Гувернантка в сердцах сгребла мальчишку в охапку и передала его Оливии.
– Всё, мисс Адамсон, дорогуша, тащите его в постель и укладывайте! Меня ноги еле держат, и спина разнылась. Денёк-то какой выдался, а?
Ребёнок цепко обхватил Оливию руками и ногами, прижался горячим тельцем, а голову доверчиво пристроил ей на плечо. Он притих, и вид у него стал обманчиво невинный, хотя на ангелочка Энди всё равно ничуть не походил.
Расставаться с Оливией он не захотел. Как ни старалась она уложить его в дортуаре мальчиков, где все уже спали (или же убедительно притворялись), он ни в какую не желал её отпускать, всякий раз начиная жалобно хныкать.
– Послушай, я тоже с ног валюсь, – наконец, взмолилась Оливия шёпотом. – И либо я улягусь в твою кровать, либо ты в мою! – от этих слов Энди лишь прижался к ней ещё сильнее. – Значит, решено. Но если начнёшь кусаться – будешь спать на полу! – пригрозила она, поднимаясь со своей упрямой ношей на третий этаж.
В комнате Оливия без всяких церемоний стянула с мальчишки курточку и приглашающим жестом откинула одеяло. Энди скользнул под него и принялся крутиться, пыхтеть, сворачивать простыни в кокон – деловито обустраиваться, как мелкий зверёк в ночную пору, – а потом затих, и, когда Оливия погасила свет, переоделась в пижаму и улеглась рядом, прижался к ней, зашептал что-то неразличимое и тревожное.
Вспомнив, как няня Сибли успокаивала их с Филиппом ночные кошмары, Оливия тихонько спела про мельника и туфельку Дженни, поглаживая Энди по тёплой короткостриженой голове. Тот какое-то время внимательно слушал, а потом и сам начал издавать странные, скрипучие звуки, будто неисправная виктрола, передающая землянам послание иномирцев с далёких звёзд: «…семь зеркал разбей к удаче счастье ждёт нас не иначе не годится нам грустить не годится слезы лить чтоб осилить долгий путь нужно крепко нам уснуть на рассвете нам вставать счастье за морем…»
Энди умолк на полуслове, угасли звуки старой песенки, и одеяло превратилось в тяжёлое облако – ни пошевелиться, ни выбраться. Оливия провалилась в сон. Два испуганных ребёнка уснули, тесно прижавшись друг к другу, хотя в комнате было тепло.
А в гостиной Сент-Леонардса окна были отворены настежь, и от мартовской ночной прохлады Энни Мэддокс спасала только лёгкая диванная накидка. Однако Энни не мёрзла – сердце её перестало биться ещё два часа назад. В то время как мисс Данбар окончательно прощалась с матримониальными планами, мисс Лавендер пробиралась тёмными переулками Бромли, мисс Гриммет с Оливией подкреплялись горячим какао, а доктор Гиллеспи искал потерянную тетрадь, тело Энни медленно остывало, и нарядное шёлковое платье превращалось в погребальный саван.
Глава четырнадцатая, в которой пророчество мисс Лавендер исполняется с точностью до наоборот, а Оливия вновь становится полицейским осведомителем, но на этот раз неофициально
На следующий день Хильда Данбар проснулась в самом дурном расположении духа. Вчерашние события и неизвестность, нависшая над Сент-Леонардсом, поколебали её стойкость, и она чувствовала себя беспомощной и жалкой перед лицом грядущих перемен. А тут ещё и это…
Сразу после того, как старших воспитанников проводили в школу, а младших усадили завтракать, мисс Данбар собрала доказательства и отправилась к директрисе.
Мельком кивнув Оливии, сидевшей у окна, она выложила на стол целлулоидные кукольные головки и тряпичные тельца в разорванных платьицах.
– Вот, мисс Эппл, полюбуйтесь. Это уже переходит всякие границы, вы не находите? Пора признать, что Энди Купера не исправить, как бы вам ни хотелось верить в обратное. Его необходимо отправить в Тутинг. И я вынуждена настаивать, чтобы комнату с готовыми заказами запирали на ключ. Вчера – леди Аннабель, сегодня – куклы из игровой. А что будет завтра? Анна Болейн опять лишится головы по милости мелкого пакостника?
– Вы уверены, мисс Данбар, что это сделал именно Энди?
– Кто же ещё?
После недолгих размышлений мисс Эппл вздохнула:
– Хорошо, мисс Данбар, ваша взяла. Возьмите ключ и заприте двери в зал. Но сначала заберите это, – она кивком указала на изуродованных кукол, – и отнесите мисс Лавендер. Уверена, она сумеет вернуть их к жизни. А вы, мисс Адамсон, пришлите ко мне Энни. Девочка отдохнула, успокоилась, так что пора разобраться со вчерашним недоразумением. И зайдите потом к миссис Мейси, узнайте, не нужна ли ей помощь.
Оливия отправилась исполнять поручения в озвученном директрисой порядке. Пока мисс Данбар собирала в коробку из-под писчей бумаги кукольные останки, она успела пройти в гостиную, раздёрнуть шторы и сдвинуть вниз створку окна, поёжившись от утренней колкой прохладцы.
– Энни, ты проснулась? – спросила она негромко. – Уже половина восьмого, и мисс Эппл велела передать, что ждёт тебя в кабинете. Не бойся, она не сердится. Просто хочет поговорить.
Последнюю фразу Оливия произнесла как можно мягче, чтобы подбодрить девушку. Узнав, что той довелось пережить, теперь она не испытывала к ней ничего, кроме сочувствия. Злость, досада, неприязнь, порождённая её дурными выходками – все эти чувства померкли, ведь по справедливости их мишенью являлись другие люди.
– Ладно, Энни, что уж там! Что сделано, то сделано, а всю жизнь под одеялом не просидишь. Давай-ка лучше умоемся, позавтракаем и попробуем сделать пару набросков для твоего будущего портрета.
Когда и эти её слова остались без ответа, Оливия перешла к решительным действиям и тотчас об этом пожалела.
Сдёрнув диванную накидку, она как-то сразу всё поняла, хотя до сих пор ни разу не видела мертвецов вот так вот, один на один, лицом к лицу, и чтобы рядом никого больше не было, совсем никого, словно в целом мире осталась только она и мёртвая, абсолютно точно мёртвая Энни, в таком мятом платье, что хотелось разгладить его, уложить оборки как следует, ведь не годится, если юная девушка валяется, будто сломанная кукла, а ведь сейчас и не скажешь, что ей все двадцать, нет, не скажешь, даже ладони, даже пальчики с обгрызенными до мяса ногтями, и тонкая шейка, и мягкие, всё ещё мягкие, но потускневшие волосы, в самом деле, потускневшие, совсем как пёрышки у мёртвой птички, и такая холодная кожа, Господи, как холодны её руки, Господи…
Оливия очнулась и резко выпустила ладонь Энни с уже негнущимися, окоченевшими пальцами. Ей вдруг захотелось исчезнуть, а после очнуться в мире, в котором у людей не бывает таких заледеневших ладоней и таких старческих, смирённых перед ликом вечного жнеца застывших черт. Что-то внутри неё сжалось с такой силой, что скрутило живот, но она приказала себе собраться.
Поднявшись с колен и шагая очень прямо, хотя каждое движение давалось ей с трудом, Оливия вышла из гостиной и столкнулась в коридоре с мисс Данбар. Обе отпрянули, из коробки выпала кукольная головка и покатилась по плиточному полу, забавно подпрыгивая.
– Энни мертва, – произнесла Оливия хрипло и повторила, не сводя глаз с ошеломлённой гувернантки: – Энни мертва, мисс Данбар. Нужно вызвать полицию и проследить, чтобы никто ничего не трогал до их появления.
Пророчество мисс Лавендер, брошенное ею как-то в сердцах, не сбылось. Энни Мэддокс оплакивали все, исключая лишь мисс Эппл.
Даже Оливия, знавшая усопшую всего несколько дней и далеко не с самой лучшей стороны, не сумела сдержать слёз, ведь кроме естественной скорби от ухода очень юной девушки, почти ребёнка, она теперь ещё сильнее тревожилась за брата, исчезновение которого выглядело на фоне внезапной гибели Энни уже не загадочно, а зловеще.
Да, на теле Энни не обнаружилось никаких следов внешнего воздействия, это Оливия проверила в первую очередь. Само собой, осмотр она провела поверхностный, и он лишь позволял заключить, что Энни не была задушена, зарезана или умерщвлена с явным применением какого-либо оружия. Она лежала на спине, чуть завалившись набок и молитвенно сложив ладони, и казалась спящей, если бы не явное наличие rigor mortis17 и не отсутствие чего-то такого, что сразу и бесповоротно отличает живого человека от того, чья душа покинула бренное тело и перешла в мир теней.
Вернувшись на кухню, где в ожидании полиции собрался весь персонал, Оливия не сумела заставить себя войти внутрь. Так и застыла на пороге, стараясь не привлекать внимания. И здравый смысл, и интуиция говорили ей об одном: смерть Энни не была случайной, и тот, кто совершил это злодеяние, находится здесь, прямо перед ней. И этот же человек виновен в исчезновении Филиппа.
Жив ли брат? Бьётся ли его сердце, увидит ли она ещё раз его улыбку? А если… если уже слишком поздно?.. «Господи, – взмолилась Оливия мысленно, – услышь меня! Я никогда и ни о чём тебя не просила, никогда не обращалась к тебе, но вот я, перед тобой, и готова на всё – ты знаешь, на всё! – только сохрани ему жизнь!»
Резкий всхлип миссис Мейси и последующие за ним рыдания отрезвили её. Не годится терять голову, не годится опускать руки. Сражение ещё не окончено, – вспомнились Оливии слова мисс Эппл, и она посмотрела на директрису, и не смогла отвести взгляд.
Яблоко-призрак – вот что пришло ей на ум. Как-то раз она видела такое во фруктовом саду пансиона – ледяная оболочка, пустой хрустальный сосуд с древа познания земных скорбей.
Директриса неловко, полубоком, сидела на стуле, и голова её мелко дрожала, точно у старухи. Глаза её были полузакрыты, дышала она тяжело, с присвистом, и выглядела так, будто вот-вот лишится чувств.
Оливия прошла в кухню и склонилась к уху младшей гувернантки:
– Мисс Гриммет, доктор ещё здесь? Боюсь, мисс Эппл требуется помощь.
– Ой, господи! – та взглянула на директрису и сразу передала рыдающую кухарку на попечение мисс Данбар. – Нет, дорогуша, он, как рассвело, на дежурство отбыл. Ну да мы и без него справимся. Сейчас, сейчас… – и она, вполголоса причитая, нацедила в узкую хрустальную рюмку то же лекарство, что и для миссис Мейси.