– Что же, сэр? Говорите как есть, прошу. Это касается Филиппа?
Лицо инспектора, такое непривычное без солидных пышных бакенбард, его покрасневшие от горячего чая губы, густые тёмные брови, глаза, смотревшие на неё с нескрываемым сочувствием – сейчас Оливии всё виделось, точно сквозь туманную дымку. Поблёкшие обои, старые картотечные шкафы в сумраке наступающего вечера – реальность словно распадалась на части, таяла на глазах, угрожая близким присутствием затаившейся беды.
– Нет, мисс Адамсон, речь не о вашем брате. Мисс Адамсон, вы слышите меня?!
– Да, инспектор, я слышу, простите.
– Соберитесь, мисс Адамсон, – посоветовал Тревишем со всей мягкостью, на какую был способен. – Некогда сейчас раскисать. Шансы найти вашего брата живым ещё есть. Так вот, в процессе расследования всплыли новые факты, ранее нам неизвестные. Здесь, в стенах Сент-Леонардса, вы что-нибудь слышали о Вестери-роуд?
– Вестери-роуд? Да, инспектор, во время припадка Энни что-то такое упоминала.
Пока Тревишем кратко озвучивал содержание бесед с персоналом, Оливия слушала его, не перебивая, одновременно и радуясь такой его откровенности, и ужасаясь ей. Насколько безнадёжным он считает это дело, если готов делиться с нею всеми подробностями расследования? Сколько шансов из десяти, по его мнению, остаются на долю удачного исхода? Спрашивать об этом она не стала. Задавая вопрос, будь готов услышать правдивый ответ, а она сейчас такой готовности не ощущала.
– Теперь вы понимаете, мисс Адамсон, почему я хочу, чтобы вы покинули приют? Тот, кто причастен к гибели мистера Прентиса на Вестери-роуд, после этого совершил ещё два преступления и не остановится перед третьим. И этот человек – здесь, в Сент-Леонардсе. У него сейчас земля под ногами горит. Представляете, на что он готов, чтобы спасти свою шею от виселицы?
– Миссис Мейси. Мисс Гриммет. Мисс Данбар. – Оливия, поочерёдно загибая пальцы, смотрела куда-то в сторону, не на инспектора, и тому стало зябко от того, как безжизненно звучал её голос. – В руках одной из них судьба Филиппа, так получается?
– Не совсем. Есть ещё кое-что, – вздохнул Тревишем и вдруг заговорил сварливо, как в старые времена: – Надеюсь, мисс Адамсон, вы отдаёте себе отчёт, что я сейчас делюсь с вами закрытой информацией? А это, между прочим, строжайше запрещено. Я даже от сержанта Добсона вынужден скрыть нашу предстоящую ночную вылазку. Жуткий тип. Ума не приложу, где я ему дорогу перешёл. Вечно вынюхивает и ябедничает, – вдруг пожаловался он.
– О, сэр, вы не передумали?
– Передумаешь с вами, конечно, – проворчал Тревишем, щёлкнув крышкой портсигара. – Если я откажусь, вы же отправитесь туда одна, а мне потом… В общем, я буду ждать вас, где условились, за два часа до полуночи, – пообещал он, прикуривая папиросу.
– Вы сказали, сэр, что есть ещё кое-что, – напомнила Оливия.
Инспектор выложил на стол записную книжку в чёрном ледериновом переплёте. Раскрыл её плотно исписанные страницы, ткнул пальцем в запись и требовательно повёл бровями.
– Поговорить с Энни. Взять у доктора хлорал? – прочитала Оливия вслух.
– И вот ещё, – Тревишем перелистнул страницу.
– Всё-таки взять у доктора хлорал? На всякий случай? – Вновь послушно прочла Оливия, и тут же принялась возражать: – Но, сэр, это ровным счётом ничего не значит! Мисс Эппл часто мучают боли в спине, и тогда ей приходится принимать его, чтобы уснуть. Доктор сам рекомендовал ей это средство, я слышала их разговор.
– Записи сделаны рукой директрисы. Записная книжка тоже её. Улика найдена здесь, в этом кабинете, в ящике стола, – лаконично пояснил инспектор, не ввязываясь в спор, а всего лишь констатируя факты. – Кроме того, на флаконе с хлоралом обнаружены отпечатки мисс Лавендер.
– Но хлорал Энни пытались дать только мисс Эппл, потом доктор Гиллеспи, а после я. Мисс Лавендер держалась в стороне и к флакону не прикасалась.
– Вот именно, – Тревишем мрачно курил, стряхивая пепел в блюдце. – Тем не менее отпечатки весьма отчётливые. Как вы понимаете, пока мы не имеем сведений о местонахождении мистера Адамсона, я опасаюсь действовать в полную силу. Если убийца запаникует, то может решиться на самые радикальные поступки.
– Понимаю, сэр… – протянула Оливия. – И как долго вы собираетесь скрывать от остальных, что Энни была убита? А про Томаса? Кто-то уже знает, что констебли ищут оружие? – наклонилась она ближе, понизив голос до шёпота.
– Знает мисс Эппл, – в том же тоне признался Тревишем, подавшись вперёд. – А значит, и все остальные, но это вынужденная мера. Пусть преступник поостережётся, это поможет нам выиграть время. И ещё многое зависит от того, увенчается ли успехом наша вечерняя операция. В делах с похищениями, мисс Адамсон, всегда так. Будто идёшь по тонкому…
Скрип внезапно открывшейся двери заставил Оливию и инспектора отпрянуть друг от друга с растерянностью застигнутых врасплох заговорщиков, но сержант Добсон успел сделать необходимые выводы. Провожая свидетельницу за пределы кабинета, он радостно предвкушал свежий донос, который напишет этим же вечером. Не все любят выскочек, а уж что касается «подкопов», то в них сержанту, невзирая на его молодость, равных не было.
Весь оставшийся день Оливия ждала наступления темноты. Заручившись поддержкой инспектора, убедив его действовать сообща, она крепко взнуздала тот страх, что поселился в её сердце при виде бездыханной Энни Мэддокс.
Однако сохранять спокойствие оказалось нелегко.
Тот, кто похитил Филиппа, тот, кто убил Энни Мэддокс и Томаса – он рядом. Он жесток и хитёр, но он всего лишь человек. Он тоже боится. Его страшит разоблачение, его ставки безмерно высоки, ведь на кону – самое ценное. Ставка Оливии – брат, чья жизнь для неё дороже собственной, ставка убийцы – свобода, с которой ему предстоит распрощаться. Кому-то непременно придётся проиграть. Другого исхода в этой истории быть не может.
Оливия вдруг поняла это с такой ясностью, что у неё перехватило дыхание.
– Что с вами, мисс Адамсон? – спросила внимательная, всё подмечающая Присси Безивуд, с которой снимали мерки для костюма.
– Всё в порядке, детка. Я просто уколола палец. Подождёшь, пока я завяжу ранку?
Повинуясь наитию, Оливия по лестнице для прислуги, которой часто пользовались, чтобы сократить путь, пронеслась из восточного в западное крыло особняка. Влетев в маленькую часовню Сент-Леонардса, она опустилась на колени и, сама пугаясь собственной экзальтации, взмолилась яростно, без всякого смирения, совсем не так, как принято обращаться к Всевышнему.
Молитва её была краткой и по существу. Так обычно молятся дети, и человек более сведущий в церковных ритуалах, несомненно, испытал бы двоякие чувства, доведись ему узнать содержание этой отчаянной мольбы, но её мог услышать лишь тот, к кому она была обращена.
Тем временем подготовка к спектаклю продолжалась. Мисс Эппл никому не позволяла увиливать от работы и с несколько истеричным энтузиазмом требовала, чтобы костюмы детям шились как подобает и декорации сооружались не спустя рукава.
К облегчению персонала и разочарованию воспитанников (большей частью мальчишек, которые горячо приветствовали любое отступление от заведённых порядков), за два часа до ужина полицейские в полном составе покинули Сент-Леонардс, и жизнь в приюте потекла своим чередом. Об Энни Мэддокс вслух не упоминал никто, только дети, незанятые в пьесе, сбивались в стайки, обсуждая что-то с видом таинственным и возбуждённым.
Наводили порядок после обыска в игровых и дортуарах, снимали мерки с актёров, разучивали с ними текст, красили сколоченный мистером Бодкиным фанерный остов корабля, установив его в бальном зале, где дочиста отмыли высокие арочные окна.
Мисс Эппл собственноручно, балансируя на приставной лесенке, протёрла мягкой фланелью изящные витражи, ласково прощаясь с домом и всеми надеждами, связанными с ним, а потом отправилась паковать книги, которые ни за что не хотела оставлять католическому Ордену сестёр Благодати. Бережно укладывая томики в коробки, она с благодарностью в сердце вспоминала годы, проведённые в стенах Сент-Леонардса. Здесь, в этом мире – всё временно, и всё – подарок, говорила она себе в утешение. Когда это поймёшь, жизнь тебя уже ничем не испугает. Теряя всё, нет смысла унывать. Наоборот, обретаешь некую свободу, и только от тебя самого зависит, как ею распорядиться. И всё же пустые книжные полки заставили её уступить чувствам, и несколько минут она провела, комкая носовой платок и вдыхая запах кожаных переплётов, старого дерева и воска, книжной пыли и букетиков сухого вереска.
Мистер Бодкин тоже оплакивал несбывшиеся чаяния. Посидев в тиши своего закутка, он мужественно вышел к воспитанникам с речью, впервые обращаясь к каждому по имени и фамилии. Неизвестно, что поразило их больше – покрасневшие веки наставника или же новое обращение из его уст, однако дети прониклись торжественностью момента и неожиданно, вразнобой и слегка фальшивя, запели злополучный гимн, так яростно презираемый мисс Эппл. На втором куплете мистеру Бодкину пришлось отвернуться и вспомнить самую скабрёзную моряцкую историю из всех, что довелось ему слышать во флотской жизни, чтобы не расчувствоваться при подопечных и не покрыть себя несмываемым позором.
Миссис Мейси, помешивая мясное жаркое, с тоской представляла новые скитания по агентствам трудоустройства, мисс Гриммет, по своему обыкновению, вздыхала и охала, не забыв под шумок уложить в потёртый саквояж несколько любимых романов с волоокими красотками на обложках и пакетик с моточками лучших вышивальных ниток. Не оставлять же их, в самом деле, сёстрам, тем и так добра привалило немерено, рассудила она, прихватив на долгую память ещё и позолоченные ножнички. Мисс Данбар, заручившись разрешением директрисы, отложила для себя лишь тёплое шерстяное одеяло, ведь на новом месте работы её, скорее всего, ждали совсем не такие комфортные условия, какие полагались старшей гувернантке в Сент-Леонардсе.