Откуда здесь луна, если сейчас новолуние? Никакой луны быть не должно. И свет этот…
Откуда-то сбоку светила синеватая и невидимая луна, причем светила непонятно, точно через тонкую прорезь, свет падал наискосок и придавал окружающему облик марсианского ледника.
И в этом синем цветовом безумии что-то двигалось. Нет, я не мог увидеть движения, это было и не движение вовсе, а какое-то ощущение движения, точно смещался сам свет, точно шагали там, в глубине лесного пространства, хрустальные тени.
– Что это? – прошептал я.
– Это то, что… я не думала, что это настолько…
Голос Галки звучал восторженно и счастливо, точно она нашла клад. А у меня совершенно неожиданно заболела голова, причем так сильно и резко, что я на некоторое время ослеп, на секунду.
Ослеп и покачнулся, Галка поймала меня за руку.
– Стоять! – прошептала.
Я стоял, глядя, как лес вокруг меня погружается в медленное мельтешение. Галка протянула мне платок. Я подумал, что она совсем уже рехнулась, но потом увидел, как с кончика носа у меня капает кровь. Видимо, в носу у меня лопнул сосуд, причем немаленький, потому что кровь текла почти ручейком, так что мне пришлось свернуть Галкин платок в жгутик и заткнуть им ноздрю.
– Бред… – выдохнул я.
Голова у меня стала болеть меньше, кровь сбросила давление, и стало как-то терпимо, я стал смотреть дальше.
Свет, воздух, лес, все это переливалось, перекатывалось, жило, меняло цвет. А еще мне казалось, что там что-то есть. Живое.
Что-то снова сместилось в небе, каким-то резким щелчком, и неожиданно свет стал падать сразу с двух сторон.
– Как это…
– Я тебе говорила! – воскликнула Галка. – Я говорила, и я была права! Надо теперь окончательно…
Снова ударило в голову, на этот раз в область затылка, точно кто-то треснул мне по голове кулаком, и кровь тут же брызнула из второй ноздри. В этот раз боль не ушла, а растеклась внутри под черепом равномерным жаром, отчего казалось, что голова вот-вот взорвется. Почему-то мне представлялось, что эта головная боль и это мельтешение перед глазами как-то связаны.
А у Галки с головой, кажется, все было нормально.
Хрустнуло.
Сбоку, метрах в пятидесяти, слева. Негромко, скорее всего ветка, однако этот хруст отозвался в моей голове настоящим взрывом, точно мне в ухо выстрелили из винтовки. Наверное, я снова на несколько секунд ослеп, вернее перед глазами у меня лопнула белая вспышка, а когда глаза проморгались, то я увидел медведя.
Медведь. Он нюхал воздух. В мою сторону нюхал воздух. Я понял почему. Кровь. Вся моя куртка была пропитана кровью, медведь ее чувствовал.
Я думал, что медведи выглядят совсем по-другому. Что они толстые, неуклюжие и смешные, примерно такие, как в нашем зоопарке, сидят жуют брюкву да пузо чешут. Но этот медведь был совсем другой. Тощий, злой, с вытянутой мордой. На бультерьера похож, подумал я. Да, бультерьер. И глаза горят неприятным огнем. Голодным. Он очень хотел есть, черника еще не поспела, малина не поспела, а дичи в наших лесах немного, и никакого овса в округе, с овса его согнали. А тут мясо. Много беззащитного мяса.
Медведь глядел на нас, и у него из пасти текла длинная тягучая слюна, которая блестела на лунном свете как медленная ртуть.
– Мишка пришел, – произнесла Галка совершенно беззаботно.
Мишка. Наверное, тот самый, который помял фермера на овсах. А Галка уверяла меня, что никакой мишка сюда не доберется, ведь восемьдесят километров и все такое.
А мишка добрался. И явно собирался перекусить.
– Не шевелись! – прошептал я. – Смирно стой!
Я попробовал схватить Галку за руку, но она вырвалась:
– Ты ведь видишь?!
Она указала пальцем. Не на медведя, а куда-то вперед, в лес. Там, впереди, рядом с серебряными стволами сосен в воздухе пошевеливалась…
Я не сразу понял, что именно. Острые, похожие на изогнутые рапиры стебли, точно там висел в воздухе огромный фиолетовый еж.
Синяя Осока.
Боль в моей голове достигла ослепительных высот.
– Я была права! – прошептала Галка. – Права! Ты же ее тоже видишь!
Я повернул голову в сторону медведя.
Он направлялся к нам. Не спеша, косо выбрасывая перед собой тяжелые лапы. Расстояние сокращалось.
– Бежим! – заорал я.
Я дернул Галку за руку, но Галка стояла как каменная, не шелохнулась.
– Бежим!
Я сделал несколько шагов, Галка продолжала стоять, глядя на эту переливающуюся в воздухе синеву.
Надо было бежать. Я знал, что от медведя не убежать, медведь догонит кого хочешь, хоть оленя. Но в моей голове возникла мысль, мерзкая такая мысль, подлая мысль, худшая мысль в моей жизни.
Если я побегу, а Галка останется, то он, конечно, сначала нападет на нее. И пока будет длиться перекус, я смогу оторваться. Смогу, точно.
Поэтому едва я так подумал, я сразу понял, что никуда я убежать не смогу. Не смогу просто. Поэтому я остановился, а потом вернулся к Галке и встал рядом с ней.
А медведь был уже совсем близко. Но он почему-то уже не бежал, он стоял. Он глядел на нас…
То есть на Галку.
Наверное, именно тогда я понял, что такое ужас. Не испуг какой-нибудь там, не страх, который человек чувствует, глядя в ночную темноту, а ужас. Ужас – это то, что человек чувствует, когда темнота рассеивается.
Когда ты встречаешь того, кто рассматривает тебя только в одном виде. В виде еды.
А она, кажется, ничего не понимала. Ее совсем не пугал медведь, она вообще глядела в сторону, в синеву, в марево.
И медведь медленно повернул голову туда же.
Появился звук. Тоже необычный, как и все здесь. Словно заработала трещотка. Я слышал такие трещотки и раньше, правда не в реальности, а по телевизору, в программе про животных. Такой звук издавала загнанная в угол гремучая змея. Только это была очень большая змея.
Медведь встопорщился, как испуганная кошка, не думал, что так возможно, шерсть на его загривке поднялась дыбом, оскалились клыки, медведь зарычал, но в рыке его слышался испуг.
И вдруг медведь исчез.
Его точно слизнуло огромным ленивым языком.
– Да! – вскрикнула Галка.
Медведь завизжал. Именно завизжал, никогда не предполагал, что медведь может так верещать, его голос раздался откуда-то издалека, точно он находился в погребе, точно его схватили за шкирку, как шкодливого котенка, и теперь тыкали носом в совершенные безобразия.
Неожиданно медведь показался. Он проявился в нескольких метрах над землей, вися в нелепой позе, точно что-то держало его поперек туловища действительно как котенка. Затем зверя что-то подбросило, он перекувырнулся в воздухе несколько раз, упал на спину, подпрыгнул и рванул прочь.
И тут же между медведем и нами точно потекло мелкочешуйчатое прозрачное стекло, нечто двигалось непостижимыми стремительными урывками, будто возникая в одном месте и исчезая в другом, а длинные изогнутые синие иглы, на самом деле похожие на стебли осоки, двигались вместе с этим нечто. Трещотка становилась то громче то тише, но не замолкала ни на секунду.
Медведь удирал широкими скачками, отрывисто всхрапывая и приволакивая заднюю лапу, кажется, она у него была сломана, во всяком случае вывихнута. Он отчаянно старался спастись и снова на секунду исчез из виду, а когда снова возник, он уже перекатывался по земле, снова сбитый с ног, а происходило все очень и очень быстро.
Медведь больше не побежал. Да он и не мог бежать, задняя лапа сделалась совершенно непригодной, она была не вывихнута, а вывернута и болталась сбоку как мочалка.
Да, все это происходило удивительно быстро, и я успевал все это понимать с большим опозданием, но при всем этом с удивительной ясностью, все происходило как будто в фильме с избыточной контрастностью и яркостью и на необычайно широком экране, я видел как-то сразу все, все в мельчайших деталях. Но понимать катастрофически не успевал.
Была видна лишь задняя часть медведя. Она висела в воздухе примерно в двух метрах над мхом и совершала странные движения, точно медведь собирался влезть куда-то, но никак не мог. Он шевелил лапами, дергался и начинал извиваться, снова дергался, вздрагивая, и вдруг я понял.
Его пережевывали.
Переднюю часть медведя пережевывали. Невидимая тварь не спеша жевала медведя, хрустела его костями, перемалывала. Не переставая трещать.
Галка смотрела на то, что происходит, восхищенными глазами.
Я хотел снова сказать, что пора уходить, но не сказал. То, что происходило, как-то завораживающе на меня подействовало, как-то гипнотически и дурманяще.
Потом медведя отпустили. То есть бросили, отпустить можно только живое.
Туша со шмяканьем упала как безвольный меховой мешок. Я не заметил крови, но вся передняя половина медведя стала бесформенной и вялой, там не просматривалось ни головы, ни лап.
– Готов, – сказала Галка.
Треск прекратился, и стало тихо-тихо.
Свет, проистекающий сразу из двух лун, сломался и скрестился под невообразимым углом. Робкий свет молодой луны слился со светом другой луны, с мощным и белым, как свет прожектора. И в свете этого прожектора она проявилась.
Тварь, так легко убившая медведя.
Это продолжалось всего мгновенье. Короткую вспышку. Секунду. Миг.
Я до сих пор не могу понять, на кого она походила. Она не напоминала ни одно животное, которое я хоть когда-либо видел. Даже в кино. Даже в фантастических фильмах. Я не смог понять, к какому виду принадлежало это существо. Я успел заметить у него лапы, но не успел пересчитать их количество. Его туловище на первый взгляд показалось мне безразмерным, но, пожалуй, на самом деле ростом оно было не выше слона.
Шкура его была не гладкой, не пупырчатой, а неравномерно покрытой синими шипами, на самом деле весьма напоминавшими синюю осоку.
Синюю осоку.
Галка смеялась.
– Бежим! – снова заорал я.
В этот раз я все-таки сдернул ее с места. Галка подчинилась. Мы побежали.
Удивительно, но я почему-то знал, в какую сторону надо бежать. Я не думал об этом, просто бежал, волоча за собой Галку. Она не сопротивлялась, только смеялась иногда, по-моему совершенно невменяемо.