Отроковица горестно вздохнула и суматошливо кивнула, с огромным трудом сдерживая в себе рвущееся наружу негодование, оное усилилось, стоило только ей взглянуть на стоящих мальчиков.
– Ну, что ж, – вступил в толкование сияющий радостью Шудякор, и указал пальцем на совсем крохотную квадратную корзинку, прикрытую сверху крышкой в руках кула Динары. – Там лежит Удалой, повезешь его с собой глава Владелина, а остальных щенков привезет глава гомозулей.
– Благодарю, – девочка, наконец, справилась с собой и широко улыбнулась энжею так, что зримо заблистали ее зеленые очи. – А чем я его кормить буду, все эти дни? – подумав, поспрашала она.
Осэгэ на морг перестал махонисто щериться, перевел удивленный взор на Вещунью Мудрую мало заметно качнувшую головой и шустро изрек:
– Царица тебе в том поможет глава Владелина.
– Благодарю еще раз одэгэ Шудякор, – теперь голос отроковицы прозвучал бодрее, и внезапно сама того не понимая зачем, она шагнула навстречу старшему энжею и протянула ему раскрытую ладонь.
Шудякор мгновение изумленно взирал на ту маханькую в сравнении с его ручку, а засим пожал ее, утопив в своей огромной, волосатой длани.
– Да, – несколько озадаченно проронил Двужил, стоящий подле, ибо видел таковое межвидовое рукопожатие впервые.
– Нам пора, – прервала наступившие отишье царица, весьма трепетно глянув на действия девочки.
И стоило токмо ей это озвучить и легонько взметнуть рукой, как не мешкая Травница Пречудная, Шудякор, гомозули и иные энжеи отступили назад, а к Вещунье Мудрой, Знахарке Прозорливой и Владелине подвели тех самых бледно-рыжеватых словно с округлыми боками жеребцов.
– А Уголек? Почему я не еду на Угольке? – возмущение девушки вновь выплеснулось тяжелым дыханием и дрожанием губ.
Она надрывно топнула ногой по каменному полотну площади и тотчас ощутила точно всплеск томления в голове так, что на малеша потеряла видимость происходящего пред очами, ощутив гулкий удар сердца в груди, и зримо качнулась взад… вперед.
– Владушка! – голос царицы, словно песня пролетел подле нее и тем самым разом вернул видимость очам, да ощущения насущной просьбы. – На Угольке приедет Травница Прозорливая.
Влада торопливо прикусила губу, осознавая нелепость своих капризов, и тягость от просьб Вещуньи Мудрой. Она, молча, подошла к жеребцу, левой рукой взялась за луку седла, придерживая стремя, вставила в него левую ступню. А засим, ухватившись за правую луку, уже другой рукой, с толчком перенеся правую ногу, уселась на лошадь, при том весьма болезненно скривившись. Оно как оттого рывка рана в руке ощутимо дернулась.
Старшая сподвижница, спешно ступившая к жеребцу юницы и верно желающая ей помочь на него сесть, увидела то колыхание черт лица и весьма нежно протянула:
– Надо было не торопиться, не перенапрягать ручку. Я бы помогла сесть, – и, поправив полы плаща на девочке, вложила ей в руки тонкие шелковые поводья.
Справа подошла Травница Пречудная, она дюже ласково провела ладонью по крупу своего коня, также нежно огладила согнутую в колене ногу отроковицы и благодушно улыбнувшись, сказала:
– Не тревожься Владелина, я не обижу твоего Уголька, ибо он вельми мне понравился. Одначе, этот конь, на каковом ты восседаешь не менее занимательный. Его племя величают кологрив, впрочем у каждого из коня есть свой клич. Моего кличут Летун, потому как он самый быстрый конь. Уж, ты будь добра, моя милая Владелина, сбереги его и не обижай, – альвинка то произнесла так просящее и единожды сияющее, что в доли мига сняла всю горечь той молвью с отроковицы.
– Хорошо, – многажды миролюбивее отозвалась девушка и живописала на губах ответную улыбку.
Царица слегка качнула головой, отчего чудно так шевельнулась ее коса, пролегающая не только по затылку, шее, но и по всей спине, да повелевая девочке следовать за собой, тронув поводья, направила поступь своего жеребца к выходу из Выжгарта. Влада напоследях огорченно обозрела стоящих в рядье мальчишек и двинулась вслед за Вещуньей Мудрой, а подле нее, поравнявшись, потрусила Знахарка Прозорливая, пристроившая к своему седлу не только ножны с мечом, но и корзинку с щенком.
Девочка была столь расстроена своим отъездом, что стоило им покинуть площадь и устремиться вон из поселения по центральной улице, свесила вниз голову, и неотрывно воззрилась в дюже короткую гриву коня, вроде как подстриженную. А когда они, миновав тын, повернули не налево, а вспять вправо да по извилистой тропке направились вверх на гору, и вовсе заплакала, тем самым выпуская из себя то самое тягостное напряжение. Впрочем плакала Влада тихонько так, чтобы не приметила царица едущая впереди, аль ее сподвижница, днесь двигающаяся позади, не утирая очей и роняя крупные слезы в ту самую рыжевато-короткую с точно закрученными по коло волосками гриву коня.
Жеребцы меж тем неторопко поднимались по крутой и извилистой торенке. Они прошли мимо двух таких же мощных террасных насыпей, где поместились иные части Выжгарта и вмале, по каменистому склону, взобрались на его хребет.
Тонкая тропа шла теперь повдоль покатой с острыми гранями и выемками макушки, там где ступало копыто лошади, будучи сравнительно залащенным. Отроковица, покуда всхлипывающая носом, но уже просушившая глаза от соленых слез, напитанных горечью разочарования, оставивших белые полосы на щеках, слегка повела голову влево и увидела, будто на ладони все раскиданное террасами поселение энжеев. С махунечкими домами, гладкими улицами, переливающимися в лучах поднимающегося солнца и островерхим тыном, чем-то напоминающим зубы. Она проследила взглядом за тянущей свои воды прозрачной речкой пробившей глубокий узбой в долине, а после также медлительно подняла голову вверх и уставилась в нависающей над ней, своей темно-голубой неясностью, небо, очищенное, точно умытое от облаков… близкое… трепетное мерцанием брызги света. Солнце подобно той искре нежданно ярко полыхнуло лучами света и обдало всю девочку. Густая стена темно-голубого свода надвинулась на Владелину так, что заколыхались в предрассветном ветерке ее волосы, тягостно качнулась взад… вперед и сама она, а погодя и совсем светозарно-марная полоса прорезала небо насквозь. И сие юница не столько увидела, сколько ощутила своей сутью, отчего показалось еще мгновение и та полоса упадет на Землю, и поглотит ее, надрывно дышащую, утаенную на макушке одной из гор.
– Владушка, что? – оглянувшись, встревожено вопросила царица, оно как юница придержала поводья и послушный тому мановению Летун немедля остановился.
– Небо, – восхищенно произнесла девушка, и, взметнув вверх руку описала ею коло, – так близко… Оно нескончаемо… Оно манит меня… втягивает… Кажется, я гляжу вглубь его и вижу мерцание движущих огней, таких же ярких, как и в костре.
– Да, небо прекрасно, – тихим, наполненным нескрываемой тревогой голосом, отозвалась Вещунья Мудрая и также придержала своего жеребца.
Теперь они оказались на плоском пятачке, будто венчающим самое высокое место горного кряжа со всех сторон каменного, только в отличие от скоса хребта достаточно ровного.
– Надо спешится, только ты не торопись, Владушка, я тебе помогу, – молвила царица, и, не мешкая, перекинув через седло ногу, сошла с коня на каменное полотно пятачка.
– Зачем мы сюда приехали, Вещунья Мудрая? – изумленно оглядывая высоченную скалу, на каковой оказались, и днесь вздыхая от страха, испытываемого пред высотой, вопросила девочка.
– Я же обещала, что нынче ты увидишь весьма занимательное, – без задержу откликнулась царица и подойдя к коню отроковицы взяла его под узду. – Только не спеши, Знахарка Прозорливая тебя снимет, – дополнила она, взмахом руки останавливая торопливые движения девочки и ее нахмуренный вид. – Дорога дальняя, нынче не надо напрягать ручку, а то мне будут высказывать недовольство Зиждители, – добавив это нарочно, ибо заметила, что такие фразы действовали безотказно.
Старшая сподвижница, ступив справа от жеребца, протянула руки, и, обхватив Владу за талию весьма бережно сняла с седла, также медлительно поставив на ноги подле.
– Я бы и сама, – не скрывая досады, отозвалась Влада, меж тем благодарно улыбнувшись поправившей на ней полы плаща Знахарке Прозорливой, оказавшейся не дюже многословной.
Поколь старшая сподвижница снимала со своего седла ножны с мечом и корзинку, кони, точно по немому велению встали друг за другом. Альвинки и девочка прошли несколько вперед по пятачку, и встали супротив жеребца царицы. И тогда Вещунья Мудрая подняла вверх руку и чуть слышно дыхнула: «Горэ… саээ….у… старэ… Казуй колай!»
А миг спустя по коловидной гриве коней враз пробежали кудреватые завитки, точно всколыхнувшись там, взросли закругленные волоски. Тела лошадей единождым махом сотряслись и прямо на глазах девочки, на месте лопаток, явственно вспучившись, показались тонкие, но достаточно долгие трещины. Еще морг и из них отвесно выползли широкие перья… По мере роста и самих перьев, и будто увитых ими изогнутых костей увеличивались прорези в коже. Поколь и перья, и кости смотрелись белыми лишь слегка сбрызнутыми махими капельками красной крови. Сами же прорези весьма активно кровоточили так, что бледно-рыжая шерсть на теле лошадей и на чуть вздрагивающих их ногах стали окрашиваться в алые полутона. Не в силах смотреть на страдание коней, юница резко отвернувшись, тягостно задышала и одновременно дрогнув, перекосилось ее лицо.
– Что ты, Владушка? – успокаивающе протянула царица, узрев трепет в лице отроковицы, и нежно огладила ее по голове и долгому хвосту. – Не бойся им не больно.
Владу весьма недоверчиво зыркнула на царицу, а когда та медленно кивнула, сызнова перевела взгляд на лошадей. У коих из прорезей теперь не только сочилась густыми потоками кровь, но и вже вылезали с двадцать, а то и больше мощных метровых перьев, идущих словно в три ряда. Дюже скоро дотянувшиеся в размахе до крупа, они, вздрогнув, замерли. Кони шибутно встряхнули головами и разком поднялись на задних ногах, вздев передние да мощно встряхнув ими. И тотчас те самые прорези, с которых сочилась юшка, вроде как закупорились одним из коротких перьев, пролегшим горизонтально, а брызги, покрывающие шерсть, впитавшись, предали еще большей рыжины ее окраске. Жеребцы резво опустились на все четыре копыта, и пронзительно заржав, слегка сомкнули крылья.