— Вставай, Зар, ждёт тебя… многое! — радостно поприветствовал я дрыхнувшего братца.
— Гор, ой… — вскинулся он, спросонья не помня, что вчера было, но вспомнил, чуть не в ножки поклонился. — Здравия и блага вам, Стригор Стрижич!
— Угу, его самого, — не стал я спорить. — В общем, я тут подумал, Зар, что с тобой, мордой предательской, учинить… — замолчал я, полюбовался на сжавшегося парня, удовлетворённо кивнул. — И решил, брат мой: хотел ты стать владыкой Лога. Так будь им!
— Э-э-э… — выпал в каплю парень. — Это как, Стригор Стрижич?
— Ну, считай, первую проверку ты прошёл. Вот стал бы ликовать и радоваться — быть тебе бы битому. А так — правильный вопрос, Зар. Но и отвечать на него придётся нам вместе. Вот ты пожил со мной, пусть мало. Кто такой Владыка Болотного Лога? Не по званию, а по сути. Для людишек, для себя?
— Подумать могу? — уточнил Зар, на что я кивнул.
Посидел парень, пальцы позагибал. Похмурился, но через пару минут всё же выдал:
— Родитель?
— Ну, в общем, близко. Не вполне, но именно родитель. Защита, опора. А что надобно, Зар, чтоб таким стать? И не мысли дурь, насчёт дружины: что с теми же бесами, что ты видел, дружина сделает?
— Чародеем сильным надо быть.
— И всё? — ехидно уставился я.
— Ну, девок брюхатить, — хмыкнул он. — Ой!
— Сие подзатыльник мудрости. Хрен знает, поможет или нет, а мне приятно, — изрёк я. — Давай подход комплексный применять. Итак, есть Болотный Лог. В нём живут людишки, растят еду, ублажают нас и прочее. Но мало их, родичи друг другу, соответственно, девок брюхатить — не развлечение, сам же вроде понимал.
— Да, понял я. Но новых людишек…
— Откуда? Из Ростока? Я набрал, — хмыкнул я. — Полсотни мануфактурных работников. Знаешь сколько через две седмицы в живых осталось? — на что пожатие плечами. — Три десятка, Зар! Это наши людишки над ними тряслись, как над единственной яблонею!
— Твари?
— Да если бы, — досадливо поморщился я. — Но и твари, но не лютые. Вороны, блядь!!! — взорвался я, тут же себя успокоив. — Эти блаженные не слушали, о чём им талдычили! Летит тройка воронов — людишки пригибаются, а тут стоят, буркалы выпучили, пасть разинули… ну и ей ворона и поймал. И таких считай два десятка. Кто от воронов, кто “сладкую ягодку”, волчатник сожрал, — махнул я рукой.
— Землепашцев брать?
— А откуда ты их наберёшь столько? — хмыкнул я. — В общем-то варианты, есть, особенно с Погибычами в младших…
— КАК?!
— А, ты и не в курсе, — хмыкнул я. — Не стал я их семя изводить. В младший род взял, был тут Погислав, присягу принёс.
— Э-э-э…
— Эгэ, — покивал я. — В общем, если ум и силы приложить, то девок брюхатить можно не по нужде, а по охотке. Что, не по нраву пришлось? — ехидно уставился я на братца, который вид принял невинно-похотливый.
Вот реально — талант, я бы так не смог, оценил я.
— В общем, поддерживать численность, а лучше прирост иметь среди людишек в Логе. А уж умом или удом — дело десятое. Далее, Зар, потребно, чтоб людишки жили хорошо. Не надрывались, могли на то же любодейство время и силы иметь. Лучше б и читать умели, — задумчиво выдал я. — Но сие не к спеху, но развлечения какие-никакие имели.
— А зачем? — офигел братец.
— Ну про то, что родня они нам, я говорил. Но даже не в том дело. Внемли истине: довольный за четыре часа сделает более, чем несчастный за восемь. И не по лени, поркой ты это не поправишь. Тут природа человеческая себя являет.
— Что-то в гимназии говорили…
— Ну не всем же там недоумками круглыми быть. Могут и квадратные встречаться. Ну и людишки, повторюсь — часть нас как родовичей. Сам прочувствуй — ТВОИ людишки сыты, довольны, гордятся, что они — твои! Прочувствуй, Зар.
— Сие… и вправду приятно, Стригор Стрижич.
— Во-о-от. Потому не только тварей прибил, девку повалял. А думать надо, как им живётся, чем леготу им дать, а где и напрячь — лишняя легота тоже не на пользу пойдёт. Ну да посмотришь, подумаешь, чай не дурак. А сейчас, братец Зар, — широко улыбнулся я, отчего братец Зар глазёнками забегал, явно тщась от педагогического меня сбежать, — тренировка.
— Не-е…
— ДА! — ликовал я. — Бугагашеньки! И так как ты, братец, бед наделал — пожёстче, чем, была!
Обречённо Зар попёрся за мной. А через пару часов добрый я своими лапами дотащил натренированного, почти без синяков, даже слабо постанывавшего (а значит сил дохрена осталось!) братца до его покоев.
— Жрать хочешь? — сердобольно поинтересовался я.
— Ой… смертушка моя пришла… — понятливо ответил скрюченый братец.
— Значит, хочешь, — логично заключил я. — И Зар, я тебя с дружком твоим, Погибычем, на тварей Пущи пускать буду. Спасибо за науку скажешь!
— Уже… Стригор Стрижич, благодарность границ не знает…
— От какой молодец! — порадовался я. — Значит завтра на четверть часа подольше потренируемся! — и с радостным гоготом, под умирающие стоны, удалился из братцевой комнаты.
Заскочил в людскую, повелел тащить Зару пожрать, побольше и повкуснее. Да и себе тащить — сам не жрамши. Да и надсердечник побаливал, прямо скажем. Но — надо.
А за завтраком с девчонками стал мысль думать. Ну, с тренировками понятно, раз в день, когда Погибыч оклемается — и его подключу. А вот как раз с ним, точнее с его кусочком магического органа надо разбираться уже сейчас. Потому как карман биологию-то сохранит, а вот с эфиром — чёрт знает. Так что заниматься надо побыстрее.
Надумав это, я до биодоспеха доскакал, кусочек прихватил, на трон уместился. И, в полутрансе, начал рабочий эфирный орган исследовать.
И выходило, что приживлять я себе его… не буду, как это ни прискорбно. Дело в том, что эфирный орган — не только связь и канал с эфирным планом. Но и сложная биологическая железа, с кучей программ. Например, вот я пожелал детёнка и запустил программу. Так вот, стать наркоманом-трахателем — реально можно. А будет органа два — так будет не объединение, а синергия. И так меня ощущениями из эфира вышибало, а “с двух стволов”… И это только то, что я ТОЧНО выявил критерием истины. А в потенциале эфирный орган реагирует на массу вещей, чего я либо не заметил, будучи занят упокаиванием твари, или не попадал пока в нужную ситуацию. И всё это гормоны, нейромедиаторы, приправленные эфиром, притом.
В общем, как ни прискорбно, а ну его нахер, эфирный орган Погибычей.
Но, при этом, вчера не то, чтобы открылся, а скорее напомнил о себе ещё один путь эфирного развития, помимо стрижичьего воздуха.
Итак, судя по внешнему виду даймона моей души, он — это лёд и тьма. И именно воздействие этих стихий проявилось в материи на момент наивысшего эмоционального напряжения. При этом, надсердечник в данной манифестации просто не принимал участия, я бы почувствовал, а этого не было.
Соответственно, выходит, что раскорячившись между эфирным планом и материей, я МОГУ использовать неисчерпаемые океаны эфира даймонической сутью для воздействия на материю. Вопросов “как” — немного, но все без ответа. Но, направление перспективнейшее, вне зависимости от КПД результата — с той стороны эфира реально бесконечно, так что ничтожные доли процента — это любое, возможное и невозможное воздействие.
Хотя, конечно, это в идеале. Так-то должна быть куча подводных камней, в противном случае даймоны Земного Края… хм, а они работали только с телом как медиумы. А, например, даймон в даймоническом теле, питающий Сердце Феи, не имел ограничений на эфир. И мог пребывать только в специально созданном артефакте. Защитная реакция Земного Края? Возможно, но тут её то ли нет, то ли тот вариант одержимости-симбиоза, что я использую, в рамки защитных механизмов не укладывается. Интересно-то как, аж поджал я пальцы на ногах.
И поскакал во двор, проверять надуманное. И через ещё пару часов уныло возвращался к себе: как ни пыжился я, как ни злопыхал на всеобщую нечуткость и гадство, никаких леденящих ветров и света помрачения не вышло. Притом, что вокруг меня-даймона прям буря буревала и вообще.
Значит, чего-то не знаю и не учитываю, надо будет разбираться, узнавать и учитывать, заключил я, растягиваясь на койке.
— Стригор Стрижич, а нам к вам можно? — вдруг спросила Люба.
— Хочется очень, Стригор Стрижич, — покивала Ола.
А после приятного и довольно продолжительного групенсекса до меня дошло. Девчонки были не столько в охотке, сколько почуяли моё расстройство, ну и порадовали, как могли.
— Хорошие мои, — приобнял я девиц и поочерёдно чмокнул в макушки.
Девчонки прижались, довольные, а я стал гораздо более позитивно рассуждать. Ну, пусть даже и не выйдет у меня с прямой эфирной манифестацией. Я УЖЕ принимаюсь более чем опытным боевым магом за Воздушного Владыку — будучи щеглом, по большому счёту. За счёт разума своего могучего. А как докачаться я уже понял. В общем, не пропаду. И даже смогу самым толстым жабычем на болоте стать. Конечно, хочется больше и сразу. Но это жадность глупая.
А повалявшись, я направился в людскую, прихватил Макось, да и направился проведать Погибыча. Последний выглядел неважно, но, очевидно, памятуя вчерашние люли от батюшки, попробовал на колено встать. Раздробленное, мдя… я аж поморщился, испытав некоторое сочувствие, душевный я… даймон, чуть в голос не ржанул я.
— Лежи, Погибыч. Помрёшь ещё, а от тебя живого проку больше, — бросил я. — Как он, Макось?
— Родович, Стригор Стрижич, — поклонилась ведьма. — За седмицу отойдёт, ходить будет. Через две — бегать.
— Если кормить от пуза, — протянул я.
— Истинно речёте, — подтвердила Макось.
— Ну так передай Недуму, чтоб кормили почаще, — выдал я. — Мне он побыстрее нужен, а не бока налёживающий.
— Исполню, Стригор Стрижич, — поклонилась Макось, а я покинул подвал.
И продолжились тренировки с Заром, который в конце тренировок страдал более выразительно. И даже начал под нос гадости бормотать в мой педагогический адрес. Что мой несравненный педагогизм подтверждало — я нагрузки увеличивал, а у парня даже на ругань силы оставались!