— Майн готт, ну какой диверсий? — затараторила гамбургская корреспондентка. — Фройляйн показал свой отношений к падений культура! Или у вас страна нет свобода слова? А, между прочим, на последнем Международном конгрессе…
— Помилуйте! — вскинул руки охранник. — Какое отношение? Она швырялась на сцену предметами! А это диверсия и срыв мероприятия! Она б еще на амвоне в храме арию спела!
— Я зналь! Я всегда говориль, что ваш страна не толерантный к женщинам и классической музыке! Это скандаль!
— С каких это пор овощи стали предметами? — неожиданно для себя подал голос начитанный Калистратов. — И вообще, закидывание плохих артистов — это историческая традиция! Вот в Древней Греции, например…
— Хватит! — рыжий стукнул кулаком по столу так, что кружки подпрыгнули. — Все вы тут одна банда! Пиджачки, платьица нескромные — я же вижу, что одного поля ягоды! Всех сдам как подозрительных!
— Простите меня, — громко всхлипнула Леденцова и, достав из сумочки кружевной платочек, принялась промокать абсолютно сухие щеки. По комнате поплыл легкий цветочный запах, а Антя вдруг подумал, какая же Катька слабая, доверчивая и несчастная. И очень-очень красивая. Рыжеволосый сморщился и тяжело вздохнул.
В коридоре неожиданно раздался шум, ропот, чей-то пронзительный голос потребовал пропустить, и в помещение ввалился раскрасневшийся Кристиан Грэй. В сценическом серебристом костюме и трогательных тапках-зайцах на босу ногу. Леденцова тут же перестала рыдать и, откинувшись в кресле, хищно улыбнулась.
— Катя, — трагически сказал певец, а девицы за его спиной дружно ахнули, — откуда ты здесь?
— Совершенно случайно, — глубоким голосом отозвалась Леденцова. — Шли с друзьями в консерваторию и заглянули сюда, ноты у Максим Степаныча забрать.
— Максим Степаныч — это кто? — поинтересовался охранник, но Леденцова даже не поглядела в его сторону. Рыжий набычился, метнул злобный взгляд в сторону Крутикова и вредным голосом поинтересовался. — И что вы на это скажете, господин врач? Пациентка, значит? Диверсия, как есть!
— Интерпретативный бред! — Владимир Валерианович назидательно поднял палец, а Катерина вздернула острый подбородок:
— Это я-то диверсия? Это, Крысенька, подружка твоя — ходячая диверсия! А я, между прочим, спасти тебя хотела. От позору и разорения.
— А помидором-то зачем? — Грэй хлопнул длинными ресницами. — И какая еще подружка?
— А это чтобы ты головой думал, прежде чем тащить в постель кого попало! — прошипела Катька и, выхватив из сумки телефон, бросила звезде. — Лови!
— Ложись! — проорал охранник, метнувшись из кресла, и закрывая собой Кристиана. Певец не удержался, покачнулся и загремел прямо в коробку с инструментами, увлекая за собой рыжего. Телефон бумкнулся на пол, одинокая тапочка-заяц заскользила к двери, точно снаряд керлинга[3], а Леденцова страдальчески закатила глаза. В коридоре кто-то нервно завизжал, и, мгновение спустя, в комнату втиснулся угрюмый.
— Эдвард Иринархович, вы живы?
— Девица Леденцова! — просипел барахтающийся в коробке рыжий. — Что вы себе позволяете? Семен, наручники!
— За что?! — возмутилась Катька. — Я вам вещественные доказательства предъявляю, а вы меня в острог? Лучше арестуйте этих аферисток Грэя, которые раритетами из-под полы в клозетах торгуют! Посмотрите видео — так всё сразу и поймете!
Семен тем временем вызволил из коробки и шефа, и звезду и что-то торопливо зашептал в пламенеющее ухо начальника, время от времени кивая в сторону возникшего в дверях блондина. Катька оглушительно чихнула, а потерявший парик, красный, точно рак, Кристиан подобрал с пола телефон и стал сосредоточенно тыкать в экран.
— Можешь забрать, — разрешила Леденцова, хлюпнула носом и криво ухмыльнулась, созерцая встрепанную темную шевелюру Крыси, — а блонд тебе всё равно не идет.
— Так! — подал голос начальник охраны. — Слушай мою команду! Всем разойтись, представление окончено. Только вы, девица Леденцова, не думайте, что вам удалось избежать наказания. Штраф вы всё равно оплатите, так что ждите квитанцию. И я вас запомнил, между прочим. А вас, — он кивнул блондину, — попрошу ко мне в кабинет, документы подписать. Господин, э-э…
— Не нужно имен, я на задании, — негромко ответил тот и, развернувшись, скрылся в коридоре.
— Ну ни фига себе, — хлопнула ресницами Катерина и еще раз оглушительно чихнула, — страсти какие…
Следующее утро стало для Калистратова сущим кошмаром. Накануне, уже после того, как их компанию выставил из подсобки начальник охраны, они чуть не столкнулись с толпой корреспондентов. И несчастной четверке пришлось срочно удирать запутанными коридорами комплекса, надеясь наобум найти запасной выход.
Так мало того, что Катька всю дорогу стенала — ей, видите ли, не дозволили на прощание плюнуть в звезду — Антя еще умудрился удариться мизинцем об откидную лестницу аэротакси. И палец всю ночь ныл, а голова, после насыщенного запахами и децибелами вечера, гудела не хуже колокола Кафедрального собора.
В довершение всех бед, разбудил Калистратова громкий звук. Юноша открыл глаза, встретился взглядом с выразительным портретом Рахманинова и застонал. Летевший из общежитского коридора топот множества ног показался Антону землетрясением, извержением вулкана и миграцией стада буйволов одновременно. Чей-то кулак настырно заколотил в дверь, и Калистратов, держась за голову, отправился выяснять, что стряслось.
— Пожар? — несчастным голосом спросил он раскрасневшегося однокурсника.
— Ты что! Концерт будет!
— Где?
Пробегающая мимо девушка задела Калистратова плечом и, коротко повинившись, умчалась в сторону лифтов.
— Говорят, во дворе. Четверть часа назад бригада прибыла, а с ней фура. И теперь бригада разгружает фуру, а в той колонки! И ударная установка! А на установке, — парень мечтательно закатил глаза, — бабочка и большими буквами «К. Г.» написано!
— Килограмм, что ли? — не понял Тошка.
— Вот балда! — сокурсник выразительно постучал себе по лбу. — Ты что, не знаешь эмблемы Грэя? Пошли скорее, а то все лучшие места займут!
— О, нет, — в ужасе пробормотал Калистратов и, захлопнув дверь перед носом растерявшегося юноши, дрожащей рукой утер пот со лба. Похоже, кошмар продолжался.
Из приоткрытого окна донесся визг зафонившего микрофона. Потом кто-то произнес «раз-два», и знакомый вокал полился в уши Калистратову, давая ответ на родившийся вопрос «Какого, собственно?!»
Тошка бросился к окну и захлопнул створки. И как прикажете учиться при таких вот серенадах? Впрочем, Леденцова должна быть в восторге — ее поклоннику понадобилась всего лишь ночь, чтобы посвятить девице песню. А он, Антя, хуже что ли? Нет, надо определенно брать пример с певца и добиваться благосклонности Арсены. К тому же, рядом с ней этот доктор со всеми своими преимуществами…
Мысль о Крутикове заставила Антона решительно рвануть с себя пижаму и, натягивая футболку, срочно искать телефон Ольги Котовой. И пусть себе доктор распушает перед девушкой хвост, пичкая ее пилюлями, Тошка сделает нечто более значительное. Он найдет людей, втянувших в игровую зависимость Арсену Соколову, и заставит негодяев отступиться от девушки. Как именно он будет их заставлять, Антя додумать не успел, потому что с того конца линии донеслось ровное «С добрым утром, Антон. Приятно слышать вас снова».
— Ага. Здрасьте, — сказал Тошка и, пропихивая одной рукой ремень в джинсы, попросил: — Можно, я приеду? Вы же предлагали, ну и вот, у меня совершенно случайно выдалось свободное утро. Я понимаю, что неожиданно и, может, не вовремя, но…
— Нет, все в порядке, — отозвалась трубка, — у нас как раз все дома и оборудование налажено. Только один вопрос позвольте. Вы давно обследование профилактическое проходили? На гибкость психики и склонности к неврозам? И с сердцем у вас как?
— Э… зимой у нас в академии медосмотр был. А, собственно, зачем?
— Ну, вы же захотите поиграть, — в голосе Котовой и вопроса не было — сплошная констатация факта, и Антя даже немного обиделся. За кого его принимают? За чокнутого игромана?
— Всё возможно, — сухо сказал он, — но, откровенно говоря, я бы предпочел теорию.
— Лады. Теорию так теорию. Но результаты профилактики все же прихватите, мало ли. Вы где сейчас? Пришлю за вами человечка, у нас транспорт от компании — всё на проезд тратиться не придется.
За окошком завизжало гитарное соло, и Тошка сморщился.
— Давайте, я буду ждать возле пончиковой «Синее небо». Знаете, где это? Малиновая, шесть.
— Через четверть часа. Вас Лиля заберет, — сказала Котова и разъединилась.
Так и не сообразив, кто такая эта неведомая Лиля, Калистратов набросил куртку и покинул общежитие через черный ход. Впрочем, пение великолепного Кристиана продолжало преследовать Антю, и когда он перебегал улицу, направляясь к зданию по соседству, и когда в наружном лифте поднимался на крышу, где располагалась пончиковая, и когда расхаживал возле площадки для аэромобилей, дожидаясь посланницу Ольги Рикардовны. И потому, стоило гостеприимно отъехать двери блестящей стильной машинки, Калистратов пулей влетел в аэромобиль, заставив сидящую внутри девушку вздрогнуть.
— Вас преследуют? — удивилась она, подняв на Тошку огромные серые глазищи, а тот наконец-то понял, что Лиля — это та самая хрупкая блондиночка, с которой Котова ушла с Врат.
— Можно и так сказать, — скривился Антя, — слышите музыку? Здрасьте.
— Нет, — дернула узким плечиком девушка, вбивая адрес в панель управления, — у меня звукоизоляция в машине. А что, вас настолько раздражает искусство? И вам не болеть.
— Смотря какое, — буркнул Антя, насторожившись от того, что Лиля не воспользовалась голосовой командой. Не желает светить адрес игровой конторы? Ничего, зрительная память у Тошки хорошая, и он при надобности сумеет сориентироваться в городе. Ведь не станут же ему глаза завязывать?