Я думаю, дядя Отто заманил МакКатчена в поле разговорами о его строительных планах. Маккатчен всегда был готов часами рассуждать о своем доме и о приближающемся отходе от дел. Они получили выгодное предложение от гораздо более крупной компании — я не упомяну ее названия, но оно наверняка вам знакомо — и Маккатчен хотел принять его. Дядя Отто был против. Тихая борьба по этому поводу продолжалась между ними с весны. Я думаю, что это несогласие и послужило причиной желания дяди Отто избавиться от своего партнера.
Я думаю, мой дядя подготовился ко всему следующим образом: во-первых, он подкопал бревна, на которых стоял грузовик, а во-вторых, положив что-то на землю прямо перед носом грузовика, где Маккатчен обязательно должен был увидеть эту вещь.
Какую вещь? Я не знаю. Что-нибудь яркое. Бриллиант? Или всего лишь осколок стекла? Это не имеет значения. Она вспыхивает и сияет на солнце. Возможно, Маккатчен замечает ее. Если же нет, то будьте уверены, что дядя Отто обратит его внимание на нее. Что это там такое? — спрашивает он, указывая пальцем. Не знаю, — говорит Маккатчен и торопится взглянуть.
Маккатчен опускается на колени прямо перед "Крессуэллом", наподобие этих козлов-арабов, которые молятся своему Аллаху, и пытается выковырять эту вещь из земли. В это время дядя небрежно прогуливается и подходит к грузовику сзади. Один мощный толчок, и он расплющивает МакКатчена, Маккатчен лопается, как тыква.
По моим подозрениям, он был слишком законченным пиратом в душе, чтоб умереть мгновенно. Воображение подсказывает мне, как он лежит, придавленный носом грузовика, и кровь течет у него из носа, изо рта и из ушей. Лицо его бело, как бумага, глаза потемнели, он просит дядю помочь ему, помочь побыстрее. Просит… затем умоляет… и наконец проклинает моего дядю, обещая, что достанет его хоть из-под земли и покончит с ним. А мой дядя стоит и смотрит, засунув руки в карманы, ожидая, когда все будет кончено.
Вскоре после смерти МакКатчена мой дядя стал вести себя так, что завсегдатаи парикмахерской сначала назвали это странным, потом ненормальным, а потом чертовски загадочным. То, что сделало его сумасшедшим, "как дерьмовая крыса", пользуясь жаргоном парикмахерской, проявилось потом в полной мере, но, похоже, ни у кого нет сомнений, что начались его странности примерно в то же время, когда умер Джордж Маккатчен.
В 1965 году дядя Отто построил небольшой однокомнатный дом через дорогу от грузовика. Много было разговоров о том, что старина Отто Шенк собирается устроить там, у Троицына холма рядом с шоссе, но когда выяснилось, что это — подарок городу, новое здание школы, которую он просил назвать в честь его покойного компаньона, всеобщему удивлению не было предела.
Городские власти Касл Рока были поражены. Впрочем, поражены были все. Почти все в Касл Роке в свое время ходили примерно в такие же однокомнатные школы (или думали, что ходили, а это примерно то же самое). Но к 1965 году ни одной однокомнатной школы в Касл Роке на осталось. Последняя из них, школа Касл Ридж, закрылась около года назад. К тому времени в городе была выстроена на окраине начальная школа из стекла и шлакоблоков, а на Карбайн-стрит была открыта прекрасная новая средняя школа. В результате своего эксцентричного предложения дядя Отто преодолел одним прыжком расстояние межу "странным" и "чертовски загадочным".
Власти послали ему письмо (никто не осмелился увидеться с ним лично), в котором поблагодарили его и выразили надежду, что он будет также заботиться о нуждах города и в будущем, но отклонили однокомнатную школу под предлогом, что в городе и так уже вполне достаточно школ. Дядя Отто впал во все возрастающее бешенство. Заботиться о нуждах города в будущем? кричал он моему отцу. Ну что ж, он позаботится о них, но не так, как им бы того хотелось. Он не вчера родился. Он может отличить ястреба от ручной пилы. И если они собираются соревноваться с ним в том, кто ссыт дальше, то он покажет им, что может ссать как хорек, выдувший бочонок пива.
"Что же ты собираешься делать?" — спросил его мой отец. Они сидели за столом на кухне у нас дома. Моя мать ушла с шитьем наверх. Она говорила, что ей не нравится дядя Отто. Она говорила, что от него воняет, как от человека, принимающего ванну раз в месяц. "И это богатый человек", — всегда добавляла она с презрением. Мне кажется, его запах ей действительно не нравился, но дело было не только в этом. Дело было в том, что она боялась его. В 1965 году дядя Отто стал выглядеть "чертовски загадочно", да и действовать стал таким же образом. Он расхаживал по городу в зеленых рабочих брюках на подтяжках, в байковой нижней рубахе и больших желтых ботинках. Глаза его устремлялись в непонятном направлении, когда он говорил.
"Что?"
"Что ты собираешься делать с этим домом теперь?"
"Я буду жить в этой сучьей дыре", — отрезал дядя Отто и привел свое намерение в исполнение.
История последних лет его жизни не займет много времени. Он страдал от того мрачного вида душевной болезни, о котором так часто пишут в бульварных газетах. Миллионер умирает от недоедания в многоквартирном доме. Нищенка была богата, — подтвердили банковские записи. Позабытый всеми банковский магнат умирает в одиночестве.
Он переехал в маленький красный домик — позднее цвет выцвел до бледно-розового — уже на следующей неделе. Никакие доводы моего отца не могли выкурить его оттуда. Через год он продал дело, ради сохранения которого он, как я полагаю, убил человека. Его странности возросли в числе, но деловая хватка не оставила его, и он продал дело с большой выгодой.
Таков был мой дядя Отто, состояние которого составляло около семи миллионов долларов и который жил в крошечном домике на шоссе Блек Хенри. Его городской дом был заперт, окна закрыты ставнями. В то время он уже начал путь от "чертовски загадочного" к "сумасшедшему, как какая-нибудь дерьмовая крыса". Следующий шаг на этом пути выражался короткой, менее выразительной, но более зловещей фразой "может быть опасен". Следующим шагом, как правило, является погребение.
В своем роде дядя Отто стал таким же неподвижным объектом, как и грузовик через дорогу, но я сомневаюсь, чтобы кто-то из туристов стал останавливаться, чтобы сделать его фотографию. Он отрастил бороду, которая была скорее желтой, чем белой, словно пропиталась никотином от его сигарет. Он стал очень толстым. У него появился второй подбородок, и в складках его всегда была грязь. Люди часто видели, как он стоит на пороге его странного маленького домика, просто неподвижно стоит, смотрит на шоссе и на то, что находится по другую сторону от него.
На грузовик, его грузовик.
Когда дядя Отто перестал появляться в городе, именно мой отец не позволил ему умереть в одиночестве от голода. Он приносил ему провизию каждую неделю, покупая ее на свои собственные деньги. Дядя Отто ни разу не вернул ему ни цента, возможно, ему это просто не приходило в голову. Папа умер за два года до смерти дяди Отто. Деньги дяди Отто отошли факультету лесного хозяйства Мэйнского университета. Я думаю, они были довольны. Во всяком случае, если учесть величину суммы, этого следовало ожидать.
Когда я получил права в 1972 году, я часто стал завозить недельную провизию. Поначалу дядя Отто смотрел на меня с некоторым подозрением, но понемногу начал оттаивать. Через три года он впервые сказал мне о том, что грузовик медленно подползает к дому.
Я тогда уже был студентом Мэйнского университета, но приехал домой на летние каникулы и вновь взялся за еженедельную доставку продуктов. Дядя Отто сидел за столом, курил, смотрел, как я выкладывал консервы и слушал мою болтовню. Мне показалось, что он забыл, кто я такой. Иногда это было заметно, но… возможно, он притворялся. А однажды он заставил меня поледенеть, спросив "Это ты, Джордж?", когда я подходил к дому.
В тот день в июле 1975 года он прервал мои попытки завязать обычный разговор внезапным и резким вопросом: "Что ты думаешь вон о том грузовике, Квентин?"
Внезапность вопроса вырвала у меня искренний ответ: "Я промочил штаны в кабине грузовика, когда мне было пять лет", — ответил я. "Думаю, если б я забрался в него сейчас, я сделал бы то же самое".
Дядя Отто хохотал долго и оглушительно. Я обернулся и посмотрел на него с удивлением. Я не мог вспомнить, слышал ли я когда-нибудь раньше, как он смеется. Смех закончился припадком кашля, от которого его щеки покраснели. Затем он посмотрел на меня блестящими глазами.
"Подойди поближе, Квентин", — сказал он.
"Что, дядя Отто?" — спросил я. Я подумал, что он опять собирается совершить один из своих странных прыжков от одной темы к другой и сказать, что Рождество приближается, иди что скоро будет конец тысячелетия, или что в ближайшем будущем состоится второе пришествие.
"Этот чертов грузовик", — сказал он, глядя на меня спокойным, пристальным, доверительным взглядом, который мне не очень-то понравился, — "становится ближе с каждым годом".
"Вот как?" — спросил я с осторожностью, думая, что столкнулся с новой и очень неприятной навязчивой идеей. Я взглянул на "Крессуэлл", стоящий через дорогу среди стогов сена на фоне Белых гор, и… на одно безумное мгновение мне действительно показалось, что он приближается. Потом я моргнул, и иллюзия исчезла. Грузовик, разумеется, стоял на том же самом месте, где и всегда.
"Да", — сказал он. "По чуть-чуть приближается с каждым годом".
"Может быть, вам необходимы очки. Я лично не замечаю никакой разницы, дядя Отто".
"Ну разумеется, ты не замечаешь!" — отрезал он. "Ты же не замечаешь движения часовой стрелки у себя на часах, не так ли? Сукин сын движется слишком медленно, чтобы можно было это заметить… если не смотреть на него очень долго. Как я на него смотрю". Он подмигнул мне, и я поежился.
"С чего бы ему двигаться?" — спросил я.
"Он хочет добраться до меня, вот с чего", — сказал он. "Я все время о нем думаю. Однажды он заявится сюда, и мне придет конец. Он придавит меня, как уде придавил Мака, и мне придет конец".