За дверью скрывалась извилистая лестница без поручней. Оливия, спустившись на восемь ступенек, оказалась на крошечной площадке, от которой вело два пути – налево, в узкий коридорчик без окон, и наверх, к двери, выкрашенной той же краской, что и парадный вход Сент-Леонардса.
«Восемь вниз, двенадцать вверх», – задумчиво шептала она, осторожно шагая по выщербленным каменным ступеням. Пламя свечи съёжилось на сквозняке, угрожая оставить её во тьме, но выровнялось, как только она достигла следующего поворота.
Ни стучать, ни мяукать не пришлось – синяя дверь открылась, и в проёме возник часовой в тёмной накидке. На груди у него поблёскивал круглый жестяной медальон с выбитой по центру стрелой.
– Бекки, это ты? Мы же послали за тобой Лиззи и…
Увидев Оливию, маленький Чарли Томпсон дёрнулся, будто собирался бежать, хотя бежать ему было некуда.
– Это не Бекки! Это мисс Адамсон! – заверещал он в испуге, и за его спиной начали гаснуть задуваемые в панике свечи.
Отодвинув проштрафившегося часового, к незваной гостье вышла Присси Безивуд. Она не выглядела ни встревоженной, ни растерянной, глаза её насмешливо блестели в полумраке, и рука со свечой не дрожала. Накидка её была длиннее, чем у остальных, а на голове красовалась маленькая шапочка из серебристого шёлка.
Что бы ни происходило в башне, по всей видимости, Присси играла в этом не последнюю роль, и Оливия обратилась к ней с учтивым поклоном:
– Приветствую тебя, Видящая. Меня привели духи ветра и воды, и я надеюсь, мне позволят остаться в обмен на обещание безмолвно внимать мудрости Шепчущих.
Выдержав королевскую паузу, Присси милостиво кивнула и распорядилась:
– Освободите место для Пришедшей на зов. Я позволяю ей остаться.
Послышались возгласы негодования:
– Но, Присси, Бекки запретила нам…
– Бекки будет против! Я знаю, ты назло ей хочешь…
Несколько девочек, среди которых Оливия заметила рыжеволосую Дикки с подругой, вскочили на ноги, но Присси с обескураживающей властностью вскинула раскрытую ладонь, и они умолкли.
– Шепчущие позвали её, и мы не должны мешать исполнению их воли. Закрывай дверь, Чарли, нам пора начинать. Я чувствую, они уже близко.
Ровно струилось пламя многочисленных свечей. Их дрожащие отражения мелькали в зрачках собравшихся, блуждали по устрашающим маскам на стенах, терялись в провалах глиняных глазниц, тонули во мраке за спинами детей. Комнату в башне наполняли лишь звуки дыхания и дробный шум ночного дождя, словно где-то рядом, за кирпичными стенами, море выбрасывало на галечный берег волну за волной.
Присси, как распорядитель церемонии, усадила всех в круг и приказала взяться за руки. Сама же она опустилась на ящик, покрытый старым одеялом, и, запрокинув голову, замерла в неудобной, но очень эффектной позе. По её команде все закрыли глаза и приготовились внимать потусторонним силам.
Самые нетерпеливые ёрзали и пыхтели, кому-то отдавили ногу, кто-то вскрикнул от страха и тотчас был осмеян. Наконец, все затихли и настроились на серьёзный лад.
– Они уже тут! Я слышу их! Они рядом! – с мистической экзальтацией воскликнула круглолицая Глэдис Марчмент, но её попытка привлечь к себе внимание провалилась.
– Глэдис показалось, – холодно оповестила всех Присси, и шумный разочарованный вздох был ей ответом. – Они близко, но ещё не здесь. Нужно рассказать историю, чтобы они пришли. Кто готов? Дикки? Мэри? Кто из вас начнёт?
Сначала рассказывали старые байки, начав с безголовых призрачных собак и перейдя к оборотням, Белым Дамам (которых хватает в любой английской местности, от Ирландского до Северного моря) и мстительным портретам, оживающим непременно в полночь. Большинство страшилок Оливия знала наизусть ещё со времён пансиона, хотя встречались и свежие прочтения классических сюжетов.
Каждый рассказчик стремился перещеголять предыдущего, используя все доступные способы. Кто-то вещал загробным шёпотом, наращивая темп к развязке, чтобы пронзительно выкрикнуть финальные слова и исторгнуть из слушателей пару испуганных всхлипов; кто-то предпочитал острую добавку в виде зловещих, а порой и весьма кровавых деталей. Самым талантливым удавалось придумать новую, ещё никому не известную историю, и вот их-то слушали с самым пристальным вниманием.
В числе последних была и Присси, на время спустившаяся со своего пьедестала. Юная мисс Безивуд оказалась поистине превосходной рассказчицей, и на её долю пришлось максимальное количество взвизгиваний и уважительных взглядов. После истории о викарии, готовящим пироги из украденных детей, от которой даже Оливия ощутила дурноту, демонстрация шрамов на тощей ноге Чарли Томпсона уже не вызвала особого ажиотажа. Оставалось лишь посочувствовать мисс Эппл, пребывающей в уверенности, что психике детей в Сент-Леонардсе может нанести урон присутствие на похоронах Энни или чересчур мрачный костюм чудовища для спектакля.
Но всё это было только подготовкой, разогревом перед выходом настоящей звезды.
Несмотря на промозглость, в башне стало душновато, и на лицах детей расцвели пятна румянца. Все уже забыли об Оливии, сидевшей на своём месте неподвижно, как охотник, поджидающий оленя в графском лесу, а дело тем временем шло к скандалу. Однако на этот раз попытку предприимчивой мисс Безивуд вступить на чужую территорию пресекли гораздо решительнее.
– Нет, Присси, даже не мечтай! О призраке Томаса может говорить только Бекки!
– Да, Присси, Бекки первая о нём узнала! Ты не имеешь права о нём рассказывать! Мы не станем слушать! Скажите ей, ну! – Дикки обернулась к остальным в поисках поддержки, но мнения явно разделились.
Неизвестно, к чему бы привело противостояние между двумя коалициями, но тут синяя дверь с лёгким скрипом отворилась, и затрепетало пламя свечей. Самые впечатлительные вскрикнули, тени заметались по стенам, и внутрь вошла Бекки, одна из Слепых Мышек, в серебристом бархатном плаще с капюшоном. С обеих сторон её поддерживали Лиззи Браун и Шейла Макки, и лица девочек были преисполнены суровой торжественности избранных, рано или поздно настигающей всякого, кто приближён к особе, владеющей тайным знанием.
Невесть откуда послышалась неумелая барабанная дробь. Будучи выше всех ростом, Оливия разглядела в толпе верноподданных сент-леонардского медиума очень довольного своей ролью Стива Харпера, старательно отбивающего ритм на бочонке из-под патоки.
Бекки провели мимо собравшихся, выстроившихся двумя шеренгами, но горделивое шествие подпортил мелкий инцидент: проходя мимо Оливии, она вдруг будто бы запнулась о невидимую преграду, издав лёгкий испуганный возглас, и капюшон соскользнул с её головы, явив бледное загримированное личико и губы карминного цвета.
Тут же все, кроме Присси, склонились в почтительном приветствии, после чего помогли прорицательнице взойти на трон из ящиков и вновь заняли свои места. Присси же встала по правую руку от верховной жрицы этого странного культа и положила ладонь ей на плечо.
– Шепчущие уже здесь. Они готовы говорить со мной. Готовы ли вы слушать? – низкий голос Бекки произвёл на собравшихся гипнотический эффект.
Дети принялись озираться, некоторые хватали друг друга за руки, прижимались теснее, содрогаясь от сладкого восторженного ужаса и внимая каждому слову той, что умела говорить с духами.
– Да, Бекки. Мы готовы, Бекки, – ответили они послушно, как того требовал ритуал. – Ты расскажешь нам о призраке Томаса, Бекки?
– Видящая? – Бекки повела головой в сторону Присси Безивуд, игнорируя вопрос своей паствы.
– Они тут, Слышащая, я вижу их. Сегодня их трое, и у каждого на голове рога. Они пылают зелёным огнём, как и их глаза, и искры сыпятся им на плечи, покрытые чешуёй, а на концах их хвостов раздвоенные змеиные жала.
Кто-то вскрикнул, но на него зашикали. Кто-то начал принюхиваться и, само собой, почувствовал запах тлеющей рыбьей чешуи. После этого скептиков, если они и присутствовали на потусторонней вечеринке, не осталось вовсе, и Оливия окончательно зауважала Присси Безивуд, ведь она видела, как та ловко и почти незаметно бросила в жаровню на треножнике обглоданный Табитой рыбий хвост.
Эта маленькая деталь и стала соломинкой, переломившей спину здравому смыслу. Теперь даже те, кто либо был постарше, либо ясно понимал, что всё происходящее лишь щекочущая нервы игра, попали в западню вымысла, и всеобщая экзальтация достигла пика. Двери в неизведанное распахнулись – иначе и быть не могло, ведь тот, кто истово верует, получает по вере своей, и невозможно противиться мороку, если ты жаждешь отдаться ему во власть.
С недетской серьёзностью и крайне умело, что говорило о врождённом таланте, Бекки со своей приспешницей продолжали морочить собравшихся. В ход шли уловки, сделавшие бы честь и самому изобретательному шарлатану. История о призраке Томаса на глазах обрастала новыми подробностями, и чередование выдумки с прозаичными деталями бытия придавало ей пугающую достоверность.
– …и сгустились тени, и ожил Обугленный Ворон, обретя плоть и кровь, и Томас снова проник в наш мир через Огненную Дверь… И руки его, со свисающей с костей обгорелой плотью, и ботинки, облепленные глиной… Он идёт, тяжело опираясь на трость из волчьих костей, и пепел под его ногами превращается в угли… Томас ищет своё сердце, он воет, он знает, что его забрали, и будет искать того, кто взял его сердце себе, будет приходить каждую ночь и бродить вокруг Сент-Леонардса, пока кто-нибудь не поможет ему, не выпустит тисовую стрелу, не пробьёт его обгорелую грудь…
Бекки говорила тихо, но разборчиво, как опытный декламатор. Время от времени она наклоняла голову к плечу, словно бы прислушивалась к шепчущим голосам, и каждый новый виток повествования вызывал боязливый восторг среди внимающих ей.
Когда Присси вновь неуловимым движением бросила что-то в жаровню, Бекки в лучших сценических традициях возвысила голос, запрокинув голову и безошибочно найдя акустическую точку под сводами старой башни: