Директриса сняла очки и потёрла усталые глаза. За окнами давно сгустилась вечерняя душистая прохлада, но в кабинете пахло не свежестью, а разлитыми чернилами, и откуда-то тянуло рыбным запашком.
Мисс Эппл принюхалась, посмотрела под ногами, под креслом. Вытащила, наконец, из-под него рыбий скелетик, дочиста обглоданный Табитой, и бросила в мусорную корзину, туда же, где валялось скомканное письмо бездетной четы Мэддокс.
Мистер Бодкин и мисс Данбар спешили каждый по своим делам, но, столкнувшись в коридоре, где после десяти вечера гасли лампы, всё же остановились. Помолчали неловко, наконец, не сговариваясь, отошли к окошку, где сияние фонаря высветило на подоконнике мелкие трещинки, как на старых холстах.
– Я и не подозревала, что вы изберёте такие методы, – холодно прошептала старшая гувернантка. – Испортить обед, на который мисс Эппл возлагала столько надежд…
– Что вы! – мистер Бодкин, казалось, был искренне возмущён. – Клянусь вам, я к этому непричастен! Я полагал, что это сделали вы.
– Я?! И вы могли обо мне такое подумать? – гувернантка явно ему не поверила и вообще шептала так запальчиво, что её дыхание обдавало лоб мистера Бодкина горячими дуновениями. – Это всё из-за того, что сказала Энни, да?
– Ох, ну зачем вы так, – вяло запротестовал мистер Бодкин. – До меня и раньше, признаться, доходили некоторые слухи, но я всегда пропускал их мимо ушей. Мало ли что люди болтают. Тем более Томас рассказывал мне, что творилось на Вестери-роуд. Я вообще всегда считал, что произошедшее – это нелепая, страшная случайность, уверяю вас! Так сказать, кара небесная. К тому же никого ведь не арестовали. Если бы… Ну, понимаете… Если бы полиция кого-то подозревала… Или имелись бы улики… В общем, я ни минуты не думал, что вы в чём-то замешаны, любезная мисс Данбар. Вот ни минуточки, честное…
С гувернанткой явно происходило что-то не то. Куда-то исчезла её привычная покорность, и взгляд тёмных глаз стал колючий, недоверчивый.
– А скажите-ка мне, мистер Бодкин, вот как на духу скажите: почему вы сделали мне предложение? Всё из-за новой должности, да? Чтобы и соперницу устранить, и интриги…
– Что, простите?.. Соперницу, мисс Данбар? – такое предположение мистера Бодкина почти развеселило.
– А разве нет? Я старшая гувернантка, мистер Бодкин, и служу в Сент-Леонардсе дольше, чем вы. Что здесь смешного? Так вы ответите? Почему вы сделали мне предложение?
В замешательстве мистер Бодкин поковырял уголок подоконника, сняв тонкий лепесток сохлой краски, но деваться было некуда. Эта новая мисс Данбар – незнакомая, решительная, совсем не такая, какой он её считал – каким-то странным образом подавляла его.
– Ну, понимаете… Вы женщина хозяйственная, возраст опять же у вас подходящий, чтобы, значит, без глупостей и без нелепых запросов, да и некоторые накопления у вас имеются… Вот я и подумал, что так и дом под женским приглядом будет: приготовить там, постирать, убраться. Ну, и вы ко мне с благодарностью…
– С благодарностью, значит, – кивнула старшая гувернантка, и ноздри её раздулись. – Вот уж спасибо, мистер Бодкин, ваша откровенность дорогого стоит.
Мисс Данбар выпрямилась и расправила плечи. Это оказалось очень приятно – больше не надо было сутулиться, стараясь выглядеть меньше ростом, и изображать из себя хрупкое существо, что с её комплекцией и складом характера представлялось сомнительной затеей.
Она удалилась с высоко поднятой головой, а мистер Бодкин, только сейчас заметив на ногах её не розовые лодочки с кокетливыми бантиками, а старые коричневые туфли, похожие на большие начищенные утюги, в очередной раз подумал, что женщины – существа крайне нелогичные, и их поступки не поддаются ни прогнозу, ни осмыслению.
В то время как мисс Данбар окончательно распрощалась с грёзами о чайном сервизе в незабудках, Оливия с благодарностью приняла из рук мисс Гриммет чашку с горячим какао.
В комнате младшей гувернантки уютно потрескивали в камине угли, и горели две лампы под самодельными фестончатыми абажурами. На приставном столике у диванчика стояли вазочка с орехами и печеньем и тарелка с грушевым пирогом. Стены украшали эстампы с морскими видами Бретани, а на комоде, возле небрежной кучки бусин и пуговиц, высилась башня Эйфеля, собранная из спичек.
– Ваниль и чуточку кардамона, – объяснила мисс Гриммет, когда гостья с наслаждением вдохнула ароматный пар. – Это меня миссис Мейси научила. Она когда-то жила на континенте, в Амьене, кажется, так что толк во всём таком знает.
– Она и правда хочет уволиться?
– Да не, какое там, – мисс Гриммет махнула рукой. – Больше кипятится, так, для виду.
– Но ведь всё равно всем придётся искать новое место, – резонно заметила Оливия. – Мисс Эппл сказала, что комитет уже принял решение.
– Как приняли, так и передумают! – категорично заявила младшая гувернантка. – Мисс Эппл не позволит нас разогнать. Но сэр Джеймс-то каков нахал! Каков наглец, а? Натравил на нас серых сестричек, ходили тут, все вынюхивали да высматривали, будто им весь дом на блюдечке поднесли. Это он ей так нервы треплет, мерзавец. Всё никак смириться не может, что его отцу мисс Эппл оказалась больше по сердцу, чем собственный сынок.
– А что, мисс Эппл была так дружна с лордом Фитцгевереттом-старшим?
– Ну, когда-то и старый лорд, светлая ему память, и мисс Эппл, оба мечтали, что она войдёт в этот дом законной хозяйкой. Да только жизнь-то, она свои планы имеет, и кто ж знал, что она, бедняжка, с лошади сверзится и переломается вся, а сынок его слово данное заберёт и помолвку расторгнет. Год целый она пластом лежала – ни рукой, ни ногой. Вот он, видать, и не захотел с калекой жизнь связать, да оно и понятно, кому ж такое в радость? Хотя отец его сильно тогда, говорят, обозлился. Мисс Эппл-то для него все равно что дочь была, так он к ней душой прикипел.
Приглушённо скрипнула дверь чёрного хода, и мисс Гриммет шикнула на Оливию и кинулась к окошку. Аккуратно отвернув край шторы, она выглянула в сад и осуждающе, но и с некоторым удовлетворением завзятой сплетницы, поцокала языком:
– Глядите, глядите, опять поскакала! Воспользовалась неразберихой, чтобы не отпрашиваться!
– И часто она так? – Оливия резво подбежала к гувернантке и тоже выглянула в окно.
– Да вот в последнее время опять начала. И вчера её всю ночь не было, и сегодня, видимо, до утра не будет. А с виду такая приличная! – и мисс Гриммет ханжески закатила глаза. – Ой, оглядывается! – она метнулась в сторону, тесно прижавшись к Оливии, и та ощутила смесь запахов лавандового мыла и карболки. – Связалась с коммивояжёром, не иначе, – прошептала гувернантка. – Он ей весточку подаст, и она бежит вприпрыжку к нему в отель. Непотребство такое, господи…
Пока они наблюдали в окно, дверь комнаты приоткрылась буквально на десяток дюймов, и в получившуюся щель просочился Энди Купер. Шустро забравшись с ногами на диванчик у камина, он принялся, точно голодная белка, набивать рот орехами.
– Энди! Негодник такой! Ты чего опять без спросу? Вот подавишься, задохнёшься и умрёшь!
Мисс Гриммет убрала вазочку на этажерку и заставила мальчика выплюнуть в салфетку непрожёванные кусочки. Потом отрезала мягкую часть пирога, из серединки, и поднесла к его губам свою чашку какао.
– Давай-ка, жуй как следует! И запивай. А то опять мне тут всё уделаешь, как в прошлый раз, – гувернантка усадила ребёнка на колени и пригладила ему волосы. – Люблю маленьких, мисс Адамсон, вот страсть как люблю! – поделилась она. – Пока не выросли и не выучились всяким пакостям. Своих-то у меня уже не будет. И всегда, когда с малышнёй вожусь, вспоминаю отца с матушкой и братика. Как мы жили в Чиппинге, как у матушки бархатцы в ящиках цвели… Золотое времечко было! Ну, да что вспоминать… Было да прошло, не об чем сейчас и говорить.
Она пересадила мальчика поближе к огню и принялась варить на плитке новую порцию какао.
– Ну, а вы-то, мисс Адамсон, с братцем дружны или как? У таких, как вы, говорят, связь особая, потусторонняя. Один палец порежет – второй слезами заливается. Всегда мне интересно было: врут или правда?
Ни с кем из приюта Оливия не собиралась обсуждать Филиппа, но тут не выдержала. Тревога за брата, волнения этого длинного дня, тяжелейшее чувство вины перед мисс Эппл – всё смешалось и заставило её чувствовать себя запутавшейся, а ещё беспомощной, будто ей снова десять лет, и нет никого рядом, кто дал бы ей надежду. Да ещё эти длинные коридоры, как в пансионе Святой Урсулы – и одиночество, испытанное в детстве, вновь сжало сердце ледяными щупальцами.
– Раньше были дружны, мисс Гриммет, а сейчас… Не уверена. Даже очень близкие люди не всегда знают, что творится у другого в душе, и близнецы тут не исключение. В детстве мы оба мечтали никогда не расставаться, но в прошлом году я поняла, что мы желаем разного, и наши пути неизбежно разойдутся, это лишь вопрос времени. Сегодня я даже не знаю, где он и когда вернётся, – Оливия улыбнулась, чтобы скрыть блеск подступивших слёз, и поспешила извиниться: – Простите, мисс Гриммет, что-то я совсем расклеилась. Не годится мне вам жаловаться, у вас и своих забот сейчас хватает.
– Да какие у меня-то заботы, дорогуша? Вот у мисс Эппл… А дурные мысли вы от себя гоните прочь, мисс Адамсон, – посоветовала она. – Гоните, гоните, а то они к вам дорожку протопчут, потом не обрадуетесь. Вот, выпейте ещё горяченького, сразу чуточку спокойнее станет… Вернётся ваш братец, покуролесит и вернётся… Энди, негодник! А ну, отошёл! – прикрикнула мисс Гриммет на мальчика. – Ещё чего не хватало!
Пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, Энди придумал новую забаву: вытащил из кармана гувернантки платок и набросил его себе на лицо. Весёлого в такой игре было немного, и мальчик, сопя, пожевал уголок, а потом скомкал платок и бросил его в камин. Тот мгновенно скукожился, вспыхнул, заплясал мерцающий столбик огня – и ребёнок расплылся в улыбке, радостно затопал, оглянулся, точно искал одобрения своему поступку.