— Отдай ему. Пусть отдаст дочери, когда настанет время.
Чарльз покачал головой.
— Хорошая мысль. Только мне думается, для вас она значит куда больше, чем для него. Я привез ее вам.
— Спасибо, — вздохнула она. — Вот уж не думала, что на старости лет получу такой роскошный подарок.
— У меня есть для вас еще кое-что, — сказал он. — Одну минуту. — Он отвернулся, расстегнул три верхние пуговицы рубашки и достал сверток размером не больше ладони. Он был обернут тонкой замшевой кожей и перевязан кожаным ремешком из того же материала. Он застегнул рубашку и повернулся, протягивая сверток своей пожилой родственнице. — Это тоже немалая ценность, но совсем по другой причине, — сказал он.
Хана-Ли взяла сверток и с любопытством его осмотрела.
— Разверните, — сказал он, — а потом я объясню.
Старуха закрыла коробочку с брошью и поставила ее на стол. Ее морщинистые пальцы быстро справились со шнурком. На свет явился плотно свернутый свиток полупрозрачного пергамента. Она осторожно развернула его, расправила на коленях, и ее глаза впились в россыпь тонких голубых завитков, линий и крошечных точек. Она подняла тонкий, похожий на бумагу материал и поднесла его к свету из окна, чтобы получше разглядеть узоры.
— Вам доводилось когда-нибудь видеть нечто подобное? — спросил Чарльз.
— Это татуировки, — сказала она. — Я их видела много раз. Вы же, наверное, знаете, что наш отец был мастером-татуировщиком.
Чарльз кивнул.
— А еще я знаю, что он делал много татуировок моему деду, Артуру.
Старуха поглаживала пергамент.
— Да, так. Он много раз приходил и заказывал все новые татуировки. Но я сама видела твоего деда только один раз, когда он приезжал брать Сяньли в жены. После этого мы больше не виделись.
— У вас в руках кожа Артура, — объяснил Чарльз. Рот старухи изумленно раскрылся. — Символы нанесены вашим отцом. Эта карта много лет хранилась у нас в семье.
Чарльз вздохнул и рассказал, как его отец, Бенедикт, тогда еще подросток, хотел получить копию карты на теле отца. Артур неожиданно умер во время одного из их совместных путешествий. Жрецы его не поняли и из лучших побуждений сняли с Артура кожу, чтобы сохранить карту.
— Вот с тех пор она и хранится у нас в семье, — заключил Чарльз. — Это очень ценная вещь.
Старуха кивнула, не зная, как еще отреагировать на подобное откровение.
— Зачем вы привезли это сюда?
— У вас в руках только небольшой кусочек всей карты. Я разделил ее на части и привез одну часть вам на хранение.
— Почему мне?
— Потому что вы — единственный член семьи моей бабушки, — ответил Чарльз. — А еще потому, что никому в голову не придет искать его здесь. — Он улыбнулся. — Никто же не знает о вас, Хана-Ли, кроме меня.
Она свернула пергамент, снова упаковала и вернула Чарльзу.
— Я подумаю…
— Вот и хорошо, — кивнул он, не сделав даже попытки взять у нее карту. — Пусть пока остается у вас.
— Вы будете жить в моем доме. Я скажу кухарке, что сегодня вечером мы празднуем ваше прибытие, —сказала она. — Мы поужинаем вместе, и вы расскажете о том, как жила моя сестра в Англии.
— Буду рад.
Старуха встала, взяла со стола крошечный медный колокольчик и позвонила. Появилась Там-Линг, и они коротко переговорили.
— Она покажет вам гостевую комнату. Там вы сможете отдохнуть после такого путешествия. Я прикажу принести горячей воды.
— Спасибо, тетя, — с чувством произнес Чарльз. — Я знал, что не напрасно сюда ехал.
Они вместе поужинали, и пока Там-Линг меняла блюда, Чарльз делился семейными воспоминаниями: рассказами о путешествиях Артура; о манерах бабушки, о жизни в сельском Оксфордшире; и многом другом. Хана-Ли внимательно слушала и время от времени хлопала в ладоши, когда та или иная история вдруг оборачивалась неожиданным финалом; впрочем, она и сама немало рассказывала о своем детстве, проведенном вместе с сестрой в Макао. В ту ночь улеглись поздно, вполне довольные друг другом.
Чарльза разбудил дождь, монотонно стучавший по черепичной крыше. Он встал, оделся, спустился вниз и обнаружил в гостиной двоюродную бабушку. На коленях она держала памятный сверток. Чарльз поздоровался и стал ждать, что скажет престарелая родственница.
— Я тут подумала, — сказала она, все еще разглядывая на сверток у себя на коленях. — Я старая женщина и жить мне осталось совсем немного.
— Вы — само воплощение здоровья… — начал Чарльз, но она прервала его.
— Это так. Поэтому я не готова принять на себя такую ответственность. Однако я понимаю ваше желание сохранить эту… — некоторое время она подыскивала слово, — реликвию. — Вот теперь она подняла глаза на гостя. — У меня есть к вам предложение.
— Я готов выслушать вас.
— Отвезите меня в Макао, — сказала она. — Я много лет не была дома, хочу на него посмотреть до того, как умру. В нашем народе место, где захоронены прах отца и матери — святое место. Мы посетим их могилы, и вы найдете место для хранения вашей святыни. Там она будет в полной безопасности. — Она опустила глаза на сверток у себя на коленях.
Чарльз подумал.
— Отличная идея, тетя. Думаю, вы нашли идеальное решение. — Он вдруг вспомнил, что захоронение частей карты в гробницах и святилищах казалось не только уместным, но и традиционным. Он наклонился и поцеловал морщинистую щеку тети. — Я с удовольствием сопровожу вас в Макао. Мы вместе посетим семейную святыню. Если хотите, посмотрим на старый салон вашего отца-татуировщика. Мне бы тоже хотелось на него взглянуть.
— Ну что же, тогда я буду собираться, — решила Хана-Ли. Она взяла сверток и потянула его Чарльзу. — Пусть пока побудет у вас. Приедем в храм, и вы поместите его на хранение.
Чарльз с поклоном принял свиток. Держа его на ладони, он сказал:
— Это будет самое подходящее место для упокоения фрагмента нашей семейной истории.
ГЛАВА 32. Чествование нового члена
Стулья расставили аккуратным полукругом, чтобы вместить всех собравшихся. Центр большого помещения освободили для особого случая. Кассандру Кларк принимали в Общество Зететиков. Она становилась самым молодым его членом. Фактически, первым новым членом за более чем сто двадцати пятилетнюю историю общества. Кассандру эта деталь поразила, пожалуй, она до сих пор еще не совсем с ней свыклась.
Члены общества собирались в Дамаск пять дней; последней явилась синеволосая, похожая на птицу старушка по имени Тесс; проворная, как ягненок весной, и дерзкая, как терьер, она без промедления сообщила Касс, что ей восемьдесят четыре года в одном мире и сто двадцать девять в ее родном мире.
— А тебе сколько лет? — прямо спросила она с едва заметным французским акцентом.
— Двадцать пять, — призналась Касс.
Серые глаза маленькой женщины пронзительно смотрели на нее.
— Потрясающе, — произнесла она. — Обычно в этом возрасте так и бывает, понимаешь?
— Простите, что бывает? — спросила Касс.
— Ну как же! — Тэсс заметила озадаченное выражение на лице Касс, наклонилась поближе и тихо сказала: — Просветление, моя дорогая. Ну, истинное понимание того, как мир устроен, понимание природы реальности. — Взгляд серых глаз, казалось, проникал в глубь существа Касс. — Многие религиозные деятели достигали просветления в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет. То есть как раз тогда, когда человек полностью осознает себя и обретает определенную тонкость духовного восприятия. Не знаю, почему этот процесс длится так долго, но он хорошо известен и надежно задокументирован. Можешь при случае посмотреть.
— Обязательно, — согласилась Касс. — При первой же возможности.
— Люди начинают осознавать тайные процессы во вселенной, духовные основы всего сущего. — Она подмигнула. — Правда, для большинства это так и остается тайной. Бедняжки. По мне, так это самый интересный момент в жизни человека, ведь так?
— Кажется, я начинаю это понимать.
Тесс схватила ее за руку и сжала. Ладошка маленькой женщины была костлявой.
— У тебя впереди лучшее время жизни, ma chérie. Больше не придется с сожалением оглядываться назад. — Она смеялась.
Одиннадцать других членов общества — семь дам и пять джентльменов — выглядели как люди в самом расцвете сил, хотя по возрасту им следовало бы пребывать в инвалидных колясках. Энергия, жизненная сила была из них фонтаном. Похоже, лей-путешествия не только продлевали жизнь. Впрочем, ничего удивительного: долгая жизнь говорит прежде всего об отменном здоровье и повышенном жизненном тонусе. Миссис Пилстик поочередно представляла Касс другим членам общества по мере их прибытия. Далее предполагался праздничный ужин в честь нового избранника.
Выпили чаю во дворике, и Брендан предложил перейти собственно к церемонии посвящения. Старшие заняли места, сам Брендан в кремово-белом костюме занял особое место за столом, на котором стояла незажженная свеча и лежала Библия. Он приветствовал собравшихся и постучал молотком по столу, призывая собрание к порядку.
— Прежде чем мы перейдем к официальной части, я должен спросить, нет ли у нас каких-нибудь неотложных дел для обсуждения.
Один из джентльменов, которого Касс представили как Партона, поднял руку.
— У меня вопрос о финансах, — сказал он.
— Ох, Дикки, — упрекнула женщина, назвавшаяся Мод, — у тебя всегда возникают вопросы, связанные с финансами.
— Дорогая Мод, финансовое здоровье общества очень важно.
— Согласна, поэтому и передала все свои финансовые дела в надежные руки Брендана. — Мод мило улыбнулась. — У меня денег больше, чем у Бога, во всяком случае, больше, чем мне может понадобиться когда-нибудь. Их ведь можно использовать на благо общества.
Собравшиеся одобрительно загудели. «Слушайте, слушайте!» и «Вот так и должна выглядеть щедрость!» и «Молодец!»
— Полный отчет я смогу предоставить, как только оценю стоимость портфеля Мод, — сказал Брендан, — тогда мы и сможем выразить нашу официальную благодарность.