Ехидная часть сознания спрашивала, к какой из этих категорий я отношу себя. Сильно я разочаровался в себе, ничего не скажешь. Далеко не впервые я задавался вопросом, сколько миллионов людей погибло, ругая себя за глупость в последний момент своей жизни. Начиная, не иначе, с пещерных времен.
Гроза бушевала за спиной Мальдонадо – он не видел, как близко от нас сверкают молнии и льет дождь. На куполе гробницы громоотвода не было. Может, в Кабальо Локо молния попадет до того, как он выстрелит.
Это твой лучший шанс, Джо. Гравий резал ладони. Еще пара минут, и я отсижу руки напрочь – но зачем беспокоиться, что будет через пару минут.
Мальдонадо, оторвав от меня взгляд всего на долю секунды, поднял левое запястье и посмотрел на часы. Вот чего мы ждали. Двух сорока, времени рандеву.
Но теперь уже явно больше. Может, Мальдонадо приказано подождать еще немного и убедиться, что я один, а потом уж меня убить. Где-то за куполом у него, скорее всего, винтовка. Он ждал с ней в засаде, а потом, увидев, что я выбрал как раз этот наблюдательный пункт, ушел за купол и сидел там, пока я потел, взбираясь на крышу. Вот уж повеселился, небось.
– У тебя какая винтовка? – спросил я небрежно.
Он, похоже, удивился и около секунды думал, отвечать или нет – вдруг это что-то мне даст, – но все же ответил.
– «Ремингтон-30.06» с шестикратным увеличением. При луне самое то.
– Я смотрю, СД-VI выдает их как профбилеты. Точно такую же я забрал у Панамы перед тем, как убил ее.
Мальдонадо не отреагировал. Либо он превосходный актер, что вряд ли, либо не знает, какая у нее кличка.
– У Марии, – пояснил я. – Сначала нашел винтовку, потом девку утопил.
На этот раз губы у него сжались и палец на спуске напрягся.
– Ты убил Марию? – Я с трудом расслышал его из-за грома. Может, он ждал как раз этого – когда гроза прямо над головой, выстрела никто не услышит.
– Ясное дело, – засмеялся я. – Зачем оставлять такую лживую сучку в живых.
Я хотел спровоцировать его на что-нибудь кроме выстрела, но он неожиданно улыбнулся опять.
– Ну и правильно. Убийца стервозная. Я всегда говорил сеньору Беккеру, что ее бензином облить надо да и поджечь. – Он снова посмотрел на часы и осклабился еще шире. – Вы арестованы, специальный агент Лукас.
– За что? – Разговор был предпочтительней пули в лоб. Дождь шел на нас над крышами Старой Гаваны черной завесой. Луна скрылась, и только молнии освещали кладбище с севера и востока. Мальдонадо свободно мог пальнуть в меня хоть из пушки.
– За убийство сеньора Эрнеста Хемингуэя. – Вот он, смертный приговор.
– А документы вам разве не нужны? – спросил я. – Разве Беккер не велел тебе получить немецкие документы? – Его палец уже до половины отвел спуск назад.
– Они у Хемингуэя. – Молния ударила всего в сотне ярдов от нас, гром раскатился следом.
Не мог он этого знать. Мы решили, что Хемингуэй возьмет пакет, когда отправится на «Пилар», – не таскать же мне их целую неделю по городу.
– А вот и нет. Они у меня в машине. Беккер тебе премию за них выплатит!
Он немного откинул голову, и я увидел его глаза. Лейтенант при всей своей хитрости и подлости умом не блистал. У него ушло четыре-пять секунд, чтобы сообразить, что с гауптштурмфюрера действительно можно содрать лишние деньги, но мне жизнь для этого не обязательно оставлять. Можно просто пристрелить меня, найти машину и забрать документы.
Он опустил револьвер чуть пониже, целясь мне в сердце.
Молния попала не в купол, а в статую Правосудия, что было еще лучше: вспышка позади меня на миг ослепила Мальдонадо, и гром сотряс мавзолей, как взрыв.
Я метнулся влево, ударившись о крышу плечом, и перекатился в сторону лейтенанта. Он выстрелил, но пуля прошла над моим правым плечом и выбила из парапета кусочек мрамора. Выстрелил еще раз, но я уже вскочил на ноги, и пуля прошла у меня между ног, оцарапав ляжку. Я швырнул в лицо Мальдонадо, тоже встававшему, две пригоршни гравия. Третья пуля пробила мочку моего уха.
Я схватился обеими руками за его правую, направил револьвер вниз и подсек ему ноги. Мы оба упали, но я позаботился оказаться сверху. Чесночный дух вышел из него, как из кузнечного меха.
Он вцепился мне в лицо ногтями левой руки. Я в ответ сломал ему правое запястье. Револьвер выпал – мой «магнум» лежал теперь ближе, чем его «кольт».
Он с воплем отъехал вбок, впечатал меня в мраморную стену у основания купола, выругался по-испански и встал, держась за сломанное запястье. Я разбежался, как для гола, и пнул его по яйцам так, что он буквально взлетел. Молния ударила еще дважды – один раз в высоко воздетый крест мраморного святого внизу. Двойной раскат грома не до конца заглушил рев Бешеного Коня. Он сложился, как аккордеон высотой шесть футов, шляпа с него слетела.
Я спрятал «магнум» в кобуру, не сводя глаз с Мальдонадо – у него мог быть другой пистолет в ботинке или нож в рукаве. Ну, разве что в левом: его правая кисть выгнулась назад под углом, и он катался по крыше, не зная, за что держаться, за пах или за руку.
Я надавил коленом на выпирающий кадык лейтенанта, пригвоздил его к крыше, приставил собственный нож к его правому глазу. Дождь уже поливал нас вовсю.
– Говори: кто должен убить Хемингуэя?
Он не решался открыть рот, боясь потерять глаз. Я приподнял нож, готовясь перерезать ему горло при малейшем сопротивлении.
Он даже не думал сопротивляться, только стонал.
– Заткнись. – Я срезал лоскут кожи между его ухом и углом рта. – Кто?
Мальдонадо взвыл. Гроза уже пронеслась над кладбищем, но гром еще перекатывался.
– Кто второй тодтовец? Сколько вас?
Новые стоны.
– Говори. – Нож снова переместился к глазу.
– Не знаю, сеньор. Клянусь. Я не знаю. Я должен был дождаться вас здесь… Беккер сказал, что вы придете один… Подождать еще десять минут для верности и убить вас. Если бы нас обнаружили, я сказал бы, что вы оказали сопротивление при аресте. Если нет, я завтра отвез бы ваше тело на берег…
– Куда именно?
– Далеко на восток. В Нуэвитас.
Нуэвитас расположен ниже Камагуэйского архипелага и Кайо-Конфитес.
– Кто приказал?
– Беккер.
– Лично?
– Нет… пожалуйста, не нажимайте так сильно…
– А как?
– По телефону… междугородний звонок…
– С Кубы?
– Не знаю, сеньор. Клянусь.
– Дельгадо участвует?
– Кто… кто это? – Он ждал, конечно, моей промашки, как я его, минуту назад. Я сильнее надавил коленом ему на горло и приставил нож к веку так, что кровь выступила.
– Шевельнешь хоть пальцем – выковырну тебе глаз, как виноградину.
Мальдонадо плотно прижал руки к крыше.
Я в нескольких словах описал ему Дельгадо.
– Да, я знаю его, – сказал он. – Встречались по финансовым делам.
– Деньги платили тебе?
– Да… и Национальной полиции.
– За что?
– Мы… обеспечиваем связь. Отвечаем за безопасность.
– Связь кого с кем?
– Гринго с немцами. Тайно.
– Каких гринго? С какими немцами? С Беккером?
– И с другими. Не знаю с кем. Богом клянусь. Нет-нет, сеньор!
Я уперся в тупик. Дождь капал с моего носа и подбородка на лицо Мальдонадо.
– Когда Хемингуэя должны убить?
– Не знаю… – начал он и завопил, когда я нажал ему на грудь всем своим весом. – Сегодня… в субботу!
Я встал и пошел за «кольтом» и фонариком, повернувшись к нему спиной и следя за ним краем глаза.
Он тут же вскочил, но бросился не на меня, а к веревке. Когда он перелез через парапет, я припал на колено и наставил на него «магнум».
Он забыл, что у него рука сломана. Вслед за криком до меня донесся глухой удар снизу. Я посмотрел вниз. Высота была небольшая, всего двадцать пять футов, но Мальдонадо упал на мраморный постамент с урной. Одна его нога вывернулась так, что смотреть было страшно.
Я обошел вокруг купола. Его винтовка стояла рядом с открытой дверью в стене. Взяв «ремингтон», я спустился по узкой лестнице в темное нутро мавзолея. Посветил фонариком, нашел выход. Железная решетка открылась со скрипом. Луна уже проглядывала, хотя дождь еще шел. Мальдонадо исчез.
Вскоре я увидел его: он полз по дорожке с северной стороны мавзолея, работая локтями и левым коленом. Из правой ноги, проткнув брюки выше колена, торчала кость. Услышав мои шаги, он перевернулся на спину и достал из-за пояса пистолет, «беретту» 25-го калибра.
Я отнял у него пистолетик и прицелился из «магнума» ему в голову, защищая лицо левой рукой от брызг и осколков черепа. Мальдонадо, не пытаясь отползти, стиснул зубы в ожидании выстрела.
– Черт. – Я подошел, врезал ему пистолетом по голове, пощупал пульс – тот частил, но присутствовал, – втащил его за шиворот в мавзолей, уложил между двумя саркофагами. В кармане его пиджака лежал большой медный ключ. Дверь на крышу и железная решетка запирались, конечно, снаружи. Я запер обе, зашвырнул ключ в гущу статуй и побежал с кладбища неровной трусцой.
Вернувшись к «линкольну», я посмотрел на часы. 3:28. Когда делаешь что-то приятное, время тянется медленно.
Я мчался в Кохимар, нарушая все мыслимые ограничения скорости. Дождь еще шел, луна опять скрылась, дороги стали скользкими и опасными – впрочем, и движения не было. Я воображал свой диалог с дорожной полицией, если меня остановят: «магнум» на поясе, «кольт» и винтовка на заднем сиденье, пиджак и ухо в крови. Ладно, это как-никак Куба. Дам им десять долларов – и поеду себе.
Отплытие «Пилар» из Кохимара семью часами ранее, сразу после заката, было прямой противоположностью шумным проводам неделю назад. На пристани, кроме нескольких безразличных рыбаков, не было никого. Хемингуэй взял в рейс Вулфера, Дона Саксона, Фуэнтеса, Синмора, Роберто Эрреру и мальчиков. Патчи Ибарлусиа тоже хотел, но у него был турнир по джай-алаю. Все, даже мальчики, вели себя тихо.
– А что, если я тебе вдруг понадоблюсь, но радировать ты не сможешь? – спросил Хемингуэй, когда я отдал ему кормовой конец. – Если я найду что-то и сообщу об этом по радио в Кохимар или Гуантанамо?