– Мне надо сходить к Богам и разрешить одну трудность, и тогда вы госпожа сможете прогуляться по поселению, – все тем же убеждающе-приветным тоном произнесла рани и широко улыбнулась.
Девочка самую малую толику времени всматривалась в лицо Кали-Даруги, на золотое колечко, находящееся в левой ноздре, на черные, густые массы волос ноне не прикрытые великолепным венцом, удивляясь тому, как вообще когда-то могла испугаться демоницу, ставшую за это время такой ей близкой и родной. А засим склонив влево голову, кивнула на руку, где нынче место шрама было обернуто черной переливающейся полосой материи, поспрашав:
– Ты мне Кали. – Юницы было позволительно так величать рани Черных Каликамов, чтобы снять всякие преграды в их общение. – В прошлый раз сказывала, что днесь снимите эту повязку… Однако она как я гляжу на прежнем месте.
– Повязка вас беспокоит госпожа? – встревожено вопросила Кали-Даруга и маленько подалась вперед оглядывая руку девочки. – Быть может, Кишори ее неровно наложила?
– Нет, – проронила Влада и медленно сжала и разжала кулаки, проверяя возвращающуюся в них силу. – Просто занимательно посмотреть, как пропадет шрам, и, что там теперь будет.
– Там будет ровная, гладкая кожа. Без признаков прежних следов о шраме, – речь рани звучала, словно песнопения, мелодично и нежно, и также ласково она смотрела на девушку. – Ничего не будет напоминать о прежнем следе.
– А знаешь Кали, – отозвалась Владелина, и, откинув в сторону одеяло, пошевелила правой стопой, а после левой. – Ведь Кудеснице Купавой не удалось убрать этот шрам, остались полосы. И даже клетка Отца Дивного не помогла. Другие рубцы на теле снялись, а этот нет. У меня был широкий рубец на ноге, он тоже пропал. – Девочка подтянула подол рубахи и провела перстами по правому бедру подле колена, живописуя тем движением полукруг. – Это я скакала на Угольке без седла и упала. Весьма больно ударилась головой и правым боком да вогнала огромную колючку… даже не колючку, а здоровущий шип в ногу. – Рани заметно искривила свои большие, толстые губы так, что порывчато затрепетал ее второй язык. – Я его с трудом вырвала. Но так как никого рядом не было, а юшка прямо-таки хлестала с трудом перетянула ногу оторванной штаниной, и, взобравшись на Уголька, потрусила обратно в поселение. Вуй долго не мог остановить юшку, а Двужил когда узнал о случившемся и вовсе бесконечно меня вычитывал, – девочка широко улыбнулась, припоминая былое, а посем и вовсе засмеялась, – отчего я, утомленная его болтовней, чуть было не упала.
– А, что гомозуль позволил вам раненной стоять? – в голосе Кали-Даруги прозвучало такое негодование, что, верно, окажись тут Двужил, она б его им испепелила.
– Ну, да, конечно, стояла, – поколь посмеиваясь, продолжила говорить девушка и теперь неспешно согнула ноги в коленях, проверяя как там они себя ощущают. – Он вызвал меня во двор и вычитывал, я же тогда считалась ратником. Хорошо еще, что на Ребячий мешок не позвал, я б точно до него не дошла.
– Какая неразумность поведения, – недовольно молвила рани Черных Каликамов и покачала головой, отчего берилл в кольце, вставленном в ноздрю, засветившись, мигнул фиолетовым отливом.
– Он мне также сказал… Сказал, что я неразумная, – отметила юница и затаенно зыркнула на берилл демоницы.
– Нет, я не про вас дорогая госпожа, – участливо протянула Кали-Даруга и неторопливо поднялась со своего стула. – Я про гомозуля, такая неразумность, не бережливость в отношении вашего здоровья. – Однозначно в ее речи слышалась нескрываемая досада не только на творения Расов, но и на них самих. – Об этой беспечности я не раз слышала от своих сестер, каковые жили подле Расов, но наблюдать это самой многажды сложнее. Надобно будет о том доложить Родителю при встрече, а впрочем, чего ждать от созданий, коли сами Расы таковые сухие, словно опадающая во времени листва.
В комнату бесшумно вошла Кишори, по-видимому, услышав ее поступь на лестнице рани и поднялась. Служка принесла серебряное блюдо с едой укрытое сверху белым широким ручником.
– Только можно я сама поем? – незамедлительно вопросила Влада, и распрямила полусогнутые в коленях ноги, одергивая книзу подол рубахи. – Не хочу, чтобы меня кормили. Я уже достаточно поправилась.
– Хорошо, госпожа, – ответствовала Кали-Даруга, и, шагнув к ложу девочки, подсунула ей под спину подушку и укрыла ноги скинутым в бок одеялом. – Одначе я побуду подле, абы коль утомитесь вас докормить. Вам нужно еще дня два, чтобы полностью восстановиться.
Кишори подойдя к ложу с иной стороны, опустила, на мгновенно выскочившие с под дна плотные долгие ножки, блюдо, таким образом, что оно поместилось над вытянутыми ногами юницы. Убрав ручник с блюда, служка низко поклонилась Владе, и, единожды, рани, да отошла в сторону, миг спустя и вовсе покинув помещение. На блюде, что теперь стояло перед девочкой в глубокой стеклянной, темно-синей мисе находился нежный, ароматный суп из бледно-кремовой глади, которого выглядывали весьма любимые Владелиной креветки и кусочки крабового мяса. Тонкие лепешки хлеба свернутые уголком лежали на плоской тарелке. На иных тарелях поместились густо украшенные зеленью небольшие, жареные шарики из краба сверху слегка сбрызнутые зеленоватым соусом, и салат из морепродуктов, сыра, грибов справленного сметаной. А большая, хрустальная братина была полна желтого и очень сладкого сока из яблок.
– Ох, я столько не съем, – оглядев значительное количество еды, протянула девушка и взяла в правую руку ложку.
– Желательно это съесть, госпожа, – заботливо проронила Кали-Даруга, все поколь не отходя от девочки и словно намереваясь в тот же миг, как она ослабеет от махания ложкой, прийти на выручку и допихать остатки снеди в рот. – Но ежели не будет желания не стоит себя заставлять. Одначе, чтобы были силы прогуляться в ближайшие дни надо кушать хорошо, дорогая госпожа.
Влада туго вздохнула и всеми фибрами жаждая… мечтая подняться с ложа и погулять принялась степенно есть.
Глава двадцать четвертая
Рани Черных Каликамов вышла из дома и на малость задержавшись подле проема изгороди, непререкаемо властно дохнула назад провожающей ее демонице, при том даже не повернув головы:
– Сандхия, пока госпожа спит, обмоете ее и разотрете. И будьте осторожны, ибо сон госпожи не так крепок, не пробудите, не напугайте! То днесь недопустимо. Я вмале возвернусь.
Кали-Даруга шагнула вперед, и, приблизившись к краю самой изгороди, подняла вверх руку, легохонько дотронувшись до черепа лошади венчающего вертикально вбитый кол, к коему крепился плетень. И тотчас в ее венце густо замерцали сапфиры, а прозрачный щит, подобно перевернутой полусфере, смыкающий и изолирующий дом рани, и бесценную, живущую в ней лучицу от земного вмешательства, едва зримо заколебался. Мелкая зябь пробежала пред Кали-Даругой и вроде на доли секунд разошлась в стороны арочным проходом. Демоница спешно ступила в данное раззявленное пространство и вышла из рубежа щита, оный немедля опустился позадь нее ребристой прозрачной поверхностью. И рани Черных Каликамов в тот же миг услышала множество звуков округ себя: голоса людей, духов, гомозулей, альвов; стук молота в кузнице; удары тренировочных мечей из Ребячьего мешка; песни птиц звучавшие в раскинувшемся позадь ее жилища лесу. Легкий ветерок всколыхнул черные завитки волос рани, выбивающиеся из-под венца и малость прикрывающие ушные раковины. Демоница совсем чуть-чуть постояла подле изгороди недвижно, словно наслаждаясь таким теплым, светлым днем, а после весьма скоро направилась к центральной улице поселения по широкой мостовой нарочно для того проложенной к ее дому. Встречающиеся по мере ходьбы Кали-Даруги духи, альвы, гомозули, люди совершенно ее не интересовали… Не их испуганные взгляды, ни низкие поклоны ничего не могло задеть рани. Все… все ее мысли, вся ее сущность была наполнена заботой, по благополучию лучицы и продлению жизни девочки. На малеша рани придержала свою поступь уже подле самой лестницы в капище и резко развернувшись, поелику ей была присуща стремительность как таковая, воззрилась на дотоль идущую следом за ней Вещунью Мудрую. И та остановка и незначительной кивок демоницы, свидетельствовал о том, что она готова поговорить с царицей белоглазых альвов. Вещунья Мудрая днесь значительно прибавила шагу и спешно приблизившись к рани Черных Каликамов, остановившись в шаге от нее, замерла, не забыв склонить свою голову.
– Госпожа, – голос Кали-Даруги в отношении царицы звучал вельми жестко и отстраненно. – Вскоре сможет выходить из дома в поселение. Ей нужна одежда. Только принесете положенное ее полу и сану. Никаких шаровар, сапог. Платья! Ей надобны платья, не стягивающие стан, прямые или косоклинные, как можно меньше складок и ярких расцветок: вишневые, голубые, желтые… без рукавов, из тафты. Так, чтобы когда стало прохладно, их можно было одевать сверху на рубаху. На ноги сандалии, абы не уставали стопы от стянутости. Если у духов нет материала, возникнут сомнения с мерками, покроем пришлешь их к моему дому, служки все покажут, выдадут тафту. И еще… – теперь тон Кали-Даруги стал авторитарным, не терпящим возражений. – Более никаких непозволительных, в отношение госпожи, обращений, я затем лично прослежу. Предупреди и оповести всех! всех без исключения, что это божество, недопустимо к ней ваше товарищеское обращение.
– Мы ждали по этому вопросу вашего распоряжения рани Темная Кали-Даруга, – едва слышно отозвалась Вещунья Мудрая и спешно кивнула.
Демоница нескрываемо негодующе воззрилась на склонившую пред ней голову царицу и ее толстые светло-красные губы пренебрежительно изогнулись так, что кончик рдяного второго языка высоко задрался, точно стараясь дотянуться до носа.
– Вот и хорошо, что ждали, – досадливость в гласе рани нарастала, вроде царица с ней вступала в пререкания и тем самым выводила из себя. – Теперь выполнять все согласно статуса юного божества, основные уложения которого, надеюсь, вам всем известны. Если нет, озвучишь. Ты насколько мне ведомо Вещунья Мудрая в том обладаешь особыми знаниями. – Последнюю фразу Кали-Даруга произнесла с таковой желчностью, будто получала удовольствие от унижений царицы. – Лишь только прозвучит не должное в обращение с госпожой, уничтожу любого. И мне не важно, будет то гомозуль, человек иль дух. – Видимо демоница нарочно не добавила в список своей ярости альвов, тем самым стараясь возложить на них особые полномочия. Однако, при этом ощущалось, что Кали-Даруга не любит данное племя… если не сказать много сильнее… вообще не любит. – Госпожа итак достаточно натерпелась от вашего безумия, безрассудства, – вновь продолжила она толкования, – более того не будет. Лучица была на грани гибели, ощущался мощный надлом и коль сейчас ее здоровье не дает опасений, это не значит, что она окончательно поправилась. Потому голову клонить низко, не волновать ненадобными беседами, не беспокоить не нужными занятиями госпожу… Все… все, милочка, – последнее слово и вовсе переполнилось ядовитостью, – слишком серьезно, я это уже, по-моему, говорила. Сейчас появилась надежда сберечь лучицу и не допустить поколь гибели плоти, потому я ни с кем считаться не стану. Для меня все едино человек, гомозуль… Для меня важна одна лучица. Так, чтоб потом не было каких нюней по поводу смерти ваших подопечных. Словом я предупредила, а ты уж сама царица белоглазых альвов реши, как обезопасить вверенных тебе Зиждителем Небо существ.