— Вы что-нибудь видите? — свистящим шепотом спросила миссис Томпсон.
— Ничего, — ответил я.
— Тихо, — сказал Дэн. — Если снаружи что-то есть, то лучше нам это увидеть, чем наоборот.
— Ты имеешь в виду краба? — спросил я.
Он отвернулся.
— Не спрашивай меня. Похоже, Чулт может вызвать кого захочет.
На цыпочках мы шли по полу оранжереи. Рука миссис Томпсон сжала мое запястье так, что ее ногти больно впились в мою кожу, а я держался за хлястик пальто Дэна. Дэн вел нас, и я видел только бледный голубой отсвет его лысины. Почти бесшумно мы добрались до дверей оранжереи и выглянули наружу сквозь залитые дождем стекла.
— Ничего по-прежнему не видно, — прошептал Дэн. — Может быть, мы без проблем обойдем дом.
Он тронул ручку двери. Та не поддалась. Он попробовал опять, дергая сильнее, но она не двигалась. Он повернулся к миссис Томпсон и прошипел:
— Вы ее закрыли? Ключ есть?
— Она не должна быть закрыта, — ответила миссис Томпсон. — Я закрываю ее только на ночь.
Я оттолкнул Дэна.
— Дай мне. Это больше работа водопроводчика, чем твоя.
Взяв ручку двумя руками, я крутанул ее что было силы. Похоже, ее заклинило.
— Миссис Томпсон, — сказал я. — Нам придется разбить окно.
Глаза миссис Томпсон были расширенными и испуганными в темноте.
— Хорошо, если это нужно.
Я помнил, что видел железяку рядом с миской собаки, встал на колени и пополз, ощупывая все вокруг. Оказалось, что она мне не понадобится. Потому что когда я угодил рукой в засохшую еду собаки, послышалось громыхание, будто рядом проходил поезд, и растения в горшках зашатались. Три-четыре стекла в крыше оранжереи треснули и посыпались на нас дождем осколков.
Я поднялся как раз вовремя, чтобы увидеть в саду фигуру, вырисовывающуюся из отвратительного и сердитого облака, которая разбудила во мне глубокие древние страхи, о существовании которых я даже не догадывался. Это была скорее призрачная тень Чулта-Квита, Звериного Бога Атлантиды; это было представление старейшего и злейшего существа со звезд. Но для меня это было еще и нечто знакомое, и я стоял, парализованный ужасающей узнаваемостью. Это было неописуемо огромное, мерцающее и странное существо, меняющее свет от загадочного электрически голубого до темно-красного и ярко— желтого. Оно парило, как бы плывя по поверхности наших подсознаний, пловец в темном океане унаследованных страхов. У него был глаз, бывший концентрацией злобы и дикого желания, и длинные рога, которые, казалось, колыхались в грозовом воздухе, как будто я видел зверя сквозь горячий струящийся над костром воздух.
Оно было явно бесплотным. Его здесь не было, не было в его звериной плоти. Перед нами витал лишь мощный и пугающий образ его самого, похороненного под землей, созданный, чтобы испугать нас. Но это был именно тот, кого называл Джошуа Уолтерс. Это был Сатана. Это были все страхи и грехи всех религий, воплощенные в одном ужасном создании. Это было коварное искупление, посещающее вас, когда вы жестоки или угождаете себе. Это было козлообразное воплощение жадности и похоти. Это был хозяин всего того, что ползало и скользило.
Когда Бог затопил мир, не повиновавшийся Ему, и спас только Ноя, этот дьявол выжил. Это был дьявол океанов, загадочных тайных глубин, где рыщут ужасные чудовища. Это был дьявол утонувших надежд и снов, дьявол единственной естественной среды, где человек не может выжить. Когда я видел во сне кошмары о плаваниях, то были флюиды этого создания.
— О Господи Иисусе, — сказал Дэн. Сказал искренне, но даже такое заклинание не могло нас спасти.
За доли секунды крыша оранжереи взорвалась потоком ледяной воды, который, пенясь и бурля, смыл нас с ног. Я набрал полные легкие воды, прежде чем понял, что происходит. Я задыхался и отплевывался, а потом поток затащил меня в подводный мир плавающих цветочных горшков, дрейфующей собачьей еды и столов, которые танцевали с любопытной жизнерадостностью.
Мне показалось, что кто-то схватил меня за рукав. Это мог быть Дэн или миссис Томпсон, а может, и что-то пострашней. Я оттолкнулся, поплыл назад, моя голова ударилась о французское окно. Один странный промежуток времени я парил с лицом, прижатым к стеклу, уставившись на сад и дождь. Затем, вероятно, воды буквально разорвали оранжерею, потому что послышался треск стекла и я очутился на траве, кувыркаясь в пенящемся потоке битого стекла и воды. Я лежал в темном саду, казалось, час. Я кашлял и задыхался, не имея возможности перевести дух. Шел дождь, и то и дело слышался треск молнии и следом — раскаты грома. Наконец я смог подняться, промокший, продрогший и трясущийся, и огляделся. Дэн сидел в нескольких футах от меня. Он кашлял, но, похоже, с ним было все в порядке. Я беспокоился о миссис Томпсон. Я пошел обратно к разбитым и развороченным руинам, которые остались от ее оранжереи, и позвал:
— Миссис Томпсон?
Ответа не было. Я переступил через зазубренный край бывшего французского окна и позвал опять:
— Миссис Томпсон?
По лицу хлестал дождь, ветер сотрясал кусты, но ответа все не было. Я осторожно и медленно пошел вперед, через покореженный металл и разбитое стекло.
Я нашел ее лежащей на спине посреди выложенного плиткой пола. Она лежала на смертном одре из разбитого стекла, а ее глаза неотрывно смотрели в небо, как бы следя за отлетевшей уже далеко душой. Бронзовый флюгер, возвышавшийся раньше над оранжереей, упал прямо вниз и воткнулся ей в грудь. Она, должно быть, умерла еще раньше, чем затопило оранжерею. Ее кровь смешивалась с дождем, и от нее пахло смертью. Дэн подошел и встал рядом. Он смотрел на миссис Томпсон и вытирал дождь со лба.
— Похоже, это из-за нас, — тихо сказал он. — Можно считать, что это мы стали причиной ее смерти.
Я отвернулся.
— Я думаю, она знала, что Звериный Бог рано или поздно до нее доберется. Если ее это может утешить.
— Только не ее.
Я раздраженно взглянул на него.
— Так что ты от меня хочешь? Она сказала, это ее судьба.
— Ты чувствуешь себя виноватым, так же, как и я, — сказал Дэн.
Я потряс головой.
— Нет, не чувствую. Она играла с огнем задолго до того, как пришли мы и сожгли ее. Казалось, она знала.
Дэн взглянул на часы.
— Нам лучше двинуть к дому Бодинов, — устало сказал он. — Они уже должны были начать к этому времени, и если миссис Томпсон права, у них там наблюдается прогресс.
Я опять взглянул на тело миссис Томпсон. Казалось, и это было жутко, что она улыбается мне. Я улыбнулся в ответ, прежде чем вспомнил, что она мертва и все улыбки — игра света или эффект расслабления мускулов.
— Ты видел это создание? — спросил я у Дэна, когда мы шли к машине через кусты.
Он кивнул.
— Психическая иллюзия. Он не мог навредить нам физически.
— Оно не напомнило тебе ничего?
— Что ты имеешь в виду?
Мы дошли до машины, и я открыл дверь. Мы смотрели друг на друга через выпуклую мокрую крышу.
— Я хочу сказать, оно тебе ничего не напомнило?
Он пожал плечами.
— По-моему, напомнило. Я не уверен — что.
Мы залезли в машину и закрыли двери. Мотор взвыл, заржал как лошадь и наконец завелся. Я включил первую скорость и мы поехали.
Я сказал:
— Почему бы не попытаться вспомнить? Я знаю, о чем я думал, когда видел это. Ты скажешь, что думал ты?
Дэн смотрел на мокрые деревья.
— Самое смешное то, что это напомнило мне время, когда я был мальчиком. Я был в поле неподалеку от дома, с сестрой, и мы наткнулись на ребят постарше — они мучили собаку. Они подвесили ее вверх ногами на дереве, а потом облили керосином, подожгли и отпустили. Я видел, как глупышка бегала вокруг и чувствовала запах горелой шерсти и мяса, а потом она упала на землю и умерла. Я не знаю, почему, но это создание напомнило мне этот случай.
— Ты ведь знаешь, почему, — сказал я. — Ты помнишь, что сказал Джошуа Уолтерс? «Зло, сотворенное Чултом и его присными, привело людей к мысли о существовании Сатаны».
— Не понимаю, — сказал Дэн. — Почему Чулт должен напоминать мне об этом?
— Потому что это было злое деяние, и потому что это была работа дьявола, и потому что Чулт и есть дьявол. То, что мы видели сегодня вечером, — дьявол, Сатана собственной персоной.
Дэн нашел пачку салфеток в бардачке и стал вытирать лицо и волосы.
— Для меня это слишком сверхъестественно, — сказал он погодя. — Я предпочитаю думать, что это была психоэлектрическая иллюзия.
— Можешь думать, что хочешь. Все равно это был Сатана. Не сам Сатана во плоти, но образ, который он спроектировал из своего мозга.
Дэн пожал плечами.
— Может, ты и прав. Но я бы предпочел называть его настоящими именами — Квит или Чулт. Они менее эмоциональны, ты не находишь?
Я взглянул на него.
— Мы бьемся с дьяволом, а ты беспокоишься об эмоциональности.
— Я не хочу паники. Особенно среди тех, кто бурит.
— Они собираются откопать Сатану, и они не должны волноваться?
Дэн, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Послушай, Мейсон, ты на чьей стороне?
Я направил автомобиль налево, по мосту через Хьюсатоник.
— По-моему, на стороне ангелов, — сказал я ему.
Он хмыкнул.
— Отлично. Остается надеяться, что ангелы тоже на твоей стороне.
Со временем дождь стих, и мы доехали до дома Бодинов. Дороги были мокрыми и отражали фары проходящих машин, но воздух был сухой и свежий, а высоко в небе расходились тучи и начинали светить звезды. Насколько было видно с холма, уже установили буровую установку, окруженную движущимися фонарями и стационарными светильниками. Огни были яркими и голубыми, и тени от них были похожи на жирафов. Когда мы подъехали по подъездной дороге и вылезли из «Фольксвагена», мы увидели леса, в которых стояла буровая установка, и по мерному пыхтению и завываниям дизеля поняли, что работа уже началась.
Я зажег сигару и пошел за Джоном вокруг дома.
Шериф Уилкс стоял в нескольких метрах от эпицентра действий, разговаривая с Дэйтоном Трашем, инспектором-инженером Литчфилдского округа, приехавшим специально из Торрингтона. Траш был худощавым, немногословным человеком, похожим на корнеплод, оставленный пылиться в подвале. На нем были очки без оправы и желтая каска. К губе приклеилась сигарета «Кэмел», которую, казалось, он никогда не зажигал.