– Но я не хочу никому вредить, Энни, пойми! Мисс Эппл была так ко мне добра…
– Добра?! К вам?! А раньше она была добра только ко мне, – очередные бусины, как градины с разъярённого грозового неба, упали в коробку, и Оливия поняла, что ей не следовало упоминать о доброте мисс Эппл.
– Подумай сама, Энни, если ты навредишь кому-то в приюте, то это неминуемо скажется на мисс Эппл. Ты ведь любишь её? Ты ведь не хочешь причинить ей вред?
Здравый смысл – оружие, на которое опрометчиво полагаются те, кому неведомо, что такое существовать в вечном тумане болезненных фантазий – не помог. Энни пожала тщедушными плечиками и вновь растянула сухие обветренные губы в издевательской улыбке:
– Всегда приходится выбирать, мисс Адамсон. А вы не знали? Всегда. Главное – что стоит на кону.
Глаза Энни – серые, сумрачные, блестящие, словно бусины, которые она спарывала с бархатных заготовок, – ярко сияли на её бледном лице с очень светлыми бровями и ресницами, и этот контраст вкупе с тяжёлым взглядом пожившего, обозлённого человека придавал её облику нечто чужеродное. Оливии пришло на ум, что в колыбельку Энни-малютке явно никто не вложил ни венка из маргариток, ни тминного семени, ни душицы, и вот результат – дитя кобольда, подменыш, сидит перед ней, скалит, забавляясь, мелкие, хищные зубки.
– Да не переживайте вы так, мисс Адамсон, – посоветовала Энни, с удовлетворением наблюдая за её внутренней борьбой. – Я никому не скажу о том, что вы сделаете с праздничным обедом. Это будет наш секрет. Ведь могут же быть у друзей секреты от остальных, верно? Вы сами так говорили! – и она разразилась скрипучим неестественным смехом, точно и правда в её жилах текла не человечья кровь, а прозрачный древесный сок.
Глава двенадцатая, в которой Энни Мэддокс во время чаепития ведёт себя безумнее, чем Шляпник, а леди Аннабель лишается головы
Всё оставшееся до визита попечителей время Оливию преследовал страх разоблачения и ожидание скандала, который вот-вот разразится в Сент-Леонардсе. Действительность оказалась куда хуже её фантазий, но до этого было ещё далеко.
День шёл своим чередом. Вернувшись в кабинет мисс Эппл, Оливия продолжила сражаться с печатной машинкой и сортировать почту, автоматически выполняя распоряжения директрисы и вздрагивая всякий раз, когда в дверях появлялся кто-то из персонала. Ей казалось, будто все вокруг понимают, что она собирается совершить, и ладони её мелко дрожали, и тонкий шифон блузки неприятно липнул к спине. Когда дети, вернувшись из школы, затеяли игры на лужайке, даже в их звонких голосах ей чудился упрёк.
Терзания эти были невыносимы, особенно учитывая, что сведения о Филиппе, обещанные Энни, могли оказаться ложными или вовсе не иметь значения. Выбор, всегда приходится делать выбор, вспомнились ей недавние слова мучительницы, и Оливия тяжко вздохнула, чувствуя глубокое отвращение и к Энни, и к самой себе.
– Что с вами, мисс Адамсон? – директриса повернулась и посмотрела на неё поверх очков. – Я уже полчаса слушаю ваши вздохи. И вы что-то очень уж раскраснелись. Это модные румяна? Или у вас температура? Пойдите к миссис Мейси, спросите у неё чашку горячей воды с лимонным соком. И даже не вздумайте разболеться, слышите? Этого нам только не хватало.
Оливия послушно отправилась в кухню, по пути кляня себя за несдержанность, но заходить внутрь не стала, прислонившись к стене. Она узнала басовитый рокоток воспитателя, ему вторил ворчливый дискант кухарки.
– …вдвое, миссис Мейси, вдвое больше, чем сейчас! И помощницу вам наймут. Ну, сколько можно, в самом деле, тащить всё на себе в одиночку?
– Да почему же в одиночку-то, мистер Бодкин? Старшие девочки у меня всегда на подхвате, и мисс Чуточка никогда в помощи не откажет. И новенькая вроде не безрукая оказалась, так что…
– Помощница для кухарки, миссис Мейси – это вопрос престижа. Самоуважения, если хотите. А жалованье? Ну, раз вам деньги не нужны, то может вам и вовсе от него отказаться? Мисс Эппл будет рада-радёшенька, уверяю вас! Купит ещё одну швейную машинку или пони заведёт, чтоб детишек позабавить!
«Чересчур нажимает. Зря он так», – подумала Оливия отстранённо, и в подтверждение её мыслей кухарка вспылила.
– А вы меня не науськивайте, мистер Бодкин! – что-то звякнуло, затем послышался яростный стук ножа по доске. – Мне, знаете ли, есть за что быть благодарной мисс Эппл. Вы дел-то этих не знаете, а туда же, суётесь. И мисс Данбар с пути сбиваете. Её-то вы тоже жалованьем завлекли или что другое пообещали?
Оливия вовремя укрылась в умывальной, потому что мистер Бодкин стремительно выскочил из кухни и неминуемо врезался бы прямо в неё. Как всех не очень умных, но одержимых амбициями людей, его безмерно задевало, когда окружающие замечали его хитроумные (так ему искренне казалось) манёвры.
Оливия пустила холодную воду, подержала ладони под серебряной струёй, побрызгала на лицо. Глядя в зеркало, прошептала: «Главное, что стоит на кону», – и слова эти оставили во рту полынную горечь, а зеркальный двойник смотрел внимательно, цепко, не скрывая осуждения. Она умылась, и хотя бы утих предательский румянец, и руки перестали трястись, как у мелкого неопытного воришки.
Вернувшись, она застала в кабинете младшую гувернантку. Та с нарочито покорным видом стояла перед директрисой, а когда Оливия протиснулась к своему столу, ухитрилась ей подмигнуть.
– …много раз об этом говорили, мисс Гриммет! Чтобы нарушать крупные правила, необходимо соблюдать мелкие. Дети должны носить приютские шапочки, когда идут в школу. Не нужно зря раздражать школьных инспекторов, к чему нам лишние проблемы?
– Виновата, мисс Эппл. Учту. Просто Эмили уж так просила, так просила ей позволить, чтобы коски ей не смять, вот сердце и не выдержало. – Мисс Гриммет, сама кротость и смирение, склонила повинную голову и быстро сменила тему: – Там привезли образцы тканей из лавки Метчема. Мисс Данбар хочет выбрать фланель, она покрепче будет, и цвет такой приятный – коричневый, немаркий. Говорит, что…
– Ну вот ещё! Это на летние-то платья? Почему меня сразу не позвали?
Мисс Эппл рывком выволокла из-под стола непослушную ногу и решительно встала, опираясь на столешницу. Взявшись за поданную ей трость, она распорядилась:
– И ещё проследите, чтобы новенький переоделся в чистое и вымыл уши и шею. И надо как-то справиться с Мисси, хочет она того или нет. Можете пообещать ей шестипенсовик. Хоть это и порочная практика, но сегодня всё должно быть безупречно.
– Да господь с вами, дорогуша! – обиделась младшая гувернантка. – У нас никто в замарашках не ходит. И к Мисси я подход знаю, так что обойдёмся без вашего шестипенсовика. Отмою дочиста, родная мать не признает! Нервничает, – пояснила она, – когда директриса вышла. – Просто комок нервов, а не женщина, и всё из-за этих, из-за комитетских. Но они ещё не знают, с кем связались. Мисс Эппл ради детишек готова на всё, буквально на всё! Так что и на этих управа найдётся. Ну что, милочка, вы у нас освоились? – она плюхнулась на стул и переключила внимание на Оливию. – Нам с вами повезло – вы и картинки малевать мастерица, и похозяйничать. А как вы с Энди-то управились лихо! И на братца-то вы как похожи! Одно лицо, ей-богу. Только вы чего-то бледненькая. А что он сбежал-то? Надоело ему у нас? Мисс Эппл жуть как на него злилась.
Охочая до сплетен гувернантка смотрела Оливии прямо в глаза, и той стоило изрядных усилий беспечно рассмеяться:
– Знаете, мисс Гриммет, Филипп с детства такой. Увлекающийся. Сегодня здесь, завтра там, – и она неопределённо помахала рукой. – Написал мне, что хочет развеяться. Я ему, конечно, сделаю внушение, когда вернётся.
– Ой, толку-то, – усмехнулась гувернантка. – Молодые джентльмены все такие, пока не женятся да не остепенятся, а некоторым и это не в помощь. До пятого десятка всё как мальчишки. А правду говорят, что у вас отец скрипач знаменитый? Энни разболтала, вы не думайте, мы сами-то сплетни не особо жалуем.
– Пианист, мисс Гриммет, не скрипач.
– Чего ж он вас работать-то заставляет, если знаменитый?
– У него новая семья, мисс Гриммет, и мы не поддерживаем связь. Мы с братом сами по себе, так было всегда.
Оливия говорила всё холоднее и холоднее, давая понять собеседнице неуместность таких личных вопросов, но та не унималась.
– Ты смотри, как оно бывает! Ох уж эти джентльмены… И знаменитые, видать, не лучше прочих. Дети-то у него есть от новой супружницы? – гувернантка устроилась поудобнее, намереваясь уютно поболтать о том о сём, но тут с лужайки перед домом послышались вопли и нецензурная брань.
– Ой, это Присси, не иначе! – безошибочно определила она источник переполоха. – Ну, и влетит же ей, если мисс Эппл услышит! Опять разгалделись, галчата. Тяжко с ними стало в последнее время, – пожаловалась она, нехотя поднимаясь. – Одни носом клюют, спят на ходу, еле нитку в иголку вдевают, другие скачут, как бесенята, никак их не угомонишь. А Присси-то уж совсем распоясалась. Розги по ней плачут, да только у нас такое не в ходу. Ещё бы Энни рук не распускала… – младшая гувернантка с трудом поднялась из низкого кресла и подмигнула: – Забегайте ко мне вечерком, поболтаем. И с Энни поменьше знайтесь, оно вам ни к чему.
– Почему вы мне это говорите, мисс Гриммет? – от слов гувернантки все страхи Оливии о разоблачении вернулись.
– Так она на кухне всем разболтала, что вы с ней лучшие подруги. Потому и говорю: ни к чему это вам. Приятней гадюку в подружки взять, чем нашу Энни. Не человек она, а перекидыш. Будь моя воля, я бы в полнолуние её в кладовке запирала, от греха подальше.
Хлопнула дверь, и через минуту Оливия увидела из окна, как мисс Гриммет сгребла в охапку лягающуюся нарушительницу спокойствия и невозмутимо потащила в дом, девочка же обмякла, точно котёнок в зубах матери, и, мгновенно успокоившись, прильнула к гувернантке, которую, по всей видимости, нисколько не боялась.