Лицо старшего Димурга поколь сосредоточенно взирающего на Небо, враз прояснилось и также как у последнего засветилось золотым светом. Впрочем, так как Перший был весьма утомлен, оно у него проступило на коже объемными пятнами, в тех сияющих пежинках поглотив полностью все коричневу. И тотчас заулыбались Дивный и Асил, потрясенные услышанным, несомненно, обрадованные невероятному появлению нового божества.
– Для нашей лучицы, – молвил старший Рас и гулко, удовлетворенно выдохнул, точно появлению того изумительного творения был виновником он, а не его брат. – Надобно создавать несколько иные условия взращивания уже сейчас. Потому как с таковым своевольником, будет очень тягостно справиться. Днесь же необходимо, чтобы лучица укоренилась в этой девочке, оно как жизнь данной плоти очень важна. Да и скорей всего у лучицы их вряд ли станет много… Родитель считает еще две-три человеческие плоти не более. Посему ноне надо сберечь эту плоть, тем паче она полностью соответствует предпочтениям лучицы, и не страшно поколь, что девочка хрупкая здоровьем. Крепость как таковая понадобится только в последней человеческой плоти, нынче же все могут поправить бесицы-трясавицы, на то и созданы, так сказал Родитель.
– Это конечно многое объясняет, – протянул Перший, и хотя он был очень рад уникальности собственного творения, вместе с тем не мог скрыть своего волнения по поводу судьбы лучицы.
И сие волнение как-то дюже быстро перетекло на его венец… точнее на змею. Она, дотоль степенно лежащая в его навершие и всего-навсе синхронно смыкающая и отворяющая очи, словно проверяя каким образом ведут себя младшие братья ее повелителя, внезапно ретиво проползла по кругу. Ее узкий хвост, сорвавшись вниз, огладил своим концом не только волосы Першего, но и задел кожу на лице, придав ровности на нем золотому сиянию, будто равномерным слоем размазав его по той поверхности. Засим змея резко застыв, приняла исходную позу, и широко раззявив, мгновенно увеличившуюся, пасть, лучисто блеснула глубинами черно-золотых внутренностей глотки, тем самым стараясь вспугнуть не только затрепетавшее листвой древо в венце Асила, но и единождым махом вздрогнувшую Солнечную систему да золотой диск в навершие венцов Расов.
– Да… многое, – согласно отозвался Небо и перевел взор с явственно досадовавшей на него змеи, на лицо Атефа. – Теперь становится ясным, почему Родитель помогал Асилу облыжничать нас с Кручем. Он, вероятно, ведал о рождении такой уникальной лучицы у тебя, брат и все делал, чтобы ее появление произошло. Одначе, – старший Рас теперь и вовсе опустил взор, поелику не мог смотреть на напряженно замершего Асила, всегда остро чувствующего вину пред старшими за Круча, и явственно это демонстрирующего. – Одначе, коли вмале наша бесценная лучица станет Богом, нам всем… Димургам, Расам, Атефам надобно, чтобы ты Перший был бодр и спокоен. Не допустимо, что ты так утомлен и обессилен. – Теперь Небо говорил очень веско, и в его голосе появилась властность, которой он остановил желающего вступить в толкование старшего брата… Хотя, что, скорее всего Димург смолк, потому как старший Рас тягостно потряс головой, и резко вскинул с облокотницы вперед правую руку, тем жестом, будто смыкая ему уста. – Не важно в какую печищу вступит наша драгость, твоя жертва, помощь как всегда будут необходимы… Тем более божество будет хрупким и, несомненно, первое время недужить. В воспитание божества придется принимать участие всей нашей четверке, понеже придется обучать каждому, тем способностям оные приоритетны в нашем естестве, так сказывал Родитель… Родитель, с каковым последнее время я очень часто толковал и вот по какому вопросу. – Небо стих на миг. В данное мгновение как-то по-особенному, глубоко вздохнув, вроде намеревался нырнуть в глубины вод, и зараз при этом оглядел сидящих и сосредоточенно его слушающих Зиждителей. – Меня очень пугает твоя слабость, Отец, – продолжил он свою речь, очевидно, назвав так Першего нарочно. – И так как я выяснил, что сие связано с жертвой оной ты подвергаешь себя, чтобы спасти от извращения образа маймыра, а как итог от гибели. Я решил уладить этот болезненный для нас всех вопрос без привлечения тебя, напрямую с ним и Родителем. И посему ноне дело по поводу маймыра обстоит следующим образом.
Перший нежданно надрывисто вздрогнул всем телом, порывчато сотрясся его венец и качнулась взад… вперед скалившая в сторону Небо зубы змея. Бог, кажется, и вовсе перестал дышать, резко подавшись вперед и не сводя смятенного взора с лица брата так, что тот обеспокоенный его видом, торопливо молвил:
– Родитель ощущая твое утомление, Перший и страшась, что оно может перейти в надломленность, решил даровать возможность Опечу вернуться в лоно печищ. Позволив ему еще раз вступить на Коло Жизни. Да, не тревожься ты так, Отец, – запальчиво дыхнул старший Рас и зябь волнения пробежалась по тонкой молочно-белой его коже золотыми переливами. – Родитель позволит Опечу вступить на Коло Жизни, чтобы выбрать печищу, приобретя общие ее признаки, без смены имени и пути брата… И малецык согласился.
– Ты, уверен? – голос Димурга теперь точно вторя колебанию золотого сияния на коже брата, обеспокоенно завибрировал, и вместе с тем, похоже, самую крохотулечку сотряслись зеркальные стены залы… да в них на чуть-чуть смешались образы Богов восседающих в креслах.
– Уверен… уверен, – незамедлительно отозвался достаточно ровным гласом Небо, тем успокаивая не только Першего, но и умиротворяя отражения в зеркалах стен. – О том Опечь по первому сказал мне, потом подтвердил свое согласие Вежды.
– И мне, – встрял в разговор старших братьев Дивный, досель молчавший и беспокойно голубящий отдельные хвосты волосков в своей темно-русой бороде. – Мне Опечь также сказал, что готов вернуться в лоно Зиждителей, потому я и припозднился к тебе, Отец, або был на встрече с малецыком… Вернее, мы были там втроем я, Седми и Вежды… Опечь был очень нам рад, виделась его измаянность, усталость и словно опустошенность свершенными поступками, его неприкрытый страх пред братьями. Но Вежды был такой умница и Седми тоже… Они при встрече обняли Опеча, и вельми умягчено с ним толковали.
– В чью? чью печищу Опечь желает вступить? – перебивая молвь младшего брата, вскрикнул Асил и тягостно оттого сравнимого с рыканьем вопля сотряслись стены, свод и пол залы.
И тотчас рывком качнулись кресла в оных сидели Боги, а облака в своде сменили свой окрас на буро-пятнистый. Не менее стремительно поблекла кожа на лице старшего Атефа, лишившись всех красок присущих ей, вроде как полиняв.
– Умиротворись Асил! – дыхнули разом все три Зиждителя, испугавшись за брата.
А Небо вскинул вверх руку и разжал сомкнутую в кулак руку и немедля огромный кусок облака оторвавшись от общей массы себе подобных ретиво упал вниз, в мгновение ока окутав своими бурыми парами и самого Асила, и все его кресло… Мало-помалу та дымка впиталась в перьевую поверхность одного, и кожу иного, придав ей должный смуглый, ближе к темной и, одновременно, отливающий желтизной цвет, изнутри подсвеченный золотым сиянием. Еще немного и старший Рас резко дернул поднятой вверх правой рукой в сторону и в своде облака окрасились в нежные голубоватые полутона, придав зале света.
– В печищу Димургов, – чуть слышно пояснил Дивный, приглушив свой бархатистый баритон, будто стараясь утаить от Асила столь горестную для него правду.
Старший Атеф спешно сомкнул очи и прикрыл лицо правой дланью, сокрыв под ней расстройство, которое виделось не только в его взоре, но легко прочитывалось в судорожном трепетание кожи и дрожание конечностей.
– Такое не может произойти, – проронил Перший с невыразимой болью глядя на Асила. – Опечь может вступить в мою печищу лишь как сын. Он не сможет сохранить путь брата, ибо является моей лучицей.
– Родитель готов, обаче, только в этот раз, – произнес не менее встревоженный поведением младшего брата Небо, не сводя с него взора, и от той тревоги легохонько утопивший в облачных локотниках кресла свои перста. – Готов договориться с Всевышним и тем самым обойти Закон Бытия, но только ради нашей лучицы. Абы ей станешь необходим ты, Перший… И нужно, чтобы ты был бодр, спокоен… Оно как лучица пройдя Коло Жизни окажется слабенькой, а восстановление ее займет значимый срок… Потому ноне Родитель готов спасти Опеча, готов столковаться с Всевышним… Однако Опечь вступит в твою печищу на определенных условиях, какие поставил Родитель и должен, в первую очередь, неукоснительно выполнить ты.
– Какие условия? – не дав досказать Расу, отозвался старший Димург, сейчас и вовсе чуть двинувшись вперед на самом сидалище кресла, вероятно намереваясь встать.
– Первое, условие, – Небо медленно обвел залу взором, похоже, стараясь отвести его от проникающего во все очей старшего брата, и уставился на Асила прикрывающегося дланью, как-то мгновенно дернув каждой жилкой своего лица, точно младший его чем вельми сильно раздражал. – Первое условие, касается тебя, Перший и его исполнение обязательно, так велел Родитель… Никакой более жертвы своей части биоауры Опечу. После Коло Жизни малецык станет восстанавливаться в дольней комнате, столько, сколько понадобится, на твоей пагоде. Родитель не будет забирать биоауру у нас, так как Опечь в этот раз должен пройти сей путь без нашей жертвы, самостоятельно. Должен все пережить, обдумать и уяснить. Пагода может находиться в Млечном Пути поколь ты тут. Однако еще раз, повторюсь… Никакой жертвы твоей части биоауры, если Родитель о том узнает, договор будет незамедлительно разрушен, Опечь уничтожен. Поелику сейчас Родителя беспокоит лишь новая лучица, каковой нужен ты. Родитель очень хочет, чтобы малецык вернулся в печищи Богов, впрочем, если ставить приоритеты, первоочередное для Него новое, уникальное божество… лучица.
– А второе условие? – чуть слышно поспрашал Асил и медлительно убрав руку от лица, сызнова побледнел.
Нежданно в венце Атефа на платиновом деревце разком побурев осыпались листочки, почернели цветы и плоды, словно сгнив, не менее стремительно, миг спустя, опав к кореньям… Оголились все платиновые ветоньки и тягостно закачались вниз… вверх, точно жаждая переломиться и последовать вниз к своим творениям.