Смяла нашу веру жизнь сия.
Глава 1. Братство Святой Каббалы
1
В июле 1484 года по утопавшей в знойном мареве молдавской степи возвращался на родину московский посол Федор Васильевич Курицын. Два года, проведенные при дворе венгерского короля, изменили думного дьяка до неузнаваемости. Туда ехал степенный московский боярин в долгополом кафтане и горлатной шапке, назад возвращался постриженный по последней моде европеец в камзоле дорогого сукна. Но еще разительнее была внутренняя перемена, происшедшая с думным дьяком, и в этой перемене не последнюю роль сыграл человек, сидевший с ним сейчас в одной карете. То был королевский астролог Мартин Былица.
Их первая встреча случилась на аудиенции у короля Матиаса Корвина, во время которой русский посол от имени своего государя предложил союз против общего недруга — польско-литовского короля Казимира. Тогда Курицын обратил внимание на присутствовавшего в королевской свите мужчину лет пятидесяти в черной мантии и остроконечном звездчатом колпаке, который что-то шептал на ухо королю Матиасу. Выслушав астролога, король попросил время на размышление, а пока предложил Курицыну воспользоваться гостеприимством его столицы.
Блестящий двор Матиаса Корвина в Буде был истинным раем для дипломатов. Здесь, в самом сердце Европы, сплетались и расплетались нити международных интриг и вербовались информанты, готовые торговать закулисными тайнами. В ожидании королевской воли Федор Васильевич не терял времени даром: заводил полезные знакомства, учил языки, посещал горные рудники и мастерские, ездил на балы и приемы, познавал тонкости этикета, учился танцевать и свободно беседовать с дамами, пользоваться столовыми приборами и разбираться в винах.
Прошел месяц, второй, третий, четвертый, а король Матиас все еще не давал согласия на заключение мира с Московией. В ответ на настойчивые запросы русского посланника приближенные короля только разводили руками, ссылаясь на исключительную занятость своего монарха.
Томясь ожиданием, Федор Васильевич все больше времени проводил в королевской библиотеке, которая справедливо считалась одной из лучших в Европе. Здесь и произошла его вторая встреча с королевским астрологом. Былица сам подошел к русскому послу и любезно предложил ему показать некоторые редкие издания. Оказалось, что королевский звездочет свободно говорит по-русски. Он родился в Польше, закончил Краковский университет, преподавал в Болонье, а затем увлекся астрологией и стал составлять гороскопы.
Разговор о книгах сближает ученых людей подобно тому, как разговор об охоте сближает заядлых охотников. И когда Мартин Былица предложил русскому послу навестить его дома, Федор Васильевич охотно согласился. Рабочий кабинет астролога располагался под самой крышей королевского дворца. На заваленном книгами, рукописями и картами письменном столе красовались арабская астролябия, небесный глобус из бронзы с изящно отделанными созвездиями, а также загадочный инструмент под названием торкветум, позволяющий, как объяснил хозяин, производить измерения в различных системах координат. В лоджии стоял большой медный телескоп. Когда Федор Васильевич приник к его окуляру и увидел на сине-черном бархате ночного неба сияющие гирлянды звезд, у него захватило дух от открывшейся ему немыслимой красоты.
С тех пор их встречи стали частыми, а отношения все более доверительными. От своего нового друга Курицын много узнал об астрологии, о движении светил, об их влиянии на земную жизнь людей. Впрочем, интересы астролога вовсе не ограничивались небесными сферами. Столь же удивительную осведомленность он проявлял в международных делах и, казалось, знал решительно все, что происходило при европейских дворах.
— Откуда ты черпаешь все эти вести, Мартин? — не утерпев, однажды поинтересовался Курицын. — Неужели их нашептывают тебе звезды?
Астролог помолчал с загадочным видом, а затем ответил:
— Хорошо, я буду с тобой откровенен, но сначала ты должен дать мне слово, что все, что услышишь, останется между нами.
Курицын молча кивнул в знак согласия.
— Нам выпало жить в удивительное время, дорогой Федор, — издалека начал Былица. — Некоторые называют его Возрождением, ибо оно возвращает нас к великой эпохе Античности, когда человек впервые осознал себя венцом творения. Вот и сейчас над Европой рассеивается сумрак невежества и восходит заря нового времени. Отважные путешественники открывают новые континенты, ученые совершают великие открытия, гениальные художники создают бессмертные шедевры. Однако старый мир цепко держит нас за полы одежды. Невежественные попы, обскуранты всех мастей, свирепые инквизиторы пытаются помешать рождению нового мира, в котором для них не останется места.
Былица налил гостю вина и продолжал:
— Несколько лет назад мы, астрологи, живущие в разных странах, решили объединиться в тайное братство. Приходилось ли тебе слышать о каббале?
— Это какая-то иудейская наука, — пожал плечами Курицын.
— Вовсе нет! — горячо возразил астролог. — Среди нас много евреев, но немало христиан и мусульман. Братство Святой каббалы не делит людей по вере, ибо наша вера — истина! Мы не поклоняемся каменным истуканам и раскрашенным доскам. Мы поклоняемся Великой Книге, которую иудеи называют Торой, а христиане — Ветхим Заветом, ибо с помощью каббалы в ней можно найти ответы на все вопросы бытия.
— И чем занимается ваше братство?
— Видишь ли, мой друг, — многозначительно усмехнулся Былица. — Язык звезд бывает не всегда доступен человеческому разуму. Поэтому братство служит для своих адептов проводником в темных лабиринтах политики. Каждый из нас, благодаря приближенности к сильным мира сего, располагает весьма ценными сведениями, которыми мы обмениваемся друг с другом. Это позволяет нам видеть картину в целом, и потому все наши предсказания обычно сбываются.
— Но вас могут обвинить в измене! — вырвалось у посла.
— Да, ты прав. Мы идем на серьезный риск, сообщая друг другу сведения, которые могут составлять государственную тайну. Но этот риск оправдывается высокой целью, которую мы преследуем. Эта цель — мир для людей! Только задумайся, дорогой Федор, сколько бед несет людям планета Марс! Европа измучена непрерывными войнами. Во многих странах на восемь женщин приходится только два дееспособных мужчины, остальные полегли на полях сражений! Не успела закончиться Столетняя война, как в Англии разгорелась война Алой и Белой розы. Поляки сражаются с тевтонским орденом, испанцы — с арабами, венгры — с австрийцами, французские феодалы — друг с другом.
Лицо Былицы сделалось вдохновенным.
— Кто-то должен остановить эту кровавую мельницу! — воскликнул он. — Но кто, как не мы? Монархи суетны и близоруки, ими движет жажда власти и богатств. Сделать это могут только посвященные люди, которых Высшее Существо избирает для управления миром.
Астролог помолчал, а затем торжественно объявил:
— А теперь я намерен сказать тебе, мой друг, нечто весьма важное! Братство святой каббалы готово принять тебя в свои ряды!
От неожиданности Курицын поперхнулся вином.
— Я вижу, ты обескуражен, — понимающе улыбнулся астролог. — И поэтому не требую немедленного ответа. Но учти, если ты станешь одним из нас, перед тобой откроются безграничные возможности. Мы ведь не только угадываем ход событий, но и направляем волю наших монархов в нужную сторону.
— Боюсь, что мой бедный разум не вместит вашей премудрости, — усомнился посол.
— Ну-ну, не надо скромничать, — возразил Былица. — Ты один из самых умных людей, которых я встречал, и это, поверь, не комплимент. Должен признаться, что до встречи с тобой я считал Московию темной, отсталой страной, погрязшей в невежестве. И вот появляешься ты, блестяще образованный, свободно говорящий на разных языках, а главное — настоящий европеец по духу и образу мыслей. И я сразу понял: этот человек должен стать одним из нас!
— Предположим, я соглашусь, — сказал Курицын. — Но я должен знать, чего братство ждет от меня.
— Не волнуйся, дорогой Федор, мы не будем просить тебя сообщать о том, что происходит при дворе вашего государя, тем паче, что у нас есть свои информанты. Для нас гораздо важнее, чтобы ты, как человек, стоящий во главе русской дипломатии, принимал верные решения, которые будут идти на пользу и твоей стране, и всей Европе. Пока еще Московию здесь не воспринимают всерьез, но я уверен, пройдет не так уж много времени — и она станет одним из ведущих игроков на европейской сцене. К тому же ваш государь производит впечатление весьма умного и волевого правителя и, как я слышал, готов открыться западному миру. Так помоги ему в этом!
— Хорошо, я согласен, — после долгого раздумья произнес посол. — Но предупреждаю: я не буду делать ничего, что может навредить моей стране и моему государю.
— Быть по сему! — торжественно подтвердил Былица.
2
Обряд посвящения в Братство святой каббалы удивил Федора Курицына своей будничной простотой. Все происходило в рабочем кабинете Мартина Былицы, в котором кроме хозяина находились еще несколько мужчин в черных мантиях и остроконечных колпаках. Положив руку на Ветхий Завет, Федор Васильевич вслед за Былицей произнес слова короткой клятвы, обещая всеми силами содействовать братству в его благородных устремлениях и хранить общую тайну.
— Я вижу, ты слегка разочарован, мой друг, — с улыбкой сказал Былица по завершении обряда. — Ты, вероятно, ожидал черной мессы, подписи кровью и прочей чепухи. Разумеется, мы не чураемся внешних эффектов, но среди своих братьев считаем их лишними. Для нас важнее то, что происходит в душе человека, насколько глубоко и искренне он проникся великим учением каббалы. А потому позволь устроить тебе для начала небольшой экзамен.
С этими словами астролог протянул Курицыну пергаментный свиток:
— Этот древний манускрипт носит название «Лаодокийское послание». Переведи его на свой родной язык, поразмышляй над каждой строкой, а потом расскажешь мне, какие мысли тебя посетили.
Вернувшись к себе, Федор Васильевич развернул свиток и прочел написанные столбцом девять строк на латыни, в которых каждая новая фраза начиналась со слова, которым заканчивалась предыдущая фраза:
Душа самовластна, заграда ей вера.
Вера наказание ставится пророком.
Пророк старейшина исправляется чудотворением.
Чудотворения дар мудростью усилеет.
Мудрости сила фарисейства жительства.
Пророк ему наука.
Наука преблаженная.
С нею приходит в страх Божий.
Страх Божий начало добродетели.
— Ну как? — с улыбкой спросил Былица во время их новой встречи. — Ты сумел расшифровать послание?
— Боюсь, что нет, — признался Федор Васильевич.
— Не огорчайся, мой друг, лучшие умы вот уже несколько столетий пытаются разгадать его тайну. Но у этих строк есть одно волшебное свойство: со временем их смысл проступает сам собой. А сейчас попробуй ответить, что означают слова: «душа самовластна».
— Душа не подлежит никакой опеке, над ней не должно быть чужой воли, мешающей человеку думать и чувствовать.
— А как ты понимаешь слово «заграда»?
— Ничего нельзя принимать на веру, ибо вера часто преграждает дорогу разуму.
— Браво, дорогой Федор! — воскликнул Былица. — Вижу, что не ошибся в тебе. На самом деле у слова «заграда» есть двойной смысл. Оно означает либо преграду, либо защиту. Ты выбрал первое, а значит, в тебе живет свободный разум, не признающий преград, как бы они ни назывались. Продолжай размышлять над остальными строчками, и рано или поздно тебе откроются заложенные в них смыслы.
— Ну а теперь займемся делами практического свойства, — продолжал астролог. — Как я уже сказал, наши братья ведут между собой секретную переписку, используя шифры и тайнопись. Для начала позволь ознакомить тебя с самым простым шифром, который называют литореей или тарабарской грамотой.
С этими словами Былица взял перо и написал в два ряда буквы славянского алфавита.
— Для того, чтобы зашифровать то или иное слово, мы ставим верхние согласные буквы вместо нижних, а гласные оставляем без изменений. Для примера попробуй прочесть вот это.
Взяв клочок бумаги, астролог написал на нем «шеститий чолуцамь».
Курицын на минуту задумался, а затем прочел: «великий государь».
— Видишь, как просто, — засмеялся Былица. — Но мы, разумеется, пользуемся гораздо более сложным шифром, который именуется «мудрой литореей». Переставляются сразу несколько букв, причем каждой согласной букве присваивается число, с которым совершаются определенные арифметические действия. Этот шифр невозможно разгадать, не имея ключа, которым служит вот это.
С этими словами он извлек из ящика стола таблицу, состоящую из сорока квадратов, в каждом из которых красными и черными чернилами были изображены буквы.
— Прими этот ключ как знак нашего к тебе доверия. А теперь устроим небольшой экзамен. Попробуй написать свое имя с помощью «мудрой литореи».
Федор Васильевич склонился над клочком бумаги и, сверяясь с таблицей, вывел несколько букв.
— «Федор Курицын диак», — прочел астролог. — Поздравляю, Федор, ты все схватываешь на лету!..
— Но это еше не все, — продолжал Былица, извлекая из шкатулки флакон с голубоватой жидкостью. — Здесь ты найдешь симпатические чернила, с помощью которых мы пишем свои послания поверх какого-нибудь безобидного текста. Чтобы прочесть тайнопись, достаточно подержать письмо минуту-другую над пламенем свечи…
— И последнее, — понизив голос, произнес Былица. — В Братстве святой каббалы существует круговая порука. Каждый из нас отвечает за человека, которому он доверил наши общие тайны. Отвечает головой, и это не просто фигура речи. Мы слишком многим рискуем, чтобы совершать ошибки. Помни об этом! А чтобы ты не сомневался в нашем могуществе, могу сообщить, что не далее как завтра король Матиас Корвин подпишет договор, которого ты так настойчиво добиваешься. И теперь ты можешь возвращаться в Москву, а я готов последовать за тобой, чтобы вместе нести свет разума твоей стране. Так решило братство!
3
В первых числах мая русское посольство покинуло Буду. Возвращаться пришлось кружным путем, минуя враждебное Польско-литовское королевство. Воспользовавшись оказией, Курицын решил навестить нового союзника Москвы — молдавского господаря Стефана III. Два года назад он помог устроить брак дочери Стефана Елены и сына великого князя Ивана Молодого и теперь хотел поздравить господаря с рождением внука.
Стефан III слыл мудрым правителем и грозным полководцем. Во главе небольшого, но прекрасно обученного войска он громил поляков и венгров, а недавно разбил огромную турецкую армию, перед которой трепетала Европа. Его военные успехи были продолжением мудрой внутренней политики. Стефан приструнил своенравных бояр и дал свободу крестьянам, покровительствовал торговле и ревностно поддерживал православную церковь. Молдавия при нем процветала, как никогда раньше.
После пышного венгерского двора княжеский двор в Яссах выглядел скромно, а сам коренастый вислоусый господарь напоминал пожилого крестьянина-виноградаря. И угощение было под стать: суп-чорба, жареная баранина, мамалыга со шкварками, вино из своих погребов. Господарь неплохо говорил по-русски, его вторая жена Евдокия приходилась сестрой князю Михаилу Олельковичу, недавно казненному королем Казимиром.
После обильного застолья Стефан пригласил посла в свои покои. Мартин Былица двинулся было за ними, но господарь знаком остановил его, сославшись на приватность разговора.
— Зачем ты возишь с собой астролога? — упрекнул он Курицына, когда они остались вдвоем.
— Он подает хорошие советы, — пожал плечами посол.
— Хорошие советы надо искать здесь, а не у звездочетов, — постучав пальцем по своему загорелому лбу, возразил господарь. — Будь осторожнее в выборе друзей, я слышал, что твой астролог еретик и не верует в Господа нашего Иисуса Христа. Впрочем, я пригласил тебя не для того, чтобы обсуждать шарлатанов. Лучше расскажи мне, как дела у великого князя, как чувствует себя моя дочь и здоров ли мой внук.
Выслушав рассказ посла о Стоянии на Угре, которым на Руси завершилось иго Орды, Стефан одобрительно промолвил:
— Побеждает не тот, у кого больше войска, а тот, у кого больше мужества. Я рад, что мой зять Иван показал себя смелым воином. — И многозначительно добавил: — Хотя и не очень послушным сыном.
«И это знает», — подумал Курицын. Он навсегда запомнил страшные осенние дни, когда, узнав о приближении хана Ахмата, великий князь московский пытался бежать из столицы, захватив с собой семью и казну. Помнил разъяренную толпу горожан, окружившую державного беглеца, и грозный перст митрополита Геронтия, обвинившего великого князя в трусости. Помнил упрямый взор наследника Ивана Молодого, отказавшегося выполнять отцовский приказ об отступлении, и искаженное бессильной яростью лицо великого князя, вынужденного смириться с неповиновением сына. Хан Ахмат тогда так и не решился перейти речку Угру, его отступление превратилось в бегство, а самого хана во сне зарезали свои же родичи.
— У нас с твоим государем много общего, — невозмутимо продолжал Стефан. — Мы оба окружены могущественными врагами, поэтому нам нельзя допустить их союза. Передай своему государю, что он всегда может на меня рассчитывать. Вместе мы одолеем и старого лисовина — короля Казимира, и турецкого султана, вообразившего себя властелином мира.
…Спустя три дня русское посольство покинуло Яссы, и сам господарь в знак особого уважения проводил его до границы с Валахией. По пути Стефан рассказывал о валашском воеводе Владе Цепеше, по прозвищу Дракула, о свирепой жестокости которого ходили легенды.
— Только не верьте бабьим сказкам про вампира, который встает из могилы, чтобы пить кровь, — посмеиваясь, молвил Стефан. — Влад Цепеш был великим воином, и, если бы не рука предателя, турки не смогли бы его достать.
Посерьезнев, добавил:
— Спору нет, мой покойный друг упивался своей кровожадностью, но кое в чем нам всем не мешало бы у него поучиться.
— В чем же? — переспросил Курицын.
— В том, что править надо с грозой, иначе подданные сядут тебе на шею. А еще в том, что для него не было разницы между вельможей и простым человеком. Кто бы ты ни был, но если преступил закон — садись на кол!
На границе с Валахией Стефан простился с послом, передав с ним дары великому князю и зятю Ивану — две ручные пищали великолепной работы. Заинтригованный рассказами о Дракуле, Курицын попросил проводников показать ему замок покойного воеводы в местечке Бран. Разглядывая воздвигнутый на высокой скале мрачный замок из серого гранита, Курицын пытался расспросить о Дракуле прохожих, но те лишь пугливо крестились и спешили прочь. И только вечером в ближайшей харчевне удалось разговорить подвыпивших крестьян, в воспоминаниях которых причудливо смешивались страх и восхищение погибшим воеводой.
Рассказывали о пирах воеводы в окружении посаженных на кол людей, о том, как однажды Дракула велел прибить гвоздями колпаки к головам проявивших неуважение турецких послов, как он извел воровство, оставляя у безлюдного колодца золотую чашу, и как покончил с прелюбодейством, вонзая в срамное место грешницы раскаленный прут.
— А еще был такой обычай у Влада, — подал голос седоусый старик. — Когда приходил к нему неопытный посол и не мог ответить на его коварные вопросы, то он сажал посла на кол, говоря: «Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой же государь и убил тебя. Если же ты сам решился идти, неученый, то сам же себя и убил» [23].
…Посольский поезд медленно двигался по берегу Дуная. За разговорами дорога летела незаметно. Вдалеке показалась крепость Аккерман. Внезапно от нее отделилась цепочка всадников и в клубах пыли стала быстро приближаться к посольскому поезду.
— Турки! — тревожно закричал проводник.
Воины в тюрбанах, размахивая саблями, окружили посольство. Охрана сбилась в кучу, готовясь обороняться. Схватился за оружие и Федор Курицын. Казалось, столкновения не избежать, но в этот момент Мартин Былица что-то прокричал по-турецки. Командовавший всадниками ага остановил своих воинов, и повелительным жестом приказал астрологу приблизиться. После недолгих переговоров Былица вернулся к карете и объявил:
— Нам придется следовать за ними в Крым, в город Кафу.
— Но у нас мир с турецким султаном! — возмутился Курицын.
— Не надо спорить с этими страшными людьми, Федор, иначе они отправят нас не в Крым, а к своему Аллаху! — шепнул Былица.
4
Жизнь в древней Кафе била ключом. В этом черноморском Вавилоне переплетались не только торговые пути, но и интересы многих государств, затягивались и распутывались интриги, сюда стекались важные новости со всего Средиземноморья. Каждое утро на залитые южным солнцем улицы выплескивались пестрые разноплеменные толпы людей. В бухте Феодосийского залива теснились сотни купеческих галер. Городские ворота не успевали впускать и выпускать торговые караваны. На рынках продавали все, что душе угодно: драгоценные камни и золото, восточные пряности и пшеницу, жирную черноморскую скумбрию и местное вино, но главным товаром были невольники, захваченные крымскими татарами в очередном набеге, — искусные ремесленники, женщины на любой вкус, здоровые дети.
По прибытии в Кафу турецкий ага разместил русского посла и его свиту на постоялом дворе, приставив вооруженную охрану. Улучив подходящий момент, Курицын спросил хозяина двора: знает ли тот кафского купца по имени Хозя Кокос. Хозяин красноречиво закатил глаза, изобразив глубокое почтение, каковое все караимы Кафы испытывали к этому человеку.
— Передай Кокосу, что у тебя остановился русский посол Курицын, — шепнул Федор Васильевич, извлекая из кошелька серебряную монету. Ловко, словно кот лапой, накрыв монету рукой, хозяин позвал слугу и что-то сказал ему по-караимски.
Купец Хозя Кокос был не только самым богатым торговцем Кафы, но и тайным агентом сразу трех монархов: турецкого султана Баязеда II, крымского хана Менгли-Гирея и великого князя московского Ивана Васильевича, причем все трое были уверены, что Кокос служит только ему. Отношения с московитом у Кокоса завязались после того, как он продал Ивану Васильевичу большую партию драгоценных камней, до которых тот был большой охотник. Затем между ними завязалась оживленная переписка, единственное неудобство которой заключалось в том, что Кокос писал свои письма на иврите, что приводило к большим трудностям перевода.
Когда Крым захватили турки, а случилось это в 1475 году, именно Кокос сумел убедить султана Баязеда в том, что с русскими выгоднее дружить, чем воевать. После этого обычно прижимистый Иван Васильевич велел не скупиться на богатые подарки «Кокосу-жидовину». Он даже поручил купцу подыскать невесту для наследника Ивана Молодого, однако предложенная Кокосом дочь мангупского князя Исайки неожиданно скончалась, и Ивана Молодого женили на дочери валашского господаря Стефана. Тем не менее кафский купец оставался самым ценным приобретением русской секретной службы за границей, и теперь Федору Курицыну не терпелось его увидеть.
Кокос не заставил себя ждать и тотчас явился на постоялый двор. Он оказался маленьким подвижным толстяком с черными маслинами умных глаз на заплывшем жирком смуглом лице. Оказалось, что купец неплохо говорит по-русски, а свои донесения писал на иврите из соображений секретности. Сначала Кокос пошептался с турецким агой, охранявшим посольство, после чего надменный турок стал сама любезность и объявил Курицыну, что ему и его людям разрешается поселиться в доме уважаемого купца при условии, что они не попытаются самовольно покинуть Кафу.
Роскошный дом Хози Кокоса находился на приморской набережной, недалеко от городского рынка. Сам Кокос целыми днями пропадал по торговым делам и появлялся только на закате. Они уединялись с Курицыным в беседке, увитой виноградом, пили густой черный кофе и вели приватные разговоры.
Первым делом Кокос объяснил Курицыну причину пленения русского посольства:
— Султан Баязед хоть и называет себя философом на троне, но продолжает дело своего отца, воинственного султана Мухаммеда. Как ты знаешь, турецкий ятаган сейчас навис над Валахией. Султану донесли, что вы заключили мир с господарем Стефаном, которого Баязед считает своим злейшим врагом. Он опасается, что твой господин придет на помощь своему свату, и хочет иметь заложника в твоем лице. Мы должны убедить султана, что твой государь не станет вмешиваться на стороне Стефана, и тогда вам разрешат вернуться домой.
Федор Васильевич задумался. Он помнил, как, напутствуя его перед поездкой в Европу, великий князь прямо объявил, что он не собирается воевать с турками, хотя его всячески подталкивают к этому римский папа и другие европейские государи. Это попахивало предательством по отношению к валашскому господарю, с которым Иван Васильевич только что породнился, но Курицын понимал, что таковы интересы государства.
— Султан Баязед может быть спокоен, — ответил Курицын. — Между войной и миром мы выбираем мир.
— Это мудро, — покивал Кокос. — На следующей неделе я отправляюсь с караваном в Стамбул и постараюсь убедить в этом султана.
5
Накануне отъезда Кокос с разрешения турецкого аги предложил Курицыну поселиться в караимской крепости Чуфут-Кале у местного гахана[24] — владетельного князя Захарии Гуил-Гурсиса, который согласился предоставить посольству кров, пропитание и охрану вплоть до возвращения купца из Стамбула.
Караимская столица Чуфут-Кале находилась в двух верстах от Бахчисарая и являла собой город-крепость, вплотную прижавшийся к скалам. В восточной части города располагались жилые дома, монетный двор, караимский храм-кенасса и тюрьма. Хозяйственные постройки были вырублены прямо в скалах. Внизу находилось караимское родовое кладбище, осененное священными дубами, именуемыми «Балта-Тиймэз», что в переводе означало «да не коснется топор». К нему примыкало поле для скачек и военных игр. Город стоял полупустой, большинство жителей на лето уходили в сады и виноградники, откочевывали со своими стадами в горы.
Гахан сам встречал гостей на пороге своего дворца. Поприветствовав Кокоса, он обратил свой проницательный взор на московского посла, и Курицын сразу почувствовал властное притяжение, исходившее от этого человека.
— Как добрались? — по-русски осведомился Захария. — Не удивляйтесь, я долго жил в Киеве и научился говорить на вашем языке.
…Новгородские священники Денис и Алексей вряд узнали бы в караимском князе Гуил-Гургисе ученого лекаря Схарию, некогда поколебавшего их веру. И тем не менее это был он. Вернувшись в Киев, Схария едва не погиб во время набега крымских татар на Киев. Чудом ускользнув из заваленного трупами, сожженного города, бежал в Крым. Здесь он узнал о смерти отца — богатого генуэзского купца Гуил-Гурсиса, перед смертью объявившего сына своим наследником. А затем по предложению все того же Хози Кокоса крымские караимы избрали Схарию своим князем. Так киевский лекарь превратился в могущественного владетеля караимской общины Крыма Захарию Гуил-Гурсиса.
Когда Курицын назвал по имени своего спутника Мартина Былицу, он заметил, как по лицу караимского князя пробежала тень. Астролог отвесил ему глубокий поклон, а затем совершил таинственный жест и что-то произнес вполголоса на иврите, после чего лицо Гуил-Гурсиса просияло. Он повторил жест Былицы, а затем крепко обнял астролога.
— Этот человек тоже состоит в Братстве святой каббалы, ему можно доверять наши тайны! — шепнул Мартин Курицыну.
…Стол, накрытый под открытым небом, ломился от блюд.
— Чтобы понять душу караима, надо попробовать нашу кухню, — объявил Захария.
После супа, именуемого хамур-долма, подали чебуреки чир-чир из тонкого хрустящего теста, индейку с подливой из кизила, силькмэ из баклажанов, белую халву с орехами и засахаренные фрукты. Пили молодое вино и бузу — хмельной квас.
На следующий день Хозя Кокос покинул Чуфут-Кале. Он пообещал вернуться через месяц, сопроводив свое обещание излюбленным караимским присловьем «Кысмет болса» [25].
Однако миновал месяц, другой, а Кокос все не возвращался. Наступила туманная и влажная крымская зима. Все эти месяцы вынужденного безделья Федор Курицын проводил за книгами, благо у Захарии Гуил-Гурсиса оказалась великолепная библиотека. Они часто беседовали втроем: русский посол, караимский князь и поляк-астролог. Говорили об астрологии и о политике, о медицине и войнах, но более всего о тайнах каббалы.
Захария часто расспрашивал Курицына о Московии, и Федор Васильевич с воодушевлением живописал свою страну, ее бескрайние просторы, могучие леса и величавые реки.
— Мы — молодая страна, но у нас великое будущее! Теперь, когда мы приросли новгородскими землями, Россия могла бы стать европейской державой, но, увы, наш народ прозябает в темноте и невежестве, опутан глупыми предрассудками, одурачен попами! Нам нужны умные, просвещенные люди, — продолжал посол, — и мой государь хорошо платит иноземцам, готовым потрудиться на благо России!
Многозначительно переглянувшись с Мартином Былицей, Захария объявил:
— Последнее время я ищу себе новое пристанище. Турки изгоняют из Крыма всех иноверцев, а хан Девлет-Гирей слепо подчиняется их воле. Как ты думаешь, мог бы я со своими людьми поселиться в Москве?
— Я сделаю для этого все, что смогу! — горячо заверил Курицын.
— Но я хотел бы открыто исповедовать свою веру. Смогу ли построить в Москве наш храм?
— У моего государя нет предубеждений против иудеев. Слава Богу, у нас нет инквизиции и людей не жгут на кострах.
— А как к этому отнесется ваша церковь?
— Церковь не посмеет идти против воли государя, — заверил Курицын.
6
Хозя Кокос появился в начале мая, когда уже зеленели холмы, покрылись цветущими травами высокогорные яйлы, колыхались по степи волны ковыля. Извинившись за долгое отсутствие, он объявил, что султан Баязед убедился в том, что московский государь не будет помогать валашскому господарю и готов отпустить русских послов на родину.
На прощание Захария сделал Федору Курицыну драгоценный подарок — книги по логике, астрономии, астрологии и другим наукам, переведенные с иврита на славянский язык. Были тут и «Слова логики» Маймонида, и «Тайная тайных» и «Шестокрыл» Эммануэля бен Якова, и астрологический трактат «Лопаточник».
Накануне отъезда Захария вручил послу письмо великому князю с просьбой разрешить ему и его семейству поселиться в Москве, а затем неожиданно спросил:
— Знакомы ли тебе два священника, приехавшие из Новгорода? Одного зовут Денис, другого — Алексей.
— Да, конечно, — с долей удивления ответил Федор Васильевич. — Один служит в Успенском соборе, второй — в Архангельском.
— Передавай им мой поклон, — многозначительно произнес Захария. — Думаю, что эти двое могли бы стать твоими единомышленниками, а через них ты сможешь привлечь к себе и других полезных людей.
Расстались тепло. Курицын сердечно благодарил своих новых друзей за помощь и приют, не подозревая, что его затянувшийся «дружественный плен» был частью тайного плана его гостеприимных хозяев. И теперь Захария Гуил-Гурсис мог быть вполне довольным. Отныне в лице посольского дьяка у него появился влиятельный союзник, с помощью которого он надеялся основать в Москве караимскую диаспору, подобную тем, что уже существовали в Тракае, Киеве, Гродно, Луцке, Житомире и Смоленске. Он надеялся, что со временем вокруг диаспоры появятся русские прозелиты, которых он обратит в истинную веру, веру в Единого Бога. Одни из них станут «пришельцами врат», а самые достойные взойдут на высшую степень, став «пришельцами правды».
Очередной удачный шахер-махер торжествовал Хозя Кокос. Султан Баязед лично благодарил его за посредничество с московитами, отсыпав внушительный мешочек золотых динаров. Прислал подарки и великий князь московский, выражая признательность за освобождение посла.
— Вот так надо обделывать дела! — обнимая на послеобеденном ложе сдобную жену, самодовольно хихикнул Кокос.
— Старый хвастун! — шепнула жена, ласково шлепнув его душистой ладонью по маслянистым губам.