– И ее день и ночь охраняет специалист по контрразведке и боевым искусствам, – закончил Хемингуэй.
– Идите ко всем чертям, – отозвался я.
– И тебе того же, – миролюбиво произнес писатель.
Остаток утра и всю вторую половину дня приходили и уходили агенты „Хитрого дела“. Мария отправилась в „Первый сорт“ вместе с Хуаном и еще несколькими слугами, а мы с Хемингуэем освободили большой стол в гостиной флигеля, и к нему стекался сплошной поток разномастной публики. Люди. докладывали, получали приказы, спорили, выпивали, выдвигали предложения и исчезали, только чтобы появиться опять.
Уинстон Гест провел там весь день, уходя только для того, чтобы разослать сообщения; также присутствовали Хуан Динабетия по прозвищу Синдбад-мореход, старший помощник Фуэнтес, Пэтчи Ибарлусия, отец дон Андрее Унтзайн, автор утренней песни Хемингуэя, Феликс Эрмула по кличке Кенгуру, друг Ибарлусии и еще один игрок хай-алай; носатый коротышка по имени Хосе Регидор, который изображал из себя крутого парня, но, на мой взгляд, свалился бы в кусты от первого же серьезного удара. Были здесь и доктор Сотолонго с братом Роберто, садовник Хемингуэя, который, по всей видимости, желал переговорить с хозяином об испанском петухе, которого он вырастил и обучил, а не о разведывательных операциях, а также с десяток других людей, в том числе портовые бродяги и официанты, с которыми я познакомился во время первой инспекции „Хитрого дела“, и несколько незнакомых мне лиц.
Машины приезжали и уезжали с десяти утра, и к половине пятого во флигеле было по колено пустых пивных банок и полных пепельниц, но мне казалось, что полуоформившийея план Хемингуэя так же далек от завершения, как и в восемь часов утра.
– Нам нужна схема яхты, – сказал я. – Без точных сведений о том, где находятся радиорубка и каюта Кохлера, вся наша затея – не более чем умственный онанизм.
– Прошу тебя, Лукас, следи за своим языком, – отозвался Хемингуэй, обводя взглядом десяток всклокоченных пьяниц, докеров, моряков и священников, которые топтались вокруг стола, споря и хлебая пиво. – Среди нас дети.
– Согласен целиком и полностью, – со вздохом произнес я. У меня разболелась голова.
– Лукас, хочешь совершить доброе и нужное дело?
Я посмотрел на писателя сквозь голубую пелену сигарного дыма. Хемингуэй не курил, но, по всей видимости, ничуть не возражал против того, что окружающие дымят напропалую.
– Какое дело?
– Мария хочет на несколько часов выехать в город. „Линкольн“ должен вернуться сюда к шести, чтобы мы могли отправить свои последние сообщения. Ты не можешь отвезти Марию и пригнать машину обратно? Хуан все еще выгребает грязь из „Первого сорта“.
– Разумеется, – ответил я. – Я отвезу мисс Хемингуэй.
Дельгадо ждал меня в явочном доме. На нем были тот же льняной костюм и рубашка, что прежде. Как только я вошел в полутемную комнату, он иронически улыбнулся.
– Ты занятой человек, Лукас.
– Да, – ответил я, – и у меня мало времени. Досье у вас с собой? – Я не ожидал, что Дельгадо принесет документы. За минувшие сутки мои сомнения в возможности столь быстрой доставки секретной информации переросли в твердое неверие. Дельгадо попросту пускал мне пыль в глаза и зазря тратил мое время.
Дельгадо сунул руку в потрепанный портфель, который держал под столом, и вынул оттуда досье в розовой папке со штампом „О/К“. Папка была толщиной с телефонную книгу Чикаго.
– Святой боже, – пробормотал я, тяжело опускаясь в кресло. Один взгляд на перечень документов подсказал мне, что на их чтение потребуется куда больше, чем двадцать минут: „Южный крест“/Говард Хьюджес/фонд „Викинг/Поль Фейос/Инга Арвад/Арвад: контакты с Германом Герингом/Адольфом Гитлером/Алексом Веннер-Греном (он же „Шведский сфинкс“)/ анализ контактов: Донован, Мерфи, Данн/Арвад/: записи прослушивания и их расшифровка, сексуальные связи с Джоном Ф. Кеннеди (Военно-морской флот США – Дивизион морской разведки, зарубежное отделение). – Святой боже, – повторил я.
– Будь осторожен со своими запросами, Лукас, – сказал Дельгадо.
– Придется взять папку с собой, – произнес я. – Прочту позже.
Дельгадо фыркнул.
– Ты ведь знаешь, что это невозможно, – сказал он. – Папку нужно вернуть в Вашингтон к полуночи.
Я потер подбородок и посмотрел на часы. Через двадцать минут я должен был пригнать „Линкольн“ в поместье. Будь все трижды и четырежды проклято. Я открыл папку и начал просматривать страницы.
„Южный крест“. Длина девяносто шесть метров. Крупнейшее частное судно в мире. Зарегистрировано в США.
Переоборудовано по особому заказу бывшего владельца Говарда Хьюджеса (тут же ссылка на полное досье Хьюджеса).
Я читал его досье – это был поистине энциклопедический труд. Миллионер, авиатор и изобретатель, Говард Хьюджес пользовался широкой известностью. Он был для директора Гувера костью поперек горла – состоятельный человек, участник полудюжины сверхсекретных армейских проектов США, чудак и оригинал, всегда готовый пойти на риск. Правительство сохраняло за ним допуск к государственным тайнам, привлекало ко все более важным военным программам и в то же время удваивало и утраивало усилия по слежке и наблюдению за ним. Я бы не удивился, узнав, что Гувер видит его в ночных кошмарах по меньшей мере раз в неделю.
То, что Хьюджес владел „Южным крестом“ и переоборудовал его, вызывало подозрения, однако еще более подозрительной казалась продажа яхты Алексу Веннер-Грену. Этот человек также был мне знаком.
Алекс Веннер-Грен являлся одним из богатейших людей планеты и, как полагали ФБР, BMP, OPC и все прочие спецслужбы Западного полушария, нацистским шпионом. В контрразведывательных кругах Веннер-Грена именовали „Шведским сфинксом“. Этот миллионер основал фирму „Электролюкс“ и был крупнейшим держателем акций оружейной корпорации „Бофорс“. Насколько я знал, информация о контактах Веннер-Грена с советниками Гитлера и немецкой разведкой занимала отдельное досье, превышавшее размерами личное дело Говарда Хьюджеса. Последние несколько лет шведский промышленник находился в сфере моих интересов, связанных с деятельностью OPC в Мексике и Латинской Америке.
В начале войны между Германией и Англией Веннер-Грен открыл на Багамах собственный банк и стал близким другом виндзорского герцога, который доверял ему до такой степени, что сделал его своим личным банкиром. Согласно моим данным, Стефенсон и его ближайший помощник Ян Флеминг считали герцога предателем и установили за Веннер-Греном непрерывную слежку, подозревая его в том, что он служит главным связующим звеном между английским аристократом и нацистской Германией.
Полгода назад, в ту неделю, когда произошла трагедия Пирл-Харбора, правительство США занесло Веннер-Грена в черный список, отказав ему в выдаче визы для въезда на территорию Штатов. Мультимиллионер переместил центр своих операций в Мексику, и моя группа ОРС вскрыла его связи с абверовскими агентами, действовавшими в этой стране.
В частности, мы установили, что он финансировал попытку свержения нынешнего президента Мексики.
Приобретя прошлой осенью у Говарда Хьюджеса „Южный крест“, Алекс Веннер-Грен продолжил модификацию яхты – оборудовал ее сложной коротковолновой радиостанцией, увеличил объем топливных баков для сверхдальних рейсов, вооружил крупнокалиберными пулеметами и противотанковыми ракетами и погрузил на борт полторы сотни винтовок, после чего подарил ее доктору Полю Фейосу и фонду „Викинг“.
Это имя ничего мне не говорило. Фейос родился в 1896 году в Венгрии, во время Первой мировой войны служил в кавалерии, летал на аэропланах и получил медицинскую степень.
Прежде чем принять в 1929 году американское гражданство, он снимался в венгерских фильмах, участвовал в театральных постановках и пел в опере. Разочаровавшись в голливудской кинематографии, Фейос вернулся в Европу, чтобы снимать там фильмы для компании „Метро-Голдвин-Мейер“. В 1941 году он вновь оказался в Штатах и год спустя учредил в Нью-Йорке фонд „Викинг“, некоммерческую организацию, целью которой провозглашалось финансирование поисков инкских поселений, затерянных в перуанских джунглях. Фейос планировал снимать фильмы об этих экспедициях и продавать их на рынке, вопреки бесприбыльному статусу фонда. ФБР считало, что именно он финансирует немецкие разведывательные операции. Первым его вкладом в фонд была перестроенная 96-метровая яхта „Южный крест“, подаренная „Викингу“
Алексом Веннер-Греном прошлой зимой.
Все это представляло определенный интерес, однако самым важным было то, что нынешнюю супругу доктора Фейоса звали Инга Арвад.
– Святой боже, – пробормотал я в третий и последний раз. В папке содержались лишь копии отрывков из досье Арвад, но и эти выдержки насчитывали около полутора сотен страниц, напечатанных через один интервал. Я перелистал их, задерживаясь на фотокопиях расшифровок записей ЭН (электронного наблюдения), ТН (телефонного наблюдения) и ФН (физического наблюдения). Инга Арвад была и оставалась одной из женщин, привлекавших наиболее пристальное внимание спецслужб.
Только сейчас я ощутил признаки явления, свидетелем которому бывал уже не раз. Несколько агентств по различным следам подбирались к одному и тому же объекту, и их пути скрещивались и пересекались – как, к примеру, в случае Арвад и „Южного креста“ – случайно и бессистемно. Донован и его будущий ОСС, равно как и моя ОРС, весьма серьезно интересовались Алексом Веннер-Греном. Стефенсона и Флеминга, очевидно, интересовали Веннер-Грен и „Южный крест“.
Военно-морская разведка США пребывала в уверенности, что яхта была переоборудована для того, чтобы служить заправщиком немецких субмарин в Карибском бассейне, либо у побережья Южной Америки, либо в обоих этих регионах. ФБР буквально помешалось на Инге Арвад и прослеживало ее связи с яхтой и Веннер-Греном, и так далее.
Жизнь Инги Арвад – даже те ее эпизоды, которые я выхватил из этого урезанного досье, – представлялась красочной, полной событий историей, которую Хемингуэй и ему подобные непременно пожелали бы вставить в свои выдуманные романы. История эта граничила с невероятным, невзирая на то, что Арвад исполнилось всего двадцать восемь лет, и в таком возрасте она попросту не успела бы совершить всего, что ей приписывали.