– Ты, приносил сюда Есиславушку? – взволнованно поспрашал Дажба и вновь резко дернулся, только теперь не столько плотью, сколько конечностями.
Небо враз перевел взор на сына и, единожды с тем мощно надавил ему на лоб так, что последний тягостно сотрясся, обаче, тотчас оперся спиной об ослон кресла и даже пристроил на него голову, погодя расслабившись.
– Нет, не я… Стынь… Я попросил и Стынь принес девочку, – понижая тембр гласа, а после вспять повышая продолжил толкования Небо, и прикрыл правой ладонью лицо стараясь скрыть от сына все свои переживания. – Бесицы-трясавицы осмотрели не только Есиславу, но и Крушеца, оно как, милому малецыку, видения удалось заместить воспоминаниями… Что достаточно сложно и опасно сделать для такой юной лучицы… Посему Отец Перший волнуется за нашу драгость… Словом, мне, Дажба, надобно твое согласие о нашем выходе из соперничества за лучицу. Оно как твое – да, как ведущего соперничество, так потребовал Перший, мне надо донести до него. И тогда мы спокойно отбудем из Млечного Пути, оставив ее поколь на управление Словуты.
Глава шестнадцатая
Бахарь толкнул деревянную створку двери и вошел вовнутрь двухуровнего здания, трактира «Открытая ночь». Вернее это был не просто трактир, куда приходили по вечеру перекусить полянцы, а достаточно приличное подворье, где проживали приезжие в Лесные Поляны торговцы. На первом уровне довольно-таки широкого прямоугольного здания в центральной его части, располагался сам трактир. Верхний этаж был отведен под жилые помещения. Трактирное помещение имело несколько округлую форму с чистыми побеленными стенами, ровным деревянным потолком и полом да с множеством небольших круглых столиков подле которых помещались по два массивных табурета. Небольшие деревянные двухъярусные люстры, по кругу плотно уснащенные восковыми свечами, вельми светло озаряли помещение.
Сделав несколько широких шагов в трактире, Бахарь замедлив поступь, огляделся. За массивной полукруглой, стыкующейся со стеной одним своим краем, стойкой находился молодой хозяин заведения обслуживающий двух посетителей пристроившихся на табуретах обок нее, подавая в глубоких глиняных братинах медовуху, настоянную не только на меду, но и на яблочном соке, да в глубоких тарелях нехитрую баранью похлебку. Несколько столиков в зале оказались также занятыми. Бахарь тягостно вздрогнув всем телом, обозрел ужинающих в трактире долгим взглядом, так как знал наверняка, что среди них есть люди синдика. Наконец, не смело, аль боясь приступать к самому опасному месту своего задания, знахарь перевел взор на крайний справа стол, за которым и сидел заказчик, несколько дней назад столковавшийся с ним.
Он поджидал Бахаря возле дома и предложил заработать векши… Достаточно много векш, чтобы после выполненного можно было не только уехать из Лесных Полян, но более никогда, ни в чем не нуждаться. У помощника Радея Видящего была семья: жена и двое сыновей, мальчики восьми и семи лет. Он знал, что его сыновья не смогут стать жрецами, ведь жена ни за что не желала отдавать их в воспитательный дом и разрывать меж собой и ими связи. А значит мальчики должны будут освоить иное какое ремесло или пойти служить в воинство, стать ремесленниками, гончарами, ювелирами, сермяжниками. Словом, чтобы жить, им предстояло учиться и трудиться… И не всегда та учеба аль труд оказывались легкими. Однако, ноне у Бахаря появилась возможность устроить их жизнь, стоило только выполнить заказ… И тогда, уехав из Лесных Полян в иную какую волость, особенно на границу с Похвыстовскими горами, можно было даже приобрести землю. И хотя земля, как самая большая ценность Дари, выдавалась лишь избранным членам общества, за определенные заслуги, на безлетное время владения, но как почасту бывает в отдаленных от центра краях ее можно было купить, вместе с титулом барина. Земля, это всегда стабильно приносящий доход заработок, не важно, ты на ней работаешь, аль кто другой. Потому Бахарь колебался не долго. Он не подумал, что этот замысел так скоро раскроется. И теперь осознавая, что пострадает не только он, но и вся его семья, ибо гнев старшего жреца был страшен, старался помочь в поимке заказчика. Понимая, что только тогда, когда давалец живой и невредимый попадет в руки синдика можно надеяться на то, что помилуют его жену и сыновей.
Бахарь уставился осоловевшими очами на заказчика, крепкого в летах мужа, с короткими русыми волосами, мощными руками, оные, кажется, вмиг могли придушить любого и широкими плечами, несомненно, указывающими на него как на воина, и когда последний едва зримо кивнул, туго вздрогнув, неспешно направился к нему. Под рубахой знахаря резво вверх… вниз, повдоль позвонка, заструились по коже потоки липкого пота. Также обильно вспотел лоб и подносовая ямка. Бахарь медленно отодвинул стул от стола, и, опустившись на него, вроде упав, поелику враз от волнения подкосились ноги, единожды уронил на стол руки. Перед давальцем стояла глубокая тарель, в которой легохонько от падения знахаря заколыхалось жидкое рыбное блюдо приправленное овощами, и самая толика его даже выплеснулась на ровную гладь стола.
Заказчик явственно волновался, и, судя по всему не меньше чем Бахарь, потому и рыба в тарели его остыла и деревянная расписная лежащая на столешнице ложка покрылась белым налетом жира. Наверно, он сидел тут давно, проверяя нет ли слежки.
– Здравствуй, Бахарь, – скрипучим, отрывистым голосом отозвался давалец и в упор взглянул на вздрагивающего знахаря своими темно-серыми очами. – Ты исполнил, наш уговор?
– Исполнил, – надрывисто откликнулся знахарь и для верности суетливо кивнул. – Векши принес? Векши?
– Принес, – много ровнее произнес давалец и с тревогой не только в очах, но и колыхнувшихся чертах лица обозрел сначала Бахаря, а после и весь трактир, в котором право молвить по прежнему было спокойно. – По первому ты мне расскажешь об обряде прозорливости, а потом мы поднимемся в мою комнату и я отдам векши.
– Нет, – прошептал Бахарь, резко подавшись вперед и почитай улегшись грудью на столешницу, понеже днесь уже не держала и спина, да тягостно затряс головой, будто его сердито принялись кусать мошки. – Мы так не договаривались. Уговор был такой, я рассказываю, а ты сразу отдаешь векши… Сразу! У меня уже все готово к отъезду, карета нанята, супруга и дети собраны. Лишь я получу векши, немедля мы покинем Лесные Поляны.
Бахарь не лгал. Чтобы не вспугнуть заказчика, синдик и впрямь повелел все обставить так, словно семья знахаря собиралась бежать. Браниполк очень тревожился, что заказчик, следя за Бахарем, мог видеть, как его силой увезли в детинец старшего жреца. Потому теперь все обставил таким побытом, чтобы иметь вероятность успокоить давальца. Впрочем, по-видимому, давалец не следил за знахарем и не знал о произошедшем вчера поутру его аресте. Наверно, он и вовсе за ним не наблюдал, страшась в первую очередь за собственную жизнь, а может был просто уверен в удачном своем выборе.
– Не получится тебе ноне укатить, – усмехаясь, протянул заказчик и огладил свою короткую бороду и усы, еще один признак, что он воин, никогда не принадлежащей к жреческой касте. – Вчера все выезды из Лесных Полян закрыли из-за вспыхнувшей в Наволоцкой волости степной лихорадки… И ты знаешь по законам на неделю. Так, что поколь уехать не удастся, да и не стоит паниковать. Как я понимаю, раз ты тут, Бахарь, никто не знает, что тобою проведен обряд над чадом… Значит не очень-то чадо и божественное, – да гулко хрюкнул, по всему так выражая смех.
– Мне все равно… знают… нет ли. Или ты исполняешь уговор или я ухожу, – повышая голос, сказал Бахарь и попытался встать.
– Сиди, – властно протянул давалец и сызнова огляделся, проверяя не привлекла ли чье внимание дерганность знахаря. – Сиди и не уходи. Я схожу в комнату за векшами и приду. Если ты дернешься, поколь меня не будет, – заказчик пронзил взором и вовсе пошедшего пятнами и сотрясающегося Бахаря. – Я помню, где ты живешь… и видел нанятую тобой карету.
Он неспешно поднялся со стула, и, двинув его в сторону, направился той же степенной поступью к двери, что находилась с иной стороны помещения, обок стойки да вела на второй уровень здания. Однако, стоило заказчику поравняться с теми самыми посетителями, что дотоль хлебали баранью похлебку, как они нежданно бросились на него. Один из них мгновенно заскочил сзади давальца, и огрел его по голове кулаком, на пальцах которого поместилась толстая металлическая пластина спаянная кольцами. Удар был такой мощный, что давалец протяжно вскрикнул и на морг ослабев, дрогнул. И того покачивания оказалось достаточным, чтобы иной наратник ударил его кулаком в нос. Густая, алая кровь залила лицо заказчика, он тягостно дернулся и тогда стоящий сзади наратник, почитай запрыгнув ему на спину, повалил на пол, принявшись вместе со своим подручником связывать его руки. Раздался пронзительный свист, и в трактир заскочило еще пятеро помощников синдика, каковые в мгновение ока опутали веревками уже все тело заказчика, не только руки, но и ноги да поволокли его на двор. Бахарь, только давалец вышел из-за стола, прижался грудью к столешнице, похоже, стараясь в ней раствориться, а пришел в себя от страха тогда, когда один из семи наратников, подскочив к нему, прибольно ухватил за руку, да дернув вверх, поволок следом.
В подвальном помещении детинца, о котором знали всего-навсе избранные, в одной из комнат, где стены, потолок оказались каменными и побеленными, а пол выложен мраморными плитками, считай посредь ее на стуле с высокой спинкой и широкими локотниками сидел давлец. Плотно окутанный веревками так, что широкие жгуты притянули к оболокотницам руки, к ножкам ноги, а к спинке верхнюю часть туловища, оставив свободным от пут голову, живот и грудь, заказчик, похоже, ноне не имел на теле живого места. Алая юшка вытекала не только из сломанного, свернутого на сторону носа, превратившиеся в кровавые лохматки губы, она словно сочилась с под самой кожи, окрасив досель белую рубаху и синие шаровары в рыжие оттенки. Не менее красочно кровь заказчика, коего, как оказалось по метрике, обнаруженной в комнате, звали Марибор, заливала и сам серый, мраморный пол… Она крапинками покрыла стены справа и слева от него, каждый раз отлетая туда от хлестких ударов наратника, ближайшего человека синдика, столь мощного, крепкого в теле, напоминающего массой своих мышц какую-то гору. Справа от сидящего заказчика впритык к стене стояла низкая лавка, на которой лежало несколько узких кровавых тканевых полотнищ, свернутая в моток веревка, и пара чистых, белых ручников. На полу подле лавки поместилось деревянное ведро с водой.