„Святой Иисусе, – подумал я, глядя на маленькие дома и лавки, проносящиеся мимо. – Такое чувство, будто все шпионские агентства в этом полушарии интересуются тем убогим цирком, который устроил Хемингуэй. Но зачем им это?“
– Чего вы хотите? – повторил я, сделав ударение на последнем слове.
Филлипс вздохнул и положил на колени свои маленькие розовые ладони. Стрелки на его брюках были идеально отутюжены.
– Несчастный случай на улице Саймона Боливара в Веракрусе, – сказал он, понизив голос почти до шепота. – Известно ли вам, что я принимал участие в планировании первых этапов этой операции?
– Да.
– В таком случае вам также должно быть известно, что после вашей… э-ээ… стычки на улице Боливара BMP была отстранена от активной деятельности. Гибель Шиллера и Лопеса насторожила меня. Прежде чем покинуть страну, я побывал в доме на улице Боливара и внимательно изучил отчет ОРС о данном инциденте.
Мое сердце забилось чаще. Сотрудники ОРС и ФБР осмотрели трупы, прочли мой рапорт, но не производили баллистическую экспертизу.
Уоллес Бета Филлипс пристально смотрел мне в лицо.
– Если не ошибаюсь, в своем рапорте вы утверждаете, будто бы покушавшиеся ждали вас в доме, Лукас. Вы якобы приехали заранее, почувствовали нечто неладное и быстро вошли внутрь. Они выстрелили в вас и промахнулись. Кажется, там было найдено сорок две гильзы. Вы выпустили четыре пули.
– У Лопеса был „люгер“, – сказал я. – Шиллер стрелял из „шмайссера“ непрерывной очередью.
Филлипс улыбнулся:
– Они вели огонь в направлении входной двери и передней стены дома, но были убиты выстрелами в затылки и спины.
Я молча ждал.
– Вы действительно приехали загодя, Лукас. Вы вошли через заднюю дверь, мимо собаки. Собака знала вас, но вам все-таки пришлось перерезать ей горло, чтобы она не выдала ваше появление. Вы прошли через кухню и в темноте прокрались через прихожую. Оказавшись в комнате, вы каким-то образом подняли шум у передней двери. Не знаю, как именно, но соседи упомянули о том, что видели мальчишку, который бросил в дверь камень и быстро убежал. Шиллер и Лопес открыли огонь. Вы застрелили их сзади. Вы ликвидировали их, Лукас, и, могу добавить, сделали это преднамеренно и умело.
Мне нечего было сказать. Я рассматривал пейзаж, проносящийся мимо машины. Мы ехали к Сан-Франциско де Паула кружным путем. Я заметил, как в зеркальце мелькнули глаза Коули. Они были широко распахнуты.
– Мы не знакомы с обстоятельствами гибели генерала Кривицкого в феврале прошлого года, – продолжал Филлипс после секундной паузы. – Вероятно, вы застрелили его. Возможно, вы дали ему свой пистолет и дождались, пока он покончил с собой. Так или иначе, вам удалось произвести благоприятное впечатление на доктора Ганса Веземанна и других сотрудников Абвера в этом полушарии, и они до сих пор считают вас вольным стрелком, наемным убийцей. Если бы вы служили в BMP, я бы использовал вас как двойного агента во многих операциях.
– Я не служу ни в BMP, ни в вашем будущем ОСС, – ответил я. – Чего вы хотите, господин Филлипс? – Внезапно я почувствовал, как меня утомляет все это – пустопорожняя бравада Хемингуэя, насмешки и угрозы Дельгадо, сердечный тон, которым полковник Томасон „как мужчина с мужчиной“ обсуждает с Хемингуэем его планы охоты за субмаринами, и обвинения Филлипса. В эту самую минуту где-то в Тихом океане славные американские парни плывут навстречу своей гибели, а напыщенные японцы с самурайскими мечами отсекают им головы. В Европе ни в чем не повинные мужчины и женщины доброй дюжины стран просыпаются по утрам и видят над своими домами развевающиеся флаги со свастикой и слышат грохот кованых сапог громил Вермахта на пустынных залитых дождем улицах. Всего в нескольких милях отсюда молодые матросы торгового корабля тонут, настигнутые торпедой, которую они даже не успели увидеть.
– Стефенсон и Донован надеются, что вы понимаете нашу стратегию в этой войне, господин Лукас, – сказал Филлипс. – Они не верят, что межведомственные распри способны ослепить вас и отвлечь от служения высшим целям.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – проронил я. – При чем здесь Хемингуэй и его затеи?
Филлипс вновь посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом, словно пытаясь сообразить, лгу ли я или говорю искренне. Мне было совершенно безразлично, что он думает.
Должно быть, Филлипс прочел это по моему каменному лицу.
– У нас есть основания полагать, – заговорил он наконец, – что Гувер замышляет на Кубе нечто необычное. Возможно, нечто противозаконное.
– Чушь, – отрезал я. – Ведь никто иной как BMP и БКРГ научили Бюро планировать и осуществлять противозаконные операции. И если здесь происходит нечто подобное, мне об этом ничего не известно. Так называемым „оперативникам“
Хемингуэя эта работа не по зубам.
Филлипс покачал лысой головой.
– Я не имел в виду заурядные уловки наших агентств, господин Лукас, – ответил он. – Меня беспокоит нечто, способное поставить под угрозу национальную безопасность Соединенных Штатов.
Я с отвращением посмотрел на него. Гувер был лжецом и великим мастером межведомственной интриги. Он отстаивал свою территорию, не щадя никого и ничего, но если для него и существовало что-то, кроме собственной карьеры, то только спокойствие и безопасность США.
– Приведите хотя бы один пример с неопровержимыми фактами, – ровным голосом произнес я, – либо остановите машину и выпустите меня.
Мы находились примерно в миле от финки Хемингуэя.
Филлипс покачал головой.
– Пока у меня нет доказательств, Лукас, – сказал он. – Но я надеюсь, что вы их раздобудете.
– Остановите машину, – велел я.
Коули затормозил у обочины. Я открыл дверцу и вышел.
– На Кубе сейчас находится человек, которого вы знаете по фамилии Дельгадо, – сказал Филлипс, глядя на меня через открытое окно.
– И что же?
Мимо промчался грузовик, оглушив нас клаксоном и музыкой, гремевшей в кабине.
– У нас есть основания полагать, что Дельгадо – это специальный агент Д., – заявил коротышка.
Я призадумался.
В ФБР и ОРС не было ни одного человека, который не слышал об агенте Д. Многие в него верили. Я знал о нем следующее:
В половине одиннадцатого вечера 21 июля 1934 года гангстер Джон Диллинджер и две его спутницы – одной из них была знаменитая „женщина в красном“, Ана Кумпанс, известная также под именем Анна Саж, которая и предала бандита – вышли из чикагского театра „Биография“. Подразделение агентов ФБР, поджидавших Диллинджера в засаде, официально возглавлял старший спецагент Сэм Коули, однако настоящим руководителем группы был Мелвин Пурвис, который к этому времени пользовался куда более широкой известностью, чем мог бы вытерпеть Гувер. Пурвис узнал Анну Саж (поскольку именно с ней он заключил сделку о выдаче преступника) и велел остальным агентам рассредоточиться вокруг здания театра и ждать, пока он подаст условленный сигнал – закурит сигару. Пурвис действительно пытался зажечь сигару, но его руки тряслись так сильно, что он едва был способен держать спичку, а тем более – зажечь сигару и вынуть пистолет.
Диллинджер побежал. Пурвис несколько раз крикнул тонким пронзительным голосом: „Сдавайся, Джонни! Ты окружен!“ Но вместо того чтобы сдаться, Враг Номер Один Гувера выхватил из кармана пиджака автоматический „кольт“ и был расстрелян четырьмя агентами.
Газеты приписали убийство Диллинджера Пурвису, однако тот факт, что в гангстера стреляли еще несколько человек, также стал известен обществу. Однако в ФБР все знали правду о перестрелке – Пурвис так и не вынул оружие и уж тем более не открывал огонь. Специальный агент Коули, которого впоследствии убил Мордашка Нельсон, тоже не стрелял. Стреляли четверо: Герман Холлиз (он промахнулся), Кларенс Херт и Чарльз Уинстед (они, возможно, ранили Диллинджера) и „специальный агент Д.“ – он, как полагают, выпустил одну-единственную пулю, которая и поставила точку в этом деле.
В дальнейших донесениях агент Д. не упоминался, и хотя Гувер относил уничтожение гангстера на счет погибшего Сэма Коули, а неофициальная слава досталась Чарли Уинстеду, слухи о специальном агенте Д. все ширились.
В согласии с мифом, бытовавшим в ФБР, агентом Д. был молодой психопат, боевик мафии, которого завербовали Гувер и Грег Толсон, не видя иного способа покончить с Диллинджером и ему подобными. Агенту Д. предложили десятикратное жалованье старшего спецагента, и он должен был бороться с преступниками, пользуясь знанием их уловок. Тот же миф утверждал, будто бы именно он в кровавом 1934 году прикончил Красавчика Флойда и Мордашку Нельсона, хотя эта заслуга опять-таки приписывалась Коули и специальному агенту Герману Холлису, убитому в перестрелке с Нельсоном.
Ходила легенда, будто бы агент Д. раскрыл дело о похищении ребенка Линдберга в 1934 году, хотя он якобы завершил его весьма необычным образом. Поговаривали, будто бы Д. следил за настоящим похитителем, гомосексуалистом, находившимся в приятельских отношениях с одной из гувернанток семьи Линдберг до того, как выкрасть и убить ребенка. Д. настиг его в Европе и в приступе ярости сунул ему в рот дуло пистолета и нажал спусковой крючок. Гуверу не хотелось обнародовать такой исход дела, поэтому Бюро спрятало концы в воду, арестовав Бруно Гауптманна, друга и второстепенного сообщника погибшего гомосексуалиста.
В течение последующих восьми лет сотрудники Бюро втихую приукрашивали миф о бывшем киллере-мафиози, сумасшедшем спецагенте Д., приписывая ему блистательные, хотя и скандальные расправы с множеством „врагов общества“.
Агент Д. был бешеным, хотя и осмотрительным псом, которого Гувер держал в своем чулане, спуская с цепи только тогда, когда возникающие трудности требовали быстрых и крутых мер.
Таков был тот человек-призрак, которым меня пугал Уоллес Бета Филлипс. Специальный агент Д., он же мой связник Дельгадо.
Я громко рассмеялся и отступил от „Бьюика“.
– Был рад с вами познакомиться, господин Филлипс.