из её мастерской только и разговоров было, что о новом секретаре, и ей не терпелось убедиться, так ли похожа мисс Адамсон на своего брата, как все говорят, ведь, открывая ей двери, она лишь мельком взглянула на неё.
– Потому что я занята, а мисс Данбар помогает с готовкой для завтрашнего обеда. Комитетские прорвы вечно съедают всё до крошки, так что работы у нас невпроворот. Делай, что сказано, Энни, и не спорь. И без твоих капризов забот хватает, – огрызнулась мисс Чуточка и, переваливаясь на плоских ступнях, как раскормленная утка, ушла к своим подопечным.
И всё же Энни торопиться не стала. С новенькой надлежало повести себя по-умному, а для этого не годилось суетиться и являться по первому зову. Энни не спеша раскроила ткань и выдала каждой ученице образцы вышивки и катушки крученого шёлка. Оставив за старшую Эмили Бидди, самую недотёпистую девочку, которая никак не сумела бы поколебать её авторитет, она вышла в коридор и приколола к лифу платья брошку, унесённую из комнаты мисс Лавендер. Взбила пышные шёлковые оборки, пригладила волосы, пощипала щёки и только тогда с достоинством, безо всякой спешки, спустилась на первый этаж.
Мисс Адамсон она нашла в гостиной. Без шляпки и пальто внешность той производила ошеломляющее впечатление – в первое мгновение Энни показалось, что это Филипп Адамсон, неистощимый на выдумки, нахлобучил парик и переоделся в дамскую одежду. (Однажды, накрутив на голову полотенце и взяв подмышку коробку с овсянкой вместо гавкучей собачонки, он весьма ловко пародировал одну из дам-попечительниц, и на кухне все животики надорвали, до того потешно он представлял тонкий жеманный голосок достопочтенной Ливси и её обезьяньи ужимки.)
Однако, когда девушка поднялась ей навстречу, наваждение рассеялось. Её лицо с гладким чистым лбом и высокими скулами было бледнее и уже, чем у мистера Адамсона, и совсем не такое забавное. Волосы светлее, с чуть заметной рыжиной, глаза наоборот – темнее и ярче, того оттенка, который в палитре Дольфуса зовётся туманно-голубым. Улыбалась она приветливо, но взгляд у неё был цеплючий, и чувствовалось в нём что-то опасливое, настороженное, отчего Энни сразу оживилась. Чужая неуверенность и смущение всегда её ободряли, ведь это говорило о том, что противник не владеет ситуацией, а значит, не претендует на превосходство и не сможет причинить ей вред.
– Вы, должно быть, мисс Мэддокс? А я – Оливия Адамсон. Новый секретарь приюта, взамен мистера Адамсона.
Новенькая сделала шаг вперёд и опять разулыбалась. Зубы у неё оказались белые, ровные, как у всех чистюль, кто всегда ел досыта и никогда не получал хорошей взбучки.
– Мне уже рассказали. – Энни решила не спешить, чтобы новенькая не приняла её за лёгкую добычу, и приподняла подбородок для солидности. – А вы знаете, что эта работа очень сложная и ответственная, мисс Адамсон? Вы уверены, что справитесь с ней?
– Да, меня предупредили, – улыбка на лице девушки погасла, и Энни похвалила себя за правильно взятый тон. – Я надеюсь оказаться полезной и оправдать ожидания. Ведь мне так нужна эта работа, – прибавила она после паузы, кротко опустив глаза.
Эта, по-видимому, была не из задавак, вроде гадкой Лавендер, и Энни смягчилась. Её любопытство разгоралось с каждой секундой всё сильнее, и она была уже не в силах противиться охотничьему зову. От новенькой шло устойчивое ощущение недосказанности, тайной преднамеренности, скрытых мотивов, и, хоть Энни и не мыслила такими понятиями, её врождённое чутьё, как и всегда, направило её по верному следу.
Предвкушая, что вскоре обзаведётся ещё одним экземпляром для своей коллекции, и рассудив, что момент явно подходящий, она поправила брошку и призналась:
– Мои родители, мисс Адамсон, сейчас в Южной Родезии. По правительственным делам, если вы понимаете. Они со дня на день вернутся за мной, но пока я здесь, можете обращаться за помощью. Мисс Эппл прислушивается ко мне. У меня к ней особый подход, и я – её правая рука. И лучше бы вам не сбл