Дисциплинарная страница угрожающе заполнена. Что он только не вытворял, этот Лоусон!
Джим перевернул еще одну страницу, увидел фото и не поверил своим глазам. Внутри все похолодело. Роберт Лоусон с вызовом глядел с фотографии, словно позировал он не в актовом зале, а в полицейском участке. На подбородке у Лоусона была родинка, напоминающая спелую землянику.
Каких только резонов не приводил Джим перед седьмым уроком. И что парней с такими родинками пруд пруди. И что головорезу, пырнувшему ножом его брата, сейчас должно быть никак не меньше тридцати двух. Но когда он поднимался в класс, интуиция подсказывала другое. "То же самое и с тобой было накануне нервного срыва", — напоминал он себе, чувствуя во рту металлический привкус страха.
Перед кабинетом № 33, как всегда, околачивалась небольшая группка; кто-то, завидев учителя, вошел в класс, остальные с ухмылочками зашушукались. Рядом с Чипом Освеем стоял новенький в грубых "тракторах", последнем вопле моды.
— Иди в класс, Чип.
— Это что, приказ? — улыбнулся рыжий детина, глядя куда-то мимо.
— Приказ.
— Вы, кажется, вывели мне неуд, или я ошибаюсь?
— Ты не ошибаешься.
— Ну ладно… — остальное прозвучало неразборчиво.
Джим повернулся к Лоусону:
— Тебя, вероятно, следует ознакомить с нашими правилами.
— Валяйте, мистер Норман. — Правая бровь у парня была рассечена, и этот шрам Джим уже видел однажды. Определенно видел. Абсурд, бред… и тем не менее. Шестнадцать лет назад этот парень зарезал его брата.
Словно откуда-то издалека услышал он собственный голос, объясняющий школьные правила. Роберт Лоусон засунул большие пальцы рук за солдатский ремень и слушал его с улыбкой, то и дело кивая, как старому знакомому.
— Джим?
— Мм?
— У тебя неприятности?
— Нет.
— Что-нибудь с учениками в классе "Литература и жизнь?"
Без ответа.
— Джим?
— Нет.
— Может, ляжешь сегодня пораньше?
Если бы он мог уснуть!
Его опять мучили ночные кошмары. Когда этот тип с красной родинкой пырнул брата, он успел крикнуть Джиму вдогонку: "Следующий ты, малыш. Готовь пузишко".
Джим очнулся от собственного крика.
Он разбирал в классе "Повелителя мух" Голдинга и говорил о символике романа, когда Лоусон поднял руку.
— Да, Роберт? — голос Джима ничего не выражал.
— Что это вы меня так разглядываете?
Джим оторопело захлопал ресницами. В горле мгновенно пересохло.
— Может, я позеленел? Или у меня ширинка расстегнута?
Класс нервно захихикал.
— Я вас не разглядывал, мистер Лоусон, — возразил Джим все тем же ровным тоном. — Кстати, раз уж вы подали голос, скажите-ка нам, из-за чего поспорили Ральф с Джеком…
— Нет, разглядывали!
— Хотите, чтобы я отпустил вас к директору?
Лоусон на секунду задумался:
— Не-а.
— В таком случае расскажите нам, из-за чего…
— Да не читал я. Дурацкая книга.
Джим выдавил из себя улыбку:
— Вот как? Имейте в виду, вы судите книгу, а книга судит вас. Тогда, может быть, кто-то другой нам ответит, почему мнения мальчиков о звере сильно разошлись?
Кэти Славин робко подняла руку. Лоусон смерил ее презрительным взглядом и бросил пару слов Чипу Освею. Что-то вроде "ничего титьки?" Чип согласно кивнул.
— Мы тебя слушаем, Кэти.
— Наверно, потому, что Джек собирался устроить охоту на зверя?
— Молодец. — Он повернулся спиной к классу и начал писать на доске мелом. Мимо уха просвистел грейпфрут.
Джим резко обернулся. Некоторое тихо прыснули, лица же Освея и Лоусона выражали абсолютную невинность. Он поднял с пола увесистый плод.
— Затолкать бы это в глотку кое-кому, — слова относились к галерке.
Кэти Славин охнула.
Он швырнул грейпфрут в мусорную корзину и снова заскрипел мелом.
За чашкой кофе он развернул утреннюю газету, и сразу в глаза бросился заголовок в середине страницы. "О, Боже!" — его возглас прервал непринужденное щебетание жены. Казалось, в живот впились изнутри десятки заноз. Он прочел вслух заголовок:
— "Девушка разбивается насмерть".
А затем и сам текст:
— Вчера вечером Кэтрин Славин, семнадцатилетняя школьница из Хэролд Дэвис Хай Скул, выпала или была выброшена из окна многоквартирного дома, где она жила с матерью. По словам последней, ее дочь поднялась на крышу с кормом для голубей, которых она там держала. Анонимная женщина сообщила полиции, что трое каких-то парней пробежали по крыше без четверти семь, почти сразу после того, как тело девушки (продолжение на странице 3)…
— Джим, она случайно не из твоего класса?
Он не ответил жене, так как на время лишился дара речи.
Две недели спустя, после звонка на обед, его нагнал в холле Симмонс с папкой в руке, и у Джима упало сердце.
— Еще один новичок, — сказал он обреченно, опережая сообщение Симмонса. — Класс "Литература и жизнь".
У Сима брови поползли вверх:
— Как вы догадались?
Джим пожал плечами и протянул руку за личным делом.
— Мне надо бежать, — сказал Симмонс. — Летучка по оценке учебной программы. Джим, у вас такой видок, словно вы побывали под колесами машины. Вы как, в порядке?
Словно побывал под колесами машины, вот-вот. Как Билли Стирнс.
— В порядке.
— Так держать, — Симмонс похлопал его по спине и побежал дальше. А Джим открыл папку, заранее весь сжимаясь, как человек, ожидающий удара.
Однако лицо на фотографии ни о чем ему не говорило. Мог видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа был массивного телосложения, темноволосый, с негроидными губами и полусонным выражением глаз. Он был тоже из Милфорд Хай Скул и еще два года провел в исправительной школе Грэнвилль. Сел за угон машины.
Джим закрыл папку. Пальцы у него слегка дрожали.
— Салли?
Она оторвала взгляд от гладильной доски. Джим уставился на экран телевизора невидящими глазами — транслировался баскетбольный матч.
— Нет, ничего. Это я так.
— Какая-нибудь скабрезность? — сказала миссис Норман игриво.
Он выжал из себя улыбку и снова уставился на экран. С кончика языка уже готова была сорваться вся правда.
Но как о ней расскажешь? Ведь это даже не бред, хуже. С чего начать? С ночных кошмаров? С нервного срыва? С появление Роберта Лоусона?
Начать надо с Уэйна, его старшего брата.
Но он никогда и никому об этом не рассказывал, даже на сеансах групповой психотерапии. Он вспомнил свое полуобморочное состояние, когда они с Дэвидом Гарсией первый раз встретились глазами в холле. Да, на фотографии Гарсия показался ему незнакомым. Но фотография не все может передать… например, нервный тик.
Гарсия стоял рядом с Лоусоном и Чипом Освеем. Увидев мистера Нормана, он широко осклабился, и вдруг у него задергалось веко. В памяти Джима с необыкновенной отчетливостью зазвучали голоса:
— Ну что, шкет, сколько там у тебя в кармане?
— Ч-четыре цента.
— Врешь, щенок… гляди, Винни, обмочился!
— Джим? Ты что-то сказал? — спросила жена.
— Нет-нет, — отозвался он, вовсе не будучи в этом уверенным. Кажется, у него начинался озноб.
В первых числах февраля, после занятий, когда все преподаватели давно ушли из школы, он проверял в учительской сочинения. В десять минут пятого раздался стук в дверь. На пороге стоял Чип Освей, вид у него был довольно испуганный.
— Чип? — Джим постарался не выказать удивления.
Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Можно с вами поговорить, мистер Норман?
— Можно. Но если насчет теста, ты напрасно тратишь…
— Нет, другое. Здесь, э, можно курить?
— Кури.
Освей чиркнул спичкой, при этом пальцы его заметно дрожали. С минуту он молчал — никак не мог начать. Губы беззвучно шевелились, глаза сузились до щелок. И вдруг его прорвало:
— Если до этого дойдет, поверьте, я ни при чем! Я не хочу иметь с ними никаких дел! Они шизанутые!
— Ты о ком, Чип?
— О Лоусоне и Гарсии. Они оба чокнутые.
— Собираются со мной расправиться, да? — Он уже знал ответ по тому, как подкатила привычная тошнотворная волна страха.
— Сначала они мне понравились, — продолжал Чип. — Мы прошвырнулись, выпили пивка. Тут я немножко приложил вас, сказал, как вы меня завалили. И что я еше отыграюсь. Это я так, для красного словца! Чтоб я сдох!
— Ну а они?
— Они это сразу подхватили. Стали расспрашивать, когда вы обычно уходите из школы, какая у вас машина, и все в таком духе. Я спросил, что они против вас имеют, а Гарсиа мне: "Мы с ним старые знакомые…" Эй, что это с вами?
— Дым, — объяснил Норман внезапно осипшим голосом. — Не могу привыкнуть к сигаретному дыму.
Чип загасил сигарету.
— Я спросил, когда они с вами познакомились, и Боб Лоусон ответил, что я тогда еще мочился в пеленки. Загнул, да? Им же, как и мне, всего семнадцать…
— Дальше.
— Тогда Гарсия перегибается через стол и говорит мне: "Как ты собираешься отыграться, если ты даже не знаешь, когда он уходит домой из этой дребаной школы?" "А я, — говорю, — проткну ему шины". — Чип поднял на Джима виноватый взгляд. — Я бы этого не стал делать, мистер Норман. Я это просто так сказал, от…
— От страха? — тихо спросил Джим.
— Да. Мне и сейчас не по себе.
— И как же они отнеслись к твоим намерениям?
Чип поежился.
— Боб Лоусон сказал: "И это все, на что ты способен, мудило гороховый?" Ну я ему, чтобы слабость не показать: "А вы, — говорю, — что, способны отправить его на тот свет?" У Гарсии глаз задергался, он руку в карман — щелк, — а это финка. Я как увидел, сразу рванул оттуда.
— Когда это было, Чип?
— Вчера. Я теперь боюсь сидеть с ними в классе, мистер Норман.
— Ничего, — сказал Джим. — Ничего.
Он бессмысленно таращился на разложенные перед ним тетради.
— Что вы собираетесь делать? — полюбопытствовал Чип.
— Не знаю, — честно признался Джим. — Я действительно не знаю.
К понедельнику он так и не принял решения. Первым побуждением было посвятить во все жену, но нет, он не мог этого сделать. Она бы смертельно перепугалась и все равно бы не поверила. Открыться Симмонсу? Тоже невозможно. Сим сочтет его сумасшедшим и, вероятно, будет недалек от истины. Пациент, участвовавший с Джимом в сеансах групповой психотерапии, сказал как-то раз, что пережить нервный срыв — это все равно что разбить вазу, а потом ее склеить. Впредь ты уже будешь брать ее с опаской. И живые цветы в нее не поставишь, потому что от воды