— Какая честь, — язвительно пропела Катерина, изящно выставляя длинную ножку из такси. — Нас вышел встречать сам.
— Не мог дождаться нашей встречи, дорогая, — Штирлиц мрачно хлюпнул носом и попытался натянуть берет на уши. — Давайте быстрее, холодно.
Антон подумал, что Гришке, не иначе, очень нужны деньги и, покосившись на Катьку, поинтересовался:
— А предмет-то, какой?
— Логика, — бухнул сокурсник и закашлялся.
— Не мог раньше сказать? Кать, у меня же есть шпоры, я говорил! — возмутился Прынц, а Штирлиц скривился.
— Так у тебя, поди, рукописные? Деревня! И вообще, мы про опт договаривались.
И тоже глянул на Катерину. Заискивающе. Та с величественным видом вылезла, наконец, на крышу и милостиво кивнула. А Тошке захотелось ее стукнуть, такой высокомерной она сейчас выглядела — не иначе государыня, милующая смердов.
— Двадцать, как договаривались.
Леденцова сунула в лапку Штирлицу мятую бумажку и плотнее запахнулась в лиловый плащик.
— Значит, так, — засуетился Гришка, поспешно вытягивая из кармана пластиковую коробочку. — Тут наушник. Цепляешь, как гарнитуру, а вот здесь, — на свет появилась маленькая панелька, чем-то смахивающая на портативный телевизор, — рисуешь пальцем номер вопроса. Жмякаешь ввод и наслаждаешься моим неземным голосом, диктующим ответ.
Штирлиц мерзко захихикал и подмигнул Леденцовой: — Вот только наушник должен быть в зоне доступа. Метр от передатчика, не дальше. Так что, дети мои, придется вам изображать неразлучников.
— Справимся, — фыркнула Катерина и бдительно полезла проверять коробочку: — Надеюсь, наушников два?
— Обижаешь, — пробормотал Штирлиц, поднимая воротник куртки, — и вы, это… гарнитурой не светите, под волосы прячьте.
— Мы похожи на идиотов? — девушка надменно вскинула смоляную бровь и, глянув на часы, ухватила Антона за рукав. — Шевелись, Прынц, логик не любит, когда опаздывают!
— И спасибо тебе, дорогой Гришечка, что не оставил товарищей в беде, — съязвил Штирлиц вслед покупателям, на что Катька, когда аэротакси медленно воспарило, скорчила благодетелю премерзкую рожу.
Когда молодые люди, запыхавшись, подбежали к аудитории, в коридоре уже нервно гомонили сокурсники. Над дверью на табло переливалась кровавым светом предупреждающая надпись «Тихо! Идет экзамен!»
— Так, это… еще ж пять минут до начала, — растерянно пробормотал Антя.
Катька, склонив голову к плечу, критично оглядела товарища и, буркнув «волосы на ухи зачеши», ввинтилась в возмущенно гудящую толпу.
— Я постучала, — с надрывом в голосе пожаловалась рыженькая девушка, похожая на экзотический одуванчик, — а он обернулся и сказал… Сказал, что приличный человек является на встречу за пятнадцать минут до назначенного времени. И посему все, кто пришел на экзамен позже семи сорока пяти, будут считаться опоздавшими.
— Вот га — ад… — дружно выдохнули все.
— Может, в деканат сходить? — нерешительным басом предположил коренастый блондин.
— Ты что! — испугалась рыженькая. — Историки, вон, в прошлый раз нажаловались, так потом им пришлось три дня на пересдачи мотаться.
Леденцова усмехнулась, решительно тряхнула головой, отчего по коридору поплыл запах сладкого парфюма, и, потеснив однокурсников, вошла в аудиторию. В наступившей тишине «одуванчик» и еще одна девушка, чуть не встретившись лбами, спешно приникли к двери. Антошка тихо хмыкнул. Он уже давно подозревал, что подруга его не так-то проста. Любые Катькины переговоры сопровождались ну просто феерическим везением и полной победой над оппонентами. Порой Прынца так и подмывало начать расспросы, но всё как-то неудобно было.
Спустя пять минут дверь скрипнула и в коридор высунулась довольная физиономия Леденцовой.
— Виталий Шанович велели заходить по восемь человек. Антя, сюда, быстро, я нам место заняла.
Калистратов протиснулся в аудиторию и, следуя за Катериной, покосился на логика. Тот, подпирая щуплой фигурой демонстрационный экран, пялился в пол с видом роденовского Мыслителя.
Леденцова плюхнулась в полукруглое кресло и решительно ткнула кнопку на столе, чуть не прищемив изоляционной сферой Антона.
— Э-э, полегче, — юноша придержал опускающийся прозрачный купол и занял свое место. — Ты чего, нервничаешь?
— Я злюсь, — сквозь зубы процедила Катерина. — Этот придурок наелся чеснока перед экзаменом, у меня аж голова разболелась.
Антон пожал плечами и деликатно промолчал. Сам он ничего такого не почувствовал, но кто его знает, может, Катьке пришлось лобызать препода?
— Хорошо, что ты не вампир, — попытался разрядить обстановку Антя и был проморожен ледяным взглядом.
— Тяните билеты, — отмер динамик на потолке купола, и Катька, не глядя, ткнула пальцем в монитор перед собой. Антон вгляделся в мельтешение цифр и последовал примеру соседки. На экране глумливо мигнула желтая чертова дюжина.
Катька осторожно вытащила из кармана платья шпаргалку Штирлица и пристроила на коленках. Коленки, к слову, оказались неприкрытыми (Леденцова всегда предпочитала радикальное мини), и юноша смущенно кашлянул.
— Дубль раз, — прогудел динамик голосом логика. — Билет номер тринадцать. Внимание на экран.
Антон приготовился, было, узреть какие-нибудь таблицы истинности, но тут по темному монитору пробежала вязь неизвестных символов, а потом проступило лицо. Женское. Бледное, с капельками пота над верхней губой, с яркой россыпью веснушек по переносице.
«Готовность номер один… все к шлюпкам… — донесся еле слышный из-за треска и свиста голос, — Лобов ранен…»
Экран мигнул и погас.
— Ты это видела? — шепотом спросил Калистратов и попытался сглотнуть. В горле пересохло.
Катька сидела неподвижно, вперив круглые глаза в пустой монитор и, словно выброшенная на берег рыба, разевала рот.
— Ба… ба… ба… — наконец, отмерла Леденцова.
— А? — не понял Антон, а Катька, выдавив еле слышное: «воды…», бумкнула головой о стол.
Глава 2
Калистратов подпирал снежно-белую стену коридора и вот уже битых четверть часа гипнотизировал взглядом дверь лазарета. Дверь равнодушно поблескивала никелированной ручкой и время от времени подмаргивала зеленым окошечком с надписью «Только для пациентов и персонала».
«Интересно, — подумал Антя, неужели кому-то без причины захочется посетить лазарет? Или это для таких вот сочувствующих, как он, написали?»
— Сколько раз я повторял, — донесся из-за угла мощный бас, — что от этих ваших инноваций страдают наши дети!
— Борис Шамильевич! — возмущенный голос собеседника взвился под потолок и там почил, поглощенный шумоизоляционным покрытием. — Ваши дети от моих инноваций ничего, кроме пользы, не получают! Глядишь, даже думать научатся! Это же ло-ги-ка!
— А девушка? — пред грозовыми раскатами деканского гласа был бессилен даже потолок.
— Да, честное слово, понятия не имею, что произошло!
Спорщики завернули в коридор — оба невысокие, чернявые, несколько восточной наружности. Вот только лицо декана Малкевича обрамляла окладистая борода.
— Я, как обычно, зарядил учебный файл, — логик пожал плечами, — между прочим, с законами силлогистики. А она как грохнется в обморок! Может, испугалась, что не сдаст.
— Леденцова? — скептически поднял бровь декан и тут узрел Антона.
— Калистратов! — Малкевич потер руки. — Ты-то мне и нужен. Что там у вас на экзамене случилось?
— А… мнэ… — проблеял юноша, а логик вдруг расплылся в широкой улыбке и сахарным голосом произнес:
— Антон, будьте так любезны, расскажите, что за билет вам попался.
— Тринадцатый… — нерешительно сказал Тошка, с недоумением глядя на Шановича. Тот несколько раз кивнул, точно китайский болванчик.
— Там были… — Калистратов напрягся, вспоминая собственные шпоры, — всякий Сэ есть Пэ. Или не есть…
— Я же говорил! — улыбка логика стала вовсе ослепительной. — Антон, где ваша зачетка?
— Тут… — Калистратов обалдело закатал рукав свитера, предъявляя широкий пластиковый браслет на запястье. Виталий Шанович с энтузиазмом ткнул в миниатюрный экран пальцем. Браслет моргнул, считывая отпечаток, а декан прищурился.
— А что произошло с девушкой?
— У нее горе, — ляпнул Тошка и сглотнул. В самом деле, не говорить же преподавателям, что им тогда на экране невесть что примерещилось. Сейчас, немного отойдя от происшествия, юноша был уверен, что с ним случилась какая-то неприятная галлюцинация. А Катьке могло поплохеть от чего угодно.
— Что за горе?
— Ее парень бросил, — Калистратов вздохнул. Вообще-то врать он не любил. — Вчера вечером.
— Надеюсь, без последствий? — Малкевич напрягся.
— Не, ничего такого, — Тошка испуганно сглотнул. Не хватало еще, чтобы декан впутал в дело специалистов из Отдела защиты прав ребенка. — Между ними и не было ничего.
— Ну-ну… — Малкевич сурово пошевелил бородой. — Значит, так. Вы, Виталий Шанович, отправляйтесь принимать экзамен. Вы, Калистратов, обождите меня здесь, а я навещу пострадавшую.
Декан решительно ткнул зеленую панель, двери лазарета бесшумно разъехались. Логик поспешно ретировался, а Антошка перевел дух. И кто его за язык тянул врать о Катькиных амурах? Сказал бы, что перезанималась. Или, может, в нем заговорили эти… комплексы?
Калистратов скривился. У него самого с девушками как-то не складывалось. Нет, Тошка, конечно, периодически влюблялся и всё такое. Только вот представительницы прекрасного пола считали его лохом и ботаником. А уж после того, как во втором семестре златокудрая Светка — местный Эверест, который Антя по незнанию попытался покорить — высмеяла его на глазах однокурсников, парень и вовсе приуныл. И полностью отдал предпочтение книжкам и гаммам.
Мелодичное треньканье «Пионера» вывело юношу из задумчивости, и, вытащив телефон, Тошка снова вздохнул. По экрану розовой каллиграфией потекло сообщение:
— Сынок, ты покушал?
Зоя Прокопьевна Калистратова, пианистка, актриса и просто «образец женственности», как называли ее столичные газеты, обожала изысканные шрифты. И сына обожала тоже.