Когда Нахум, покинув наконец резиденцию, уже спускался с холма, намереваясь решительно начать действовать уже завтра, собирая людей и вооружая их, он не знал еще, что произошло. Неспешно направлялся он в уже уснувший замертво город, в полнейшей ночной тишине. И вскоре же с холма, покинув мертвого Фракийца, тень, легким и скользящим движением, нагнала Нахума. Она продолжала путь за ним, как и прежде незаметная для него. Когда же дворец скрылся наконец из виду, и они вступили на окраины города, тень слегка нагнав Нахума, начала медленно подниматься с земли. Но не накрывая его, а обретая человеческие формы и контуры, преображаясь в человека, который все это время скрывался в тени.
И, в конце концов, тень приняла человеческий облик в полный рост. Это оказался обычный с виду человек, в каких старых рваных лохмотьях, свисающих с него длинными лоскутами. Не иудей, чтобы было видно по отсутствующей бороде и небольшой короткой стрижке, подчеркивающей его высокий выпирающий лоб. Волосы его были с едва заметной проседью, что говорило о том, что он уже не молод, или же многое пережил в этой жизни. Глаза его светились в ночи разноцветными цветами — небесно-голубым и светло-зеленым. На левой стороне находился ужасный шрам, покрывающий половину лица. Старый, но незаживший шрам петлял, расходясь паутиной от левого виска и вплоть до нижней части лица. Чем-то он напоминал выжженное клеймо, отметину оставленную неизвестно кем и за что. Неизгладимая память на всю жизнь. В правой руке, незаметно от Нахума, этот человек сжимал небольшую фигурку, изображающую какого-то зверька, со стройным вытянутым телом, короткими лапками и пушистым хвостом, смотрящей вытянутой острой мордочкой. Этот человек называл его Мунго. Поравнявшись с Нахумом, он заговорил медленно и неспешно, растягивая глаза, словно был доволен тем что случилось.
— Сегодняшняя ночь станет самой скверной для всего Рима. Очень скверная ночь, черная ночь для всех кто считал Иудею ничтожной, и желал растоптать. Возмездие незримого Бога настигло сегодня их. Мы показали им, на что способен истинный дух Израиля. И вся челядь в доме этого Фракийца, вскоре уже почувствует это на собственной шкуре.
Несмотря на то, что его собеседник, появился так внезапно и неожиданно, Нахум не выглядел удивленным этим необычным появлением. Словно он был с ним знаком. Правда, некоторое беспокойство этим появлением все же проскальзывала, показывая, что это не было запланировано изначально. А уж его слова о Фракийце могли говорить только об одном — он мертв.
— Да что с вами такое? Сначала вы пытаетесь меня убедить в своей помощи и поддержке, а потом просто берете и убиваете человека. Фракиец заслуживал этого, не спорю, но вы решаете все сами, и делаете за моей спиной непонятно что. Вы не доверяете мне? И что теперь мне делать?
— Я ожидал увидеть большей радости, мой друг. Ваши враги умирают, расчищая вам путь. А вы опять недовольны? — человек, извивался словно уж, вокруг Нахума, улыбаясь и посмеиваясь над ним, над его напыщенным недовольным видом. — Ну же, друг, успокоитесь. Мы с вами вместе. Мы на одной стороне. Но ведь не можем же мы советоваться с вами по каждому поводу. Тем более, что все на пользу, и только на пользу нашему общему делу.
— И все же неожиданно от вас столь безрассудное действие. Вы прекрасно, лучше меня, знали кто этот человек. И вот так, запросто убили его? И кого, вы думаете, обвинят во всем этом? Вас, конечно же, никто не видел. Вы приходите и уходите незаметным. А я? И перестаньте уже улыбаться во весь рот. Это только раздражает. Фракиец мертв, а его единственный посетитель в эту ночь, я. Мне … придется скрываться. Так какая же от этого польза? Все кончено…
— И они будут правы, мой друг, обвинив вас. Абсолютно правы. Но не стоит от этого хоронить себя раньше времени. Не бойся бросить вызов этим свиноедам, как вы их называете, и их римским легионам. Ведь сила не в их жалком числе, мой друг. Некоторые люди в Риме только и ждут, чтобы иерусалимское правительство предприняло уже какие-нибудь действия, которые могли бы рассматриваться как нападение. Так будь этим началом. Стань тем, кто освободит свою страну.
Эти слова не подействовали отрезвляюще на Нахума, еще недавно находящегося в полной уверенности и решительности. Сейчас он мельтешил, не знаю куда податься, пропуская половину слов от своего теневого друга. Страх полностью захватил его, накрыв своими сомнениями.
— Бежать. Мне надо бежать, и сегодня же. Мы не готовы, нет-нет. Надо скрываться. Теперь никакого выбора у меня и не осталось, благодаря тебе. Что теперь делать?
— Бежать? Куда? Очнись, мой друг. Мы стоим перед решающим шагом в истории. Так сделай его. Не беги от него. Просто возьми себя в руки.
— Нет-нет. Все не так… А тебя и вовсе не должно было здесь быть сегодня. Зачем?
— Мы там, где должны быть, и решать это, увы, не тебе. Мы видим дальше тебя. А ты слишком возбужден. Ничего-ничего. Утром все пройдет. Это не первая смерть на твоих руках. Ты понесешь знамя освобождения, оставляя после себя кровавый смерть. Да очнись, ты уже…
— Я … не знаю. Я не готов к… этому. Слишком это… Не по мне все это. Не так я представлял себе всё.
— Посмотри мне в глаза, и вспомни, кто ты. Вспомни, чего ты добивался, чего лишился. Вспомни кто твой враг. И пойми, что битвы не выигрываются чистыми руками и пустыми словами. На твоих руках будет кровь. Ты должен сделать это, ради всего того, что тебе дорого.
— Я… помню кто я. Возможно, ты и прав. Нужно время. Время, чтобы решиться. У них огромная власть…
— Важнее иметь власть, чем показывать, что она у тебя есть. И сегодня мы ее показали. Рим не так уж и могущественен и непобедим, как ты думаешь, как все думают. Если восстанут все приграничные провинции: в Германии, Египте и Иудее, то Рим развалится на следующий день. Он держится на вас, покорных массах.
— Но пока все же держится, и одна смерть этого не изменит. И я еще не уверен, что маленькая Иудея должна вступать в борьбу с теми, кто обладает мировым могуществом.
— Мы поддержим вас. Начните только, и мы встанем рядом с вами.
— Вы поддерживаете нас, а мы даже не знаем кто вы такие. Посмотри на себя…
— Ты прекрасно знаешь, на что мы способны. Фракиец тому доказательство. Мы показали тебе свою силу, а ты по-прежнему сомневаешься?
— Я уже не знаю, во что верить…
— Мы Отверженные. Мы такие же, как и вы, угнетенные несправедливостью сильных мира сего. Но мы выступили против них. И что получили? Силу, власть, и возможности. Тебе достаточно сейчас знать, что некие могущественные силы поддерживают вас в наших бедах. Но они выше твоего понимания. Просто знай, что пока вы с нами, вы будете под защитой. И не стоит сомневаться в даре Бога, и в тех кому он был дарован.
— Я просто должен поверить вам, но… Не знаю, не уверен. Я прекрасно понимаю, что вы не избранные нашего Бога. Вы даже не иудеи. В вас нет никакой веры. Вы беспощадны в своих действиях и решениях. Но… сила, которой вы распоряжаетесь, поражает меня. Я не знаю, как вы получили ее. И почему вы, а не кто-то другой. Если вы действительно выступите с нами… Вы сеете ветер и пожнете бурю.
— Не стоит бояться тех, кто помогает. Бурю, о которой ты говоришь, мы укротим. Наша власть реальна. Цель у нас одна. И это главное, а кто и откуда, решил вас поддержать в этой нелегкой борьбе, будет неважно, когда придет день нового начала.
— И все же, я хотел знать, кто те, о ком вы говорили? Возможно я и не смогу понять. Возможно они и выше моего понимания, как вы утверждаете. Но все же? Я хочу встретиться с ними.
— Не думай, что ты тот с кем они захотят говорить. Мы называем их четырьмя всадниками Апокалипсиса. Они освободят ваш мир, как освободили нас, Отверженных. Мы были заключены в вечности, пока не пришли они, и дали нам силу. Мы служим им. Но не понимаем. Тебе пока не суждено встретиться с ними. Всадник Войны, Проэльё, сейчас в Германии. Другие же трое в Риме. Но это неважно. Тебе стоит беспокоиться только о своем народе. И помни, что одного человека, кем бы он ни был, заменить на другого, не так уж сложно. И ты вполне можешь оказаться этим человеком.
— Которого заменят, или который заменит?
— Это тебе решать, Нахум. Сделай правильный выбор.
— Иудея объявляет Риму войну.
Глава пятая. Жемчужина
Беэр-Шева, провинция Иудея,
на границе с Иудейской пустыней
4 век до н. э. (За неделю до Явления в пустыне)
Белый, сверкающий и пышный, лежал на своих холмах город Беэр-Шева, самое восточное из крупных поселений на границе Иудейской пустыни. Население его являло собой пеструю смесь сирийцев, вавилонян, армян, евреев, персов, арабов, а греко-римского в ней только и было, что архитектура. К югу от города тянулась степь. Но сам город, богатый водой и цветущий, лежал близ реки, и ветры с гор, придавали городскому воздуху свежести и чистоту.
Беэр-Шева лежал на перекрестке многих дорог. Это был богатый, для этой местности, город. Через него проходила индийская и аравийская торговля пряностями и благовониями, равно и большая часть торговли жемчугом и ценными шелковыми тканями. Беэр-Шева славился своими прекрасными постройками, возведенными еще столетиями назад, но перекроенные недавно римлянами. Ранее здесь господствовали хетты, ассирийцы, вавилоняне, армяне, македононяне. Напоследок, триста лет тому назад, вторглись арабы. Теперь же Беэр-Шева входил в провинцию Иудеи, и как одно из маленьких буферных государств между Римской империей и Парфянским царством был под постоянной угрозой.
Много тысяч человек жили в прекрасном городе белых и коричневых: арабские князья и их советники, греческие и сирийские купцы и землевладельцы, иранские астрологи, еврейские ремесленники и ученые, офицеры и солдаты римского гарнизона. Почти всегда через город тянулись караваны бедуинов. Среди всех этих народностей еще кишела пестрая смесь многочисленных рабов. Все эти люди, белые, черные, коричневые, с их скотом, верблюдами, овцами, козами и собаками, жили, дышали, двигались в тесной близости друг с другом, говорили на многих языках, на разные лады почитали множество богов, вместе ели, пили, спали, совершали сделки, заключали браки, ссорились и мирились, и все гордились своим городом.