– крикнула она и нажала на спуск. Курок щелкнул вхолостую. Я мог бы отобрать у нее пистолет, но не стал. Она нажала еще и еще раз – с тем же успехом.
– Я вообще-то был уверен, но хотел, чтоб не осталось совсем никаких сомнений. – Я подошел и забрал пистолет.
Она двинула меня локтем в солнечное сплетение и снова рванулась к ножу.
Глотая воздух, я схватил ее за пояс и оттащил. Мы повалились на сиденье, катер под нами качнулся. Она выбросила руки назад и вцепилась в меня ногтями, но я уткнулся лицом ей в спину, и ногти прошлись по затылку. Я снова отшвырнул ее в задний угол и встал.
Мария взвилась, как пресловутая пантера, и приняла боевую стойку – правая рука клином, большой палец подогнут. Задуманный ей удар снизу вверх, под ребра, мог запросто остановить сердце.
Я отразил его левым предплечьем и нанес ей ответный удар в подбородок. Она звучно стукнулась головой о хромированный борт и упала, раскинув ноги. Между грудей и вокруг белых трусиков выступил пот, веки трепетали. Я придавил ей руки коленями и похлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство.
Я ударил не настолько сильно, чтобы убить ее или надолго вырубить, но головой она приложилась крепко – на борту была кровь.
– Вряд ли ты сохранила вырванную из журнала страницу – слишком умна, – сказал я, – но все же проверим. – Я стащил с нее трусы и лифчик – ничего. Часть моего сознания наблюдала за происходящим, как спортивный судья, оценивая, получаю ли я от этого удовольствие. Я не получал – мне хотелось блевануть за борт. – Ладно. Пришло время для пикника. – Я поднял ее и бросил в воду.
Она тут же пришла в себя и замолотила руками. Я отпихнул ее от борта рыбацким багром. Она проплыла по-собачьи тридцать футов до островка и выползла на усеянный камнями песок.
Я убрал в рундук багор, винтовку, нож, сумку с документами, «магнум». Поднял якорь, выкинул остатки нашего пикника, бросил Марии полную фляжку. Она ее поймала за ремешок. Запустил мотор, развернул катер на запад.
– Иду на Конфитес – надо обработать йодом мои царапины. Прилив начнется минут через тридцать пять, волнение будет сильное, но если зароешься ногами в песок и найдешь нишу в коралле, сможешь продержаться на кончиках пальцев.
– Хосе, я правда не умею плавать! – крикнула женщина.
– Да хоть бы и умела. До Конфитеса двадцать пять миль, до Кубы и Камагуэйского архипелага около двадцати, и акул тут полно. Это если прилив не сделает из тебя отбивную.
– Лукас! – взвыла она.
– Вот и подумай – может, я еще и вернусь. Не хочешь ответить на пару вопросов, обеспечить себе обратный билет?
Она повернулась ко мне спиной. Вражеский агент и убийца, да, но спина и задница все равно красивые.
Я врубил газ и только через две мили посмотрел на нее в бинокль. Остров Сердо-Пердидо был почти невидим, но еще торчал над водой, и я различал на синеве неба и моря белую фигурку Марии. Мне казалось, что она тоже на меня смотрит.
«Пилар» ждала за горизонтом, как мы и условились. На борту был только Хемингуэй. Он сбросил вниз кранец, и обе лодки закачались бок о бок.
– Ну как, сказала она что-нибудь? – Он зацепил «Лоррейн» багром за пиллерс, удерживая ее на месте.
– Сказала, что я Schwachsinniger.
Хемингуэя это не рассмешило, как и меня.
– Там все думают, что мы спятили, – сказал он, кивнув в сторону Кайо-Конфитес.
Я почесал щеку – в этом рейсе у меня ненамеренно отросла борода, – посмотрел на часы. Живот болел там, куда она двинула меня локтем – а может, сам по себе болел.
– Дальше-то что? – спросил Хемингуэй.
– Я больше не стану бить ее или пытать, – ровным, каким-то мертвым голосом заявил я. – Вернемся, когда вода дойдет ей до щиколоток. Если она и тогда не заговорит, придется ее в Гавану везти.
– И что? Сдадим ее Мальдонадо, Национальной полиции? Или Дельгадо твоему?
– Нет. Гаванскому филиалу ФБР. Ледди это не понравится, и мы, возможно, никогда не узнаем, в чем заключалась эта операция «Ворон», однако они ее арестуют. Ее и Беккера. Может, он расскажет им о своих планах и сдаст остальных.
– А может, и нет. Может, твои друзья из Бюро и без того уже знают, в чем дело. Или Ксенофобия признается, что убила двух немцев, и нам придется сдать все документы, иначе нас самих расстреляют как предателей. Может, так и было задумано.
– Все может быть. – Я опять взглянул на часы. – Но если мы в ближайшие минуты не вернемся к Сердо-Пердидо, эти рассуждения станут чисто академическими – сдавать будет некого.
Я снова завел мотор, Хемингуэй оттолкнул от борта «Лоррейн» и втащил кранец обратно.
– Эй, – крикнул я, – «Ксенофобия» была твоей персональной шуткой, верно? Ты с самого начала не доверял ей.
– Ясное дело, – сказал он и вернулся на мостик.
Через двадцать минут я снова поравнялся с «Пилар». Мы оба сбавили скорость, но Хемингуэй с мостика не сошел.
– Где же она, Лукас? Что ты с ней сделал? – Он смотрел в мой кокпит, будто подозревал, что я прячу ее под сиденьем.
– Ничего я не делал. Ее там не было, когда я вернулся.
– Как это не было? – Он посмотрел на восток, заслоняясь рукой, точно мог увидеть, как она плывет по морю.
– Вот так и не было. От островка еще оставалась пара квадратных футов, а она исчезла.
– Мать твою. – Он снял сомбреро и вытер лицо.
– Я сделал несколько заходов на юг, в сторону Кубы, но ничего не увидел. – Собственный голос опять показался мне странным. – Видимо, она уплыла.
– Я думал, она не умеет плавать… Может, ее акула схватила прямо на этом рифе?
Я попил воды из фляжки, найденной мной в полумиле к югу от островка. Виски, к сожалению, на катере не было.
– А вчерашняя подлодка не могла ее подобрать?
Я думал об этом. Чего только не бывает в жизни… Капитан подлодки не мог, конечно, знать, что она немецкий агент, но голую женщину в двадцати милях от суши в перископ мог увидеть. Если ее действительно подобрала субмарина, чей экипаж уже несколько месяцев находится в плавании, с Марией сейчас происходит такое, что я при всем желании не мог бы применить на допросе. Она, конечно, объяснила бы на хорошем немецком, как оказалась в такой ситуации, но вряд ли это ей помогло бы.
– Черта с два, – сказал я. – Она либо еще плывет где-нибудь, либо уже утонула.
Хемингуэй кивнул.
– Саксон осмотрел радио перед моим отплытием. Она одну лампу разбила. Запасной у него нет – мы не сможем ничего принять или передать, пока не закажем новую.
Меня мутило от качки и от вида болтающейся на волнах «Пилар». Да и раньше муторно было.
– Ладно, – сказал я. – Зайдем на Конфитес, возьмем всех остальных – и домой.
– А что мы скажем, когда нас спросят про мисс Марию?
– Что она соскучилась по дому и мы ее высадили на Кубе, недалеко от родной деревни. – Всё правильно. Пальмарито и Ла Пруэба где-то в той стороне, на юго-востоке.
– У нас больше не будет шанса поговорить с глазу на глаз. – Он снова нахлобучил свое потрепанное сомбреро, покрывшись крошечными солнечными трапециями. – Что случится, если пакет не будет доставлен по назначению?
Я снова хлебнул из фляжки, закупорил ее, повесил на спинку водительского сиденья. Солнце плясало на волнах, от хрома слепило глаза.
– Они либо отменят операцию и уедут, либо…
– Либо что?
– Либо подошлют к нам другого убийцу из «Тодта».
– Ко мне, ты хочешь сказать.
Я молча пожал плечами.
– А нельзя ли как-то это предотвратить? Самим грохнуть этого гауптштурмфюрера?
– Попробовать можно, но он, скорей всего, смоется, если уже не смылся. Даст своим агентам задание и сядет на следующий пароход в Бразилию, а там и в Германию.
– Думаешь, это он прошлой ночью светил фонариком? Немецкие парни увидели его, решили, что все в порядке, и тот, второй их ухлопал. Думаешь, это Беккер сыграл роль Иуды?
– Может, и да, откуда мне знать.
– Ладно, не огрызайся. – Он снова посмотрел на восток. – Звучит не слишком красиво, но что поделаешь.
– О чем ты?
– Сердо-Пердидо, остров Пропавшей Свиньи, придется переименовать в Пута-Пердида – остров Пропавшей Шлюхи.
Я покачал головой, запустил мотор и развернул катер на запад через северо-запад.
26
Никогда не понимал, почему явочные квартиры считаются безопасными. Самое опасное как раз там и случается.
Я пришел вовремя, вошел без предупреждения. Дельгадо, как всегда, сидел на стуле напротив двери с всегдашней презрительной полуулыбкой. Скучающий, загорелый. Белая шляпа-федора лежала на столе рядом с бутылкой мексиканского пива, из которой он время от времени делал глоток, не предлагая мне. Я сел, положил руки на стол.
– Ну как твой круиз? – спросил он с обычным сарказмом.
– Прекрасно.
– Вы, значит, женщин и детей теперь берете с собой. Хемингуэй хоть иногда использует взятое у налогоплательщиков топливо для правительственных нужд?
Я пожал плечами.
– Ладно, давай свой рапорт, – вздохнул Дельгадо.
Я показал ему пустые ладони.
– Не о чем рапортовать. Ничего не нашли, ничего не видели. Даже и не слышали ничего, поскольку сломалось радио.
– С чего это оно вдруг сломалось, Лукас?
– Морпех там что-то разбил. Все устали, укачались, перегрелись на солнце, и мы вернулись домой.
– Нет, говоришь, рапорта?
– Нет.
– Лукас-Лукас-Лукас. – Он допил пиво – похоже, теплое – и рыгнул. – Не мне тебе говорить, как разочарует ваша операция – и ты сам – мистера Лэдда, директора Гувера и всех остальных. Можно спросить, почему ты носишь свой «магнум» за поясом?
– Гавана – опасный город.
– Ты открылся Хемингуэю или тебе уже на всё наплевать?
– Это Хемингуэю на всё наплевать. Он больше не хочет знать, кто я, кто его враги, кто союзники. Ему надоело играть в Хитрую Контору и гоняться за призрачными подводными лодками.
– Нам тоже, – заявил Дельгадо.
– Кому это «нам»?
– Бюро. Где ты работаешь и получаешь зарплату.