линой и сажей, и крайне взволнованный.
Оба эти события изменили обстоятельства дела бесповоротно. Если к этому часу у Тревишема и назрели сомнения в криминальной подоплёке случившегося (ну, ей-богу, никто не убивает из-за украденной книги, пудреницы или невнятных истеричных угроз), то после разговора с сержантом он всерьёз ощутил тревогу за Филиппа Адамсона.
В коридоре Добсон, чуть не лопаясь от гордости, сообщил:
– Вам обязательно надо взглянуть на это самому, сэр. Следуйте за мной, я покажу.
Тревишем ещё раз оглядел костюм и ботинки сержанта, вздохнул и отправился вслед за ним, полный самых скверных предчувствий.
Мисс Эппл, которой он приказал дожидаться его в кабинете, могла наблюдать в окно, как полицейские, высоко задирая ноги, бродят на раскисшем после утреннего дождя пепелище, и чванливый юный сержант размахивает руками, а инспектор морщится и закатывает брюки. Потом оба они присели на корточки и принялись что-то внимательно разглядывать.
Табита вспрыгнула ей на колени. Включила маленький моторчик внутри, требовательно уткнулась лобастой головой в ладонь. Мисс Эппл погладила кошку, почесала за ухом и приготовилась ждать дурных вестей. Как жаль, подумалось ей, в самом деле, как жаль… Арендованный на лето домик на побережье, ярды цветастого ситца, и восемнадцать соломенных шляпок, и наборы крокета, и парусиновые туфли для мальчишек – всё зря… И воздушные змеи на фоне дымчатой лазури, и воркотня мисс Данбар, что дети опять натащили в комнаты песка – теперь ничего этого не будет, теперь их точно закроют, и в бортовом журнале Сент-Леонардса появится последняя в его истории запись.
А инспектор Тревишем и сержант Добсон в этот момент с энтузиазмом золотоискателей рассматривали то, что очнувшаяся от зимней спячки земля с негодованием вытолкнула на поверхность.
– Вы-ызвать коу-унсте-еблей, сэ-эр? Или жэ-э мне заня-аться поисками самому-у?
Впервые обнаружив важную улику, сержант лучился самодовольством и растягивал гласные, как жадный скорняк беличью шкурку. Тревишем, осознав, что выговор уроженца графств Уэст-Кантри, внезапно проявившийся у Добсона, раздражает его гораздо сильнее, чем астматическое сопение прежнего помощника, решил обойтись без похвалы.
– Вызывайте, Добсон, и пусть поторопятся. Добейтесь, чтобы отправили Джонсона и Трипвуда, скажете, я так приказал. А сами отправляйтесь в Департамент. Делайте что хотите, но к шести, не позже, у меня должен быть отчёт баллистиков и результаты вскрытия. И снимите у персонала отпечатки пальцев. Отдадите в лабораторию. Выполняйте, сержант.
Отходя от места преступления и вытирая ботинки о прошлогоднюю траву, Тревишем искренне надеялся, что ещё не слишком поздно. Пять из десяти – тоже неплохие шансы, но обычно близких похищенной жертвы это утешает мало. К тому же, если уж совсем начистоту, после находки сержанта шансы Филиппа Адамсона остаться в живых резко сокращались.
– Ну, всё! Закусил удила мордатый, – сообщила остальным мисс Гриммет, наблюдая из кухонного окошка, как Тревишем шествует к парадному крыльцу с видом мрачным и таинственным. – Бедная душечка мисс Эппл! Мало ей сэра Джеймса, так сейчас ещё и этот привяжется. Этого-то не собьёшь, такой вцепится – до косточек обглодает.
То же самое пришло на ум и мисс Эппл, а потому, когда инспектор вернулся, директриса решила капитулировать перед неизбежным. Ведь порой отступить – это не признать поражение, а всего лишь проиграть в малом, чтобы сохранить самое ценное.
– Я хочу признаться, инспектор, и облегчить вашу с сэром Джеймсом задачу, – произнесла она негромко, поглаживая кошку, вздыбившую гребень на спине, как только Тревишем вошёл в кабинет. – Вина за гибель Томаса Хокли целиком и полностью лежит на мне, никто из персонала к этому не причастен, и я согласна понести заслуженное наказание. Моё место займёт мисс Данбар, старшая гувернантка, я же готова сложить полномочия в связи с несоответствием занимаемой должности.
– Что, простите?! И причём тут сэр Джеймс? – инспектор не ожидал так быстро и легко отыскать виновника, к тому же мысли его всё ещё вращались вокруг незавидной участи Филиппа Адамсона. – Мисс Эппл, вы понимаете, в чём признаётесь?
– Да, инспектор, разумеется, понимаю. Мои действия стали причиной гибели Томаса Хокли, которая произошла двенадцатого ноября прошлого года, и, поверьте, я глубоко раскаиваюсь в случившемся.
Директриса всё ещё поглаживала Табиту и внешне казалась спокойной, но кошка, чувствуя настроение хозяйки, округлила спину и смотрела на Тревишема с ненавистью, странной для такого маленького и, по его глубокому убеждению, безмозглого существа.
– И как же она наступила, смерть Томаса Хокли? – поинтересовался инспектор, стараясь не встречаться с кошкой взглядом.
– Газовая колонка во флигеле была неисправна, и я знала об этом. Прошлой осенью мы, наконец, закончили ремонт и переселили всех детей в основное здание, поэтому я не сочла нужным тратиться ещё и на флигель. Оставила его до лучших времён, и вот… Произошла трагедия. Поверьте, инспектор, я в полной мере осознаю свою ответственность.
– От кого вы узнали о неисправной колонке? И кто ещё об этом знал?
– Томас сам рассказывал незадолго до случившегося. А что до остальных… Наверное, все знали. Во всяком случае, никого из детей туда не пускали, хотя раньше они любили там играть. Флигель закрыли, и ключи хранились только у меня, у Томаса и у мистера Бодкина.
– Почему же Томас Хокли там оказался? Да ещё ночью?
– Это мне неизвестно, инспектор. Могу только предположить. Томас с трудом переносил запах краски и пыль. Начинал задыхаться, а в мужском крыле работы к тому времени ещё не закончились. Возможно, он уходил во флигель на ночь, чтобы не спать у себя. Не знаю… Но свою вину я отрицать не собираюсь. Если бы я не пожалела денег на ремонт колонки, Томас, скорее всего, остался бы жив. Вы меня сейчас арестуете, инспектор, или это как-то иначе происходит?
Директриса, наконец, согнала кошку с колен и теперь сидела с прямой спиной, с бравадой мученика приподняв острый подбородок и ожидая, по всей видимости, немедленного заключения под стражу. Тревишем хотел было вспылить, но переборол себя и лишь устало произнёс, вынимая из кармана портсигар:
– Не знаю, зачем вы мне голову морочите, мисс Эппл, но только Томас Хокли погиб не из-за неисправной газовой колонки. С высокой долей вероятности он был убит. Застрелен, если быть точным. Рано или поздно об этом узнают и остальные, а пока что я настоятельно прошу держать всё втайне. И мне нужно, чтобы все снова собрались в одном месте. Когда начнутся обыски, я продолжу опрашивать свидетелей.
– Убит?.. Томас? Инспектор, вы уверены? – директриса покачала головой, будто не могла поверить услышанному. – Нет-нет, это какая-то ошибка. Там же нечего было красть! Мы всё оттуда перенесли в дом!
– А почему вы решили, что это было ограбление? На территории приюта видели посторонних?
Тревишем оживился, но не слишком. Предварительная версия у него уже сложилась, однако он не хотел что-либо упустить.
– Насколько я знаю – нет, посторонних у нас не было. Хотя… Однажды Томас с кем-то бранился, с каким-то попрошайкой, как он сказал. Дети слышали. Но это вряд ли относится к делу.
– Вряд ли, – покладисто согласился инспектор, и, пока закуривал папиросу, позволил свидетельнице ещё какое-то время порассуждать, поохать, поубеждать его в том, что он ошибается в своих выводах, и уже после того, как та немного расслабилась, показал ей находку из тайника Энни Мэддокс.
Массивный ключ с гравировкой «Вестери-роуд, 28» произвёл неожиданно сильное впечатление. Тревишем впервые наблюдал, как свидетельница потеряла самообладание. Вцепившись в подлокотники кресла, она подалась вперёд, близоруко прищурившись и закусив губу, но быстро справилась с эмоциями и вернулась в прежнее положение, с нарочитым смирением опустив руки на тощие колени, обтянутые серым сукном.
– Вам известно о Вестери-роуд, не так ли? – инспектор деликатно выпустил дым в сторону, продолжая наблюдать за ней.
– Да, известно, – не стала запираться она. – Могу я узнать, инспектор, где вы его нашли?
– Среди вещей Энни Мэддокс. Но важно не это, мисс Эппл. Важно, кому он принадлежал и как попал сюда, в Сент-Леонардс. Вы должны рассказать мне всё, что знаете. Я жду. И можно убрать отсюда это животное? – инспектор устал быть объектом пристального и крайне недоброжелательного внимания.
Свидетельница помолчала, переглядываясь с кошкой.
– Боюсь, что нет, инспектор. Табита не уйдёт. У неё здесь дети. Но я всё вам расскажу, хотя и знаю, что сэр Джеймс…
– Так, мисс Эппл, давайте уясним раз и навсегда: сэр Джеймс не имеет никакого отношения к моему расследованию.
– Вот как? – свидетельница подняла левую бровь, не скрывая ехидства. – Тем не менее вы здесь, старший инспектор. Хотя я не думаю, что несчастный случай в таком маленьком заведении, как наш Сент-Леонардс, представляет интерес для Скотланд-Ярда.
– Рассказывайте, мисс Эппл. Не тяните время, – уже без всякой деликатности потребовал Тревишем, вынимая из папки чистый лист. – Сейчас вам стоит больше опасаться меня, а не сэра Джеймса. Если вы будете скрывать важные для следствия сведения, то в моей власти отстранить вас от управления приютом и отразить этот факт в рапорте.
Угроза возымела действие на свидетельницу, но симпатии к нему явно не добавила. Кошка, будто чувствуя настрой хозяйки, вновь распушила гребень на спине и принялась хищно следить за ногами инспектора, выглядывающими из-под стола.
– Рассказывать особо и нечего. Восемь лет назад на Вестери-роуд находился детский приют. Во время наводнения его затопило. Детей успели спасти, позже их распределили по другим заведениям. Вот, в общем-то, и всё.
Директриса умолкла, но невысказанное повисло в воздухе и смешалось с облачком сизого дыма под потолком. Тревишем хмыкнул и откинулся на спинку стула:
– Вы, мисс Эппл, забыли упомянуть ещё кое-что. Один маленький, но чрезвычайно важный факт. Когда вода опустилась, то на Вестери-роуд обнаружили тело директора приюта, мистера Прентиса, который по странному стечению обстоятельств не смог выбраться из подвала. Он погиб, мисс Эппл. Захлебнулся.