– Кто?! Кто из смертных взял моё сердце?! – вскричала она с надрывом, имитируя хриплый мужской голос. – Кто осмелился забрать его? Да падёт проклятье на его голову! И да развеют духи ветра его прах, и да покарают его духи воды!
В финале из уст Бекки вылетело витиеватое ругательство, похожее на страшное заклинание, девочка задрожала с ног до головы, и тут же к ней кинулись прислужницы, завернувшие её в плащ. Будто взаправду лишившись чувств от неимоверного напряжения, Бекки в их руках вполне натурально обмякла, и дети, потрясённые услышанным, расступились, выпуская её из плотного круга. Лица их казались опустошёнными, в расширенных адреналином зрачках подрагивало пламя свечей, и Оливия поймала себя на мысли, что бесхитростная постановка Филиппа о чудовище и заколдованной деве навряд ли будет иметь у публики столь же ошеломительный успех.
Глава девятнадцатая, в которой Оливия вновь изучает коллекцию Энни Мэддокс, находит кое-что ценное, делает важное открытие, а в довершение ко всему портит королевское имущество
Покинув башню одной из первых, Оливия нагнала Бекки с её прислужницами возле умывальной. Она затаилась в нише и, дождавшись, когда Лиззи и Шейла уйдут, вошла внутрь и аккуратно прикрыла за собой дверь.
Бекки, уже избавившись от своего эффектного одеяния, обернулась и замерла с закрытыми глазами. В лунном свете она производила пугающее впечатление: хрупкая фигурка ребёнка и загримированное до матовой белизны лицо с карминно-красными губами. Девочка казалась спокойной, даже безмятежной, но с голосом ей оказалось совладать труднее.
– Присси, это ты?
В голосе маленькой притворщицы слышался неподдельный страх, и Оливия поспешила успокоить её.
– Нет, Бекки, это не Присси, и тебе об этом отлично известно. Можешь не притворяться больше.
– О чём вы, мисс? Мне… мне надо вернуться к себе, – она сделала неуверенный шаг в сторону двери, и Оливия преградила ей путь.
– Ты видела Томаса взаправду, не так ли, – утвердительно произнесла она, беря девочку за плечи и мягко разворачивая к окошку. – Призраков не существует, мы обе это знаем. Ты видела живого Томаса, Бекки, там, на месте сгоревшего флигеля, и должна рассказать об этом сначала мне, а потом полиции.
– Вы что-то напутали, мисс, – с неожиданной силой Бекки попыталась вывернуться, но Оливия держала крепко. – Пустите! – прошипела девочка, зажмурившись, и тут же сменила тон, попытавшись воззвать к сочувствию. – Отпустите, мисс, ну, пожалуйста, пожалуйста, миленькая мисс Адамсон, отпустите меня, умоляю!
Глаза она так и не открыла, напряжённо сжимая веки.
– Не отпущу, пока всё мне не расскажешь. Тебе придётся это сделать, Бекки, хочешь ты того или нет. Ну же!
Оливия, чувствуя, что находится в двух шагах от разгадки тайн Сент-Леонардса, загородила проход, по-прежнему удерживая девочку перед собой.
– Хватит лгать, Ребекка! Ты не слепая, ты видишь не хуже прочих. Я догадывалась об этом, а сегодня убедилась окончательно. Зачем ты притворяешься – это дело твоё, но сейчас на кону стоит жизнь очень дорогого мне человека. И не только его – ты тоже в опасности. Томаса считают мёртвым, и только ты одна знаешь правду. Так неужели ты думаешь, что убийца Энни тебя пощадит?
– Нет, мисс. Вы ошибаетесь, мисс, – продолжала упрямиться девочка, представая теперь испуганным ребёнком, которого незаслуженно терзают невесть за что. – Мы с сестрой ослепли в раннем детстве и с тех пор не видим ничего-ничегошеньки. Мисс Эппл была так добра, что взяла нас к себе и выучила рукодельничать, а иначе мы бы с Дороти с голоду пропали. Мамка-то наша как померла, так нас и выселили, а папки у нас никогда и не было, и так мы скитались, пока чуть не замёрзли до смерти, а потом…
…Свою печальную историю Бекки излагала весьма бойко, плаксивым тоном уличной попрошайки, и если бы Оливия не наблюдала собственными глазами, как девочка демонстрирует чудеса перевоплощения, то эта жалобная тирада могла бы поколебать её уверенность. Наконец, она отчаянно взмолилась:
– Бекки, детка, не глупи! Я знаю, что ты видела Томаса, и убийца, скорее всего, тоже об этом знает! Томас что-то искал на месте пожарища, да? Ты видела его днём, когда всех увезли гулять в Королевские сады, ведь так? Ну, не молчи, Бекки! Хватит запираться! Ты хорошо играла свою роль, но настало время сказать правду.
Тихо-тихо, еле слышно, так, что Оливии пришлось склониться к напомаженным губам девочки, жутковато темнеющим в сумраке умывальной, Бекки прошептала:
– Если я скажу, мисс, нас с Дороти разошлют по разным приютам. А она взаправду ничего не видит, и грудь у неё слабая, так доктор сказал. Уморят её без меня, мисс.
– Я помогу, Бекки, вот увидишь! Никто не разлучит тебя с сестрой, обещаю!
Оливия обняла девочку, думая, что та лишь колеблется, что ещё есть возможность её переубедить, но тут Бекки вывернулась, открыла глаза и уставилась на неё с холодной и злобной усмешкой.
– Ой ли, мисс? Вот прям-таки обещаете? Знаете, где бы мы с Дороти были, если б каждый раз верили чужим обещаниям? – девочка стряхнула ладони Оливии со своих плеч и решительно отправилась прочь. Взявшись за дверную ручку, она обернулась: – Мисс Эппл любит нас с Дороти больше всех, мы её семья, она сама говорила, а вы здесь пришлая, вам на нас плюнуть и растереть. Так что отцепитесь от меня, мисс, и не лезьте не в своё дело. Всё равно вам никто не поверит.
Бекки ушла, оставив после себя лёгкий запах театрального грима, и Оливия, по-прежнему не зажигая света, закатала рукава блузки и пустила холодную воду. Она умывалась, пока от ледяных струй не начало щипать кожу, потом оперлась обеими руками на умывальник, и долго так стояла, мысленно раскладывая перед собой карточки с портретами подозреваемых.
Версия инспектора разваливалась на глазах. Воскреснувший из мёртвых Томас, упрямая Бекки, не понимающая, в какой опасности она очутилась, записная книжка мисс Эппл – новые фрагменты головоломки казались лишними в этой мозаике, но только на первый взгляд. Не хватало всего нескольких деталей, чтобы картина произошедшего в Сент-Леонардсе предстала в своей трагической ясности, и Оливия была полна решимости отыскать их любой ценой.
Чтобы ничего не упустить, по давней детской привычке она обращалась в своём внутреннем монологе к брату. Воображаемый Филипп вёл себя много сговорчивее настоящего и почти не возражал, внимательно слушая приводимые ею доводы, а когда они иссякли, Оливия промокнула лицо полотенцем и отправилась наверх.
Пока она предавалась размышлениям, дети разошлись по дортуарам, и Сент-Леонардс окончательно уснул. Коридор третьего этажа, где находились спальни женского персонала, заливал лунный свет, из комнаты мисс Чуточки доносился ритмичный тоненький храп, и громко тикали часы на стене, приближая наступление утра, хотя ночь ещё длилась, не сдавая своих позиций. Вскрикнула ночная птица за окном, и Оливия вышла из оцепенения, заторопилась исполнить задуманное.
Она вошла в комнату Энни бестрепетно, не отвлекаясь на сожаления о горькой судьбе несчастного изломанного ребёнка, и принялась за дело. Аккуратно придерживая каркас кровати и отвинчивая железную ножку, Оливия усмехнулась: ну кто бы мог подумать, что опыт жизни в пансионе, где царили почти казарменные порядки, ещё не раз ей пригодится? Так и есть – в полом цилиндре явно что-то было.
Оливия перевернула его, подставив ладонь – но из него ничего не выпало. Подойдя к окну, она вгляделась в содержимое, попыталась подцепить его ногтями, чтобы вытащить наружу, и опять безуспешно. Пришлось взять с подоконника вязальный крючок и удвоить усилия.
Простая тетрадь в коленкоровой обложке, туго свёрнутая в рулон, с трудом покинула свой тайник. Оливия внимательно пролистала её, разложив на подоконнике под светом фонаря – сплошь непонятные значки и таблицы, в которых фигурировали исключительно женские имена. Все они принадлежали старшим воспитанницам Сент-Леонардса, и напротив каждого имелись сокращённые пояснения на латыни.
Оливии понадобилась ещё полчаса, чтобы отвинтить остальные ножки, а после вернуть их на место. Улов пополнился письмом от профессора психиатрии, адресованном мисс Лавендер, медным ключом на витом шнурке и моточком золочёной проволоки. Даже покинув мир живых, Энни продолжала игру в подсказки, уже не требуя взамен ничего, кроме справедливого возмездия своему убийце.
Забрав с собой тетрадь и прочие мелочи из коллекции Энни, Оливия поспешила прочь. Шаги её были легки и беззвучны, и ни одна ступенька не скрипнула под её ногами. Дождь давно закончился, и луна заглядывала в приютские окна, наполняя коридоры серебристым свечением.
Табита, считающая ночные прогулки по Сент-Леонардсу лишь своей прерогативой, недовольно зашипела, когда Оливия вошла в кухню и принялась шарить в ящиках буфета. Устроившись на кухонном столе, кошка прекратила намывать задранную лапу и уставилась на пришелицу с обескураживающим нахальством.
– Ну и влетит же тебе от миссис Мейси за такое… – шёпотом заметила Оливия, вынимая из ящика нож с узким лезвием.
Устав бродить в полумраке, она взяла из кладовой свечу и зажгла её с третьей попытки. Руки дрожали. Даже собственное дыхание показалось ей оглушительно громким.
«Ничего, я просто проверю, – успокаивала она себя мысленно, пока добиралась до зала, где хранились готовые заказы. – Все спят, никто меня не увидит. Завтра такой возможности уже не будет, значит, я должна сделать это сейчас».
Запереть комнату не успели. Дверь подалась с лёгким скрипом, и в зеркалах, установленных между панелями, отразился дрожащий огонёк свечи.
Кукольные домики стояли у дальней стены. Подготовив их к отправке на континент, каждый упаковали на совесть в толстую обёрточную бумагу и перевязали бечёвкой. Через несколько часов им предстояло навсегда покинуть Англию, увозя скрытую в них тайну.
Оливия выбрала крайний, разрезала ножом бечёвку. Развернув пять бумажных слоёв, она поставила домик перед собой и указательным пальцем крутанула латунный крючок по часовой стрелке.