Но жена полковника работала в медицинском университете. Она и взяла из кабинета анатомии учебное пособие – пораженное инфарктом сердце неизвестного и давным-давно умершего человека.
Грушин и Сапожников были убеждены, что Краев просто-напросто одержим желанием похоронить отца с сердцем в груди. Но они ошиблись: он был одержим другим желанием! Однако заставить чужое, давно остановившееся сердце биться как живое не смогло бы никакое колдовство и никакая даже самая черная магия!
Так же, как и самая белая.
Короче, Сапожников смекнул, что настало время смываться.
Он осторожно попятился, от души надеясь, что Краев слишком ошеломлен, чтобы это заметить.
Надежда оказалась напрасной…
Краев обернулся.
– Так вы меня обманули, Сапожников? – просвистел он голосом, напоминающим змеиное шипение.
– Сапожников?.. – глухо повторил монах, и Николай Ильич встретился глазами с его темным, мрачным взором, в котором внезапно сверкнула последняя искра давно погасшей жизни. – Сапожников… Знахаркин… Захаркин…
Захаркин?! Откуда монах знает…
Но тут костлявая темная рука с силой толкнула Николая Ильича в плечо, и монах воскликнул:
– Беги!
Сапожников не стал тратить время на ненужные вопросы! Он просто рванул к лестнице… и вдруг заметил, что коридор, который казался пустым, заполнен людьми! Они сидели и стояли вдоль стен – странные темные фигуры с мертвенно-бледными лицами и фосфоресцирующими глазами. И все они тянулись к нему, все хотели схватить его!
«После полуночи увидите!» – обещал Краев.
Да лучше бы не видеть!
Сапожников метнулся к середине коридора, чтобы эти люди до него не дотянулись.
В это мгновение пуля просвистела мимо головы и врезалась в окно в противоположном конце коридора.
Со звоном осыпались стекла, а потом раздался задушенный вскрик Краева и громовой голос монаха:
– В окно! Давай в окно!
Сапожников с разбегу вскочил на подоконник, схватился за ветхую раму и, прежде чем прыгнуть со второго этажа, обернулся.
Черная фигура в рясе держала Краева за горло, притиснув к стене.
В это мгновение доктор вскинул пистолет и выстрелил монаху в локоть руки, которая сжимала его горло.
Вслед за грохотом выстрела Сапожников услышал сухой резкий треск, какой издает пораженное молнией старое дерево, – и рука монаха… вывалилась из рукава рясы и упала на пол, словно сломанная ветка!
Сапожников от неожиданности покачнулся – и не прыгнул, а рухнул вниз.
Впрочем, в не столь еще далекие молодые годы он служил в ВВС, а потому сгруппировался в прыжке, приземлился, перекатился, вскочил, затравленно озираясь и потирая ушибленный бок.
У Сапожникова было полминуты, не больше, прежде чем Краев успеет добежать до окна и открыть по беглецу пальбу. И, очень может быть, оставить его здесь лежать, подобно двум другим трупам – одному в белом халате, другому с монтировкой…
Можно, конечно, броситься за ворота и скрыться в темноте, однако бегать по незнакомому лесу вокруг этого несусветного места Сапожникову совсем не хотелось.
Лучше удрать на машине! Больше свободы для маневра. И легче будет смыться отсюда вместе с Серегой – когда он его найдет.
Вопрос только, где его искать…
Впрочем, Сапожников не сомневался, что найдет обязательно!
Он метнулся к «Хаммеру», но через стекло увидел, что ключей зажигания на месте нет. Зато в стояке «Скорой» ключи торчали, это было видно через распахнутую дверцу!
Сапожников помчался к «Скорой», однако зацепился за что-то ногой и растянулся на земле. Попытался вскочить – но не смог.
«За корень задел, что ли?» – с досадой подумал он, повернул голову – и увидел…
Это был не корень.
Это был труп в белом халате.
Мертвец приподнял простреленную голову и, вытянув руку, вцепился в ногу Сапожникова.
Окровавленный рот кривился в ухмылке. Веки медленно приподнялись, и Сапожников встретил мутный взгляд потускневших глаз. Но тотчас же глаза налились ледяным зеленоватым фосфоресцирующим светом, бледное лицо искривилось в ухмылке, и труп начал медленно подтягивать Сапожникова к себе.
Николай Ильич рванулся, но кто-то схватил его за плечи. Леденящий холод от этого прикосновения пронзил Сапожникова до костей! Он чуть повернул голову – и увидел рядом второй труп, который незаметно подполз к нему.
«Все кончено, – подумал Сапожников, чувствуя неодолимое оцепенение. – Упыри… вурдалаки…»
– Не упустите его! – послышался крик доктора Краева, который высунулся в окно и навел на Сапожникова пистолет.
Щелкнул боек, но выстрела не последовало: Краев уже расстрелял всю обойму.
– Укуси его! – взвизгнул Краев. – Скорей!
Труп с силой рванул Сапожникова к себе. Окровавленный рот приоткрылся… но в ту же минуту мертвая хватка разжалась, упырь издал пронзительный хрип и метнулся прочь, а Сапожников увидел рыжую собачью голову, которая вцепилась в плечо второго ожившего мертвеца.
Сапожников начал поднимать руку, чтобы перекреститься, но собачья голова так яростно рявкнула на него, что он поспешно опустил руку.
Сапожников вскочил и ринулся к машине «Скорой помощи». Краем глаза увидел, что оба упыря поднимаются и явно намерены его преследовать. Но бесшабашная собачья голова, скаля зубы, преградила им дорогу.
Этого мгновения Сапожникову хватило, чтобы запрыгнуть в кабину и повернуть ключ зажигания.
Фургончик рванул с места.
Сапожников потянулся закрыть дверцу, но в ту же секунду в кабину влетела собачья голова и повисла над пассажирским сиденьем.
Создавалось впечатление, что на сиденье сидит пес, прикрытый знаменитым плащом-невидимкой Гарри Поттера.
Почему-то при воспоминании об этом мальчишке, фильмов о котором Серега насмотрелся до полного умопомрачения, к Сапожникову вернулись соображение и силы.
А страх исчез…
Глаза головы не светились жутким бледным светом, как у оживших мертвецов, а были темно-карими и озорно блестели.
В зубах голова держала свернутый вчетверо листок бумаги и настойчиво совала его Сапожникову.
Пришлось взять и, за неимением лучшего места, сунуть под ветровое стекло.
– Это что, доктора Краева? – пробормотал Сапожников. – Думаешь, что-то важное?
Голова одобрительно тявкнула.
– Ладно, почитаю на досуге, – согласился Сапожников. – А сейчас надо позвонить полковнику!
Он достал из внутреннего кармана ветровки мобильник Грушина – и в то же мгновение телефон зазвонил.
Сапожников нажал на кнопку ответа.
– Да, слушаю, – сказал он. – Кто это говорит? Слушаю вас, что молчите?
Ответа не было.
Валентин хотел что-то сказать, но не смог.
Серега его понимал.
Еще как!..
На заднем сиденье машины металась, била кулачками в стекла и пыталась открыть дверцы Малинка. Совершенно такая же, какой она была в больнице: рыжая, кудрявая, в джинсовых шароварчиках и клетчатой рубашке с длинными рукавами.
Минуту назад, посмотрев в зеркало, Серега видел эту рубашку. Видел рукава, которые тянулись к горлу Валентина.
Это были пустые рукава и пустая рубашка.
Малинки в них не было.
Она не отражалась в зеркале!
Но сейчас, глядя, как она бьется на заднем сиденье запертого автомобиля, они не знали, что думать и чему верить.
– Может, нам просто померещилось, что ее не было в зеркале?! – простонал Серега.
– Я бы все за это отдал, – с трудом произнес Валентин. – Но… кажется, нет, не померещилось. Смотри.
Да Серега и сам уже все видел.
Автомобиль ходил ходуном так, словно его раскачивали четыре могучих здоровяка. Но внутри была только девчонка лет двенадцати… девчонка, которая вдруг обрела нечеловеческую силу!
Стекла пошли сетью трещин, багажник распахнулся и клацал при толчках, словно жадно разверстая пасть.
Одно крыло уже стояло торчком.
Боковое зеркало отвалилось и отлетело от машины.
И вдруг ужасная догадка поразила Серегу…
Он подхватил с земли это зеркало и заглянул в него.
Оттуда смотрела знакомая перепуганная физиономия.
Нет, это не считается! Сам себя он всяко видел бы.
– Валентин! – заорал Серега. – Вы видите меня?! Да нет, не здесь, а в зеркале! Видите?!
Валентин глянул через его плечо, и глаза их встретились в зеркале.
– Я тебя вижу, – сказал Валентин и даже смог улыбнуться.
– А я вижу тебя. – Серега облегченно вздохнул и тоже смог улыбнуться.
Слава богу!
Ох, никогда не понимал он истинного смысла этих слов, считая их всего лишь расхожим выражением! А сейчас – понимал…
Слава богу, он не стал таким, как Малинка! Он отражается в зеркале, а значит, он по-прежнему – человек!
– Останемся на «ты», договорились? – предложил Валентин. – Окончания множественного числа отнимают жутко много времени!
Серега кивнул. Хоть Валентин был взрослый, но со всеми друзьями отца Серега был на «ты»: и с огромным, как памятник, Молотовым, и даже с полковником Грушиным, и называл их всех запросто – Миша, Лёша… Ну а Валентина он будет называть просто – Валентин.
– Почему ты испугался? С чего взял, что не будешь отражаться в зеркале? – спросил тот.
– Потому что Малинка была не как мертвая, а, наверное, совсем мертвая, монах позвал ее душу, но, думаю, не оживил, она осталась упы… в смысле нежитью, а я… я в поезде видел бродячего мертвеца и свалился без сознания, а потом меня увезли эти, на «Скорой», и я вдруг подумал: а что, если я тоже умер и тоже стал нежитью?! – выпалил Серега одним духом и не без опаски взглянул на Валентина: понял ли тот хоть что-то? А если понял, может, перепугался и сейчас рванет от него со всех ног?!
Но Валентин стоял на месте и задумчиво смотрел на свой «Рено», от которого между тем отлетело второе крыло и два передних колеса. Автомобиль завалился на нос, задние колеса оторвались от земли.
Стекла каким-то чудом еще держались, но видно было, что из последних сил.
– Так, давай все по-новой, – приказал Валентин, поворачиваясь к Сереге, – расскажи толком, что произошло, пока меня не было. А то я пока мало что понимаю.