Лысый коротышка в дорогом костюме даже не улыбнулся.
– Если вам потребуется наша помощь, Лукас, мы ждем вас в номере 314 отеля „Насиональ“ в любое время дня и ночи.
И будьте осторожны, Лукас. Очень осторожны.
Филлипс кивнул Коули, и „Бьюик“ тронулся с места.
Я прошагал по Сан-Франциско дель Паула и поднялся на холм к финке Хемингуэя. В главной усадьбе горели огни, играло механическое пианино, я слышал звон бокалов и негромкие голоса.
– Проклятие, – пробормотал я. Мне так и не удалось поужинать в городе, а во флигель до сих пор не завезли продукты.
Но не беда – до завтрака оставалось каких-нибудь десять часов.
Я очнулся в два часа ночи, все еще терзаемый лютым голодом. Кто-то возился с замком флигеля. Открыв его, он вошел в наружную комнату, мягко ступая. Я остался лежать, но чуть сместился на кровати так, чтобы между мной и дверью оказалась подушка. Я держал под ней пистолет, нацелив его на открытую дверь и сняв с предохранителя.
Дверной проем заполнил темный силуэт. Знакомая походка подсказала мне, что это Хемингуэй, но я поставил оружие на предохранитель, только когда он громко прошептал:
– Лукас, проснись!
– Что?
– Одевайся. Быстрее.
– Зачем?
– Произошло убийство, – сказал Хемингуэй. Его массивная фигура вдвинулась в комнату. Он говорил полным сдерживаемого возбуждения шепотом. – Мы должны оказаться там раньше, чем полиция.
Глава 10
Я подозревал, что это очередная забава Хемингуэя, но человек действительно был мертв. Окончательно и бесповоротно. Его горло было взрезано от уха до уха. Он лежал в куче простынь и подушек, пропитанных кровью, от которой слиплись волосы на его груди, а длинные трусы окрасились в непристойный розовый цвет. Глаза человека были вытаращены, рот широко распахнут в беззвучном крике, голова запрокинута в агонии на красные подушки, алые лоскуты разрезанного горла свисали, будто клочья мяса из акульей пасти. В ворохе постельного белья лежал нож с перламутровой ручкой и двенадцатисантиметровым лезвием Хемингуэй взял на себя руководство и молча осмотрел место происшествия. Его лицо приняло характерное выражение с плотно стиснутыми губами – гак зачастую держатся люди при виде насильственной смерти. Вокруг топтались четыре или пять женщин Убийство произошло в убогой комнатушке на втором этаже публичного дома в центре города – в одном из тех заведений, где „полевые агенты“ Хемингуэя трудились, лежа на спинах, и теперь шлюхи стояли в халатах и просвечивающих пижамах, одни – тупо и апатично глядя перед собой, другие – в ужасе прижав руки к губам. В их числе была красивая проститутка по имени Мария; ее пальцы, прижатые к щекам, дрожали, шелковое белье было пропитано кровью убитого.
Я впервые видел красивую шлюху; все проститутки, которых я встречал на своем веку, были безобразны и глупы, с нездоровым цветом лица и тупыми глазами; их накрашенные губы привлекали меня не больше, чем рассеченное горло убитого. Эта проститутка, Мария Маркес, была совсем другой.
У нее были иссиня-черные волосы, тонкое, изящное лицо с полными губами и огромными карими глазами. Сейчас в ее взгляде застыл страх, но в нем угадывался ум; у Марии были тонкие пальцы пианистки, она выглядела юной – не старше двадцати, а то и шестнадцати-восемнадцати лет, – но не было никаких сомнений в том, что она уже давно лишилась невинности.
Старшей из присутствующих женщин была Леопольдина ла Онеста, Честная Леопольдина – проститутка, которую Хемингуэй несколько дней назад представил мне с церемонностью и почтением, словно особу королевских кровей. На мой взгляд, честная шлюха – явление еще более редкое, чем красивая. У Леопольдины была царственная осанка, ухоженные темные волосы и пышные формы. В молодости она была очень хороша собой. Даже перед лицом страшной смерти она держалась спокойно и с достоинством.
– Уведи отсюда посторонних, – сказал Хемингуэй.
Леопольдина вытолкала из комнаты всех шлюх, кроме Марии, и закрыла за ними дверь.
– Рассказывай, – велел Хемингуэй.
Мария была слишком потрясена, чтобы говорить, и Хемингуэю ответила Леопольдина. Ее голос явственно свидетельствовал о злоупотреблении никотином и спиртным.
– Этот человек пришел примерно в час утра, – медленно, на правильном испанском произнесла она. – Потребовал молодую неиспорченную девушку, и я, естественно, отправила его к Марии…
Я посмотрел на юную шлюху. Она и впрямь выглядела неиспорченной, у нее была гладкая, словно у ребенка, кожа. Ее густые черные волосы до плеч обрамляли изящное лицо и огромные глаза.
– Чуть позже мы услышали громкие голоса, потом крик, – закончила Леопольдина.
– Кто разговаривал? – осведомился Хемингуэй. – И кто кричал?
– Разговаривал мужчина… или мужчины, – ответила пожилая проститутка. – В комнату вошел второй человек.
Мария кричала из ванной – она находилась там в тот момент, когда произошло убийство.
На Хемингуэе была легкая холщовая куртка. Он снял ее и набросил на плечи Марии.
– Ты хорошо себя чувствуешь, милая? – спросил он по-испански.
Мария кивнула, но ее руки и плечи продолжали вздрагивать.
– Девочка заперлась в ванной, – сказала Леопольдина. – И еще несколько минут не выходила оттуда. Она очень испугалась. Человек, который был с этим мужчиной… – Леопольдина указала на труп, – ушел до того, как мы с девочками отозвались на крики Марии.
– Как он ушел? – спросил Хемингуэй. Мы посмотрели на открытое окно. Оно располагалось на высоте четырех метров, пожарная лестница отсутствовала.
– Просто ушел, – объяснила Леопольдина. – Мы его видели.
– Кто этот человек? – спросил писатель.
Пожилая проститутка указала на молодую:
– Мария расскажет вам.
– Расскажи, что здесь произошло, малышка, – попросил Хемингуэй, взяв Марию за локоть и мягко отворачивая от трупа и крови.
Грудь молодой женщины содрогалась от рыданий, но секунды спустя, после того, как Хемингуэй погладил ее по спине сквозь куртку, словно лаская одну из своих кошек, она наконец смогла заговорить.
– Этот сеньор… тот, который умер… он вел себя очень тихо. Он пришел ко мне в комнату с чемоданчиком, который вы видите здесь…
Чемодан стоял на полу, его содержимое было разбросано по комнате. Бумаги и записные книжки валялись на полу и кровати, некоторые из них пропитались кровью. Я наклонился и увидел под кроватью иглу от шприца и девятимиллиметровый „люгер“, явно выпавшие из чемодана. Я ни к чему не прикоснулся.
– Он открывал чемодан у тебя на глазах, Мария? – спросил Хемингуэй.
– Нет, нет, нет, – отозвалась девушка, качая головой. Ее роскошные волосы скользнули по щекам. – Он поставил чемодан на стол. Он… не хотел… сразу заниматься любовью. Он хотел поговорить. Поговорить со мной. Он снял рубашку…
Синий джемпер и белая рубашка аккуратно висели на спинке кресла. Темно-серые брюки лежали на его сиденье.
– А потом? – допытывался писатель. – О чем он хотел поговорить?
– Он пожаловался на одиночество, – ответила девушка, глубоко и медленно втягивая воздух. Она не смотрела на труп. – Сказал, что его родной дом очень далеко…
– Он говорил по-испански?
– Да, сеньор Папа. Но очень плохо. Я немного знаю английский, но он непременно хотел говорить со мной на плохом испанском.
– Но он говорил и по-английски?
– Да, сеньор Папа. Он договаривался с Леопольдиной по-английски.
– Он сказал, как его зовут?
Мария покачала головой.
Хемингуэй наклонился, вынул из брюк мертвеца бумажник, паспорт и карточку и подал их мне. Паспорт был американский, на имя Мартина Кохлера. Карточка представляла собой удостоверение члена-профсоюза моряков, выписанное на ту же фамилию.
– Сказал ли он тебе, где его родина? – спросил писатель.
Мария вновь покачала головой.
– Нет, сеньор. Он только пожаловался, как одиноко ему было на большом корабле и как долго он не увидится с семьей.
– Сколько именно?
Девушка пожала плечами:
– Я слушала невнимательно. Он говорил что-то о нескольких месяцах.
– На каком корабле он плавал?
Мария указала в окно. Там виднелся слабый отблеск луны на поверхности воды залива между каменными стенами набережных.
– На большом корабле, который вчера пришел в порт.
Хемингуэй мельком посмотрел на меня. „Южный крест“.
Леопольдина ла Онеста потерла руки.
– Сеньор Папа, мы еще не звонили в полицию, но должны сделать это в ближайшее время. Я не допускаю подобных происшествий в своем доме.
Хемингуэй кивнул.
– Мария, расскажи о человеке, который вошел в комнату, и о том, как было совершено убийство.
Девушка кивнула и посмотрела на дальнюю стену, как будто сцена убийства отображалась на ней.
– Этот человек сидел на кровати в нижнем белье… так, как одет сейчас… и говорил. Я подумала, что это затянется надолго и ему придется очень много заплатить за то, что он провел со мной столько времени. В дверь постучали. Она не была заперта, но этот человек встал и открыл ее. Он махнул мне рукой, чтобы я спряталась в ванной. Я закрылась там, но оставила щелку.
– Значит, ты видела, что случилось потом?
– Совсем немногое, сеньор.
– Продолжай, Мария.
– В комнату вошел второй мужчина. Они начали сердито разговаривать друг с другом… но я ничего не поняла. Ни на испанском, ни на английском. На другом языке.
– На каком именно?
– Я решила, что это немецкий, – ответила девушка. – Или, может быть, датский. До сих пор я не слышала таких слов.
– Стало быть, они спорили?
– И очень злобно, сеньор Папа. Но лишь несколько секунд. Потом я услышала звуки борьбы и выглянула в щель.
Тот мужчина, что был крупнее, толкнул моего… моего клиента на кровать. Потом он начал копаться в чемоданчике, разбрасывая вещи. Потом человек на кровати закричал и потянулся за пистолетом…
– Где находился пистолет, Мария?
– В его пиджаке.
– Он прицелился в того, другого?