[62] Рейнхарда Гейдриха, майора СС и шефа РСХА Вальтера Шелленберга.
– Привет, Колумбия, – сказал я, положив документы себе в карман. Вряд ли на Кубе найдется кто-то еще с письмом, подписанным тремя высшими чинами СД. Одного из этих троих убили в Чехословакии, но письмо все равно мощное. Что бы ни представляла собой операция «Ворон», ее одобрили на высшем уровне нацистского государства. Сомнительно, что он носил с собой письмо и удостоверение, работая под прикрытием. Скорей всего, этим вечером, расправившись с Хемингуэем, он собирался уехать и потому взял их. – И прощай. Ауфвидерзеен, герр майор Дауфельдт.
Он молчал. Дождь, уже не такой сильный, продолжал моросить на его запрокинутое лицо.
Я осмотрел свой «крис-крафт». В запасном баке обнаружились три дырки, бензин вытекал. Повезло мне, что все это дело не воспламенилось от пуль или нагретых двигателей. Я нашел в маленьком рундучке тряпки, ведерко, рулон липкой ленты. Перевернул бочку дырками вверх, заклеил их кое-как, вытер бензиновую лужу, покидал тряпки за борт, подтер остатки снятой с трупа рубашкой. Зачерпнул ведерком морской воды, вымыл сиденья и палубу. Воняло уже не так сильно. Решив, что в льяло мало что могло просочиться, я запустил помпу, чтобы его осушить. Ничего, не рвануло.
Скорей, кричало мне подсознание. Может, Хемингуэй ранен, может, он еще жив. Но я мало чем помог бы ему, взорвавшись в нескольких сотнях ярдов от его лодки.
Опустошив льяло и проветрив бензиновые пары, я затолкал майора в кормовой кокпит под бочку с горючим и вытер кровь в носовом кокпите.
Бинокль с двенадцатикратным увеличением показывал, что на «Пилар» все тихо, – но он и раньше это показывал, пока майор Дауфельдт не вылез наружу.
Сделав круг на запад, я медленно приближался к ее корме с «магнумом» в руке, старательно избегая мелей. С двадцати футов, стоя, я увидел весь кокпит целиком. Ближе к корме лежал лицом вниз человек в шортах и фуфайке с обрезанными рукавами. Массивный торс, бычья шея, короткие волосы, борода. Хемингуэй. Кровь на затылке загустела и переливалась в такт с покачиванием «Пилар». Насколько я мог видеть, он не дышал.
– А, чтоб тебе, – прошептал я. Мой катер стукнулся о «Пилар» с правого борта. Ветровое стекло слева опущено. Хемингуэй был за рулем, когда в него выстрелили, – но кто тогда отдал носовой якорь?
Колумбия-Дауфельдт, больше некому. Он выстрелил с берегового причала, а потом подошел сюда на «Лоррейн» и опустил якорь.
Я привязал катер к скобе, где раньше стояла «Лоррейн», и вспрыгнул на палубу «Пилар» с «магнумом» в правой руке и гранатой в левой, не сводя глаз с трапа в носовой отсек и люка в надстройке за опущенным ветровым стеклом. Тихо, только волны в борт плещут.
Я рискнул взглянуть на Хемингуэя. Крови много, часть скальпа за ухом содрана. Из-за колыханий лодки не видно, дышит он или нет. Ухо, по которому я ему съездил, в крови. Я в очередной раз раскаялся, вспомнив о нашей драке.
Я снова повернулся к кокпиту и темному входу в носовой отсек. В следующий момент из люка высунулось пистолетное дуло. Я не успел поднять «магнум». Мне два раза влепили справа в плечо и грудную клетку, а когда я повернулся, все еще пытаясь выстрелить сам, почувствовал сокрушительный удар слева.
Выронив револьвер и гранату, я упал на кормовое сиденье и перевалился за борт, срезанный Хемингуэем ниже обычного, чтобы легче вытаскивать крупную рыбу. Меня поглотила тьма – то ли от потери сознания, то ли от черных вод, в которые я погружался.
29
– Не смей помирать, Лукас! Рано еще! – Кто-то бил меня по щекам. Боль, не идущая ни в какое сравнение с раскаленной кочергой в правой стороне груди и паяльником в левой, все же не давала мне соскользнуть обратно в уютную тьму забвения. Я заставил себя вернуться в сознание и открыл глаза. – Вот и хорошо, – с улыбкой сказал Дельгадо. – Сможешь упокоиться через минуту, когда ответишь мне на пару вопросов. – Он сидел на складном табурете, поставленном в середине кокпита «Пилар». Хемингуэй так и лежал на палубе слева от нас. Лужа крови вокруг его головы ширилась. Дельгадо, в грязных белых штанах, парусиновых туфлях и майке, открывающей загорелые мускулистые руки, постукивал о колено дулом мелкокалиберного пистолета Хемингуэя и наблюдал, как я пытаюсь сфокусировать взгляд.
Я рванулся к нему, пока он не навел пистолет на меня, и в глазах опять потемнело. Металл врезался в заведенные назад руки. Соображал я как по болоту брел, но все же понял, что сижу на скамейке у правого борта кокпита и что Дельгадо приковал меня наручниками к медным декоративным поручням. Вода стекала с меня и выливалась из башмаков. Я смотрел на нее с легким интересом, не совсем понимая, отчего она красная. Крови было хоть отбавляй. Дельгадо, как видно, вытащил меня из воды и привел в чувство сразу после того, как ранил.
Теперь он ткнул меня в висок пистолетным дулом.
– …документы, Лукас? Абверовский пакет? Скажи, где они, и спи себе дальше.
Я шевельнул разбитыми, раздувшимися губами. То ли я ударился лицом, когда падал за борт, то ли Дельгадо бил меня дольше, чем я полагал.
– В бухте. Они были… у Дауфельдта.
Дельгадо хмыкнул и достал из кармана брюк размокшее удостоверение вместе с письмом.
– Нет, Лукас. Дауфельдт – это я. Я вытащил тебя в том числе потому, что эти бумажки мне тоже нужны. Так где спрятал Хемингуэй документы абвера?
Я мотнул головой, и перед глазами снова заплясали черные пятна.
– В бухте они. В воде и на берегу. Где разбилась «Лоррейн».
Дельгадо снова дал мне пощечину.
– Сосредоточься, Лукас. Да, курьерская сумка была у Хемингуэя, иначе я не стал бы его убивать, но внутри оказалась какая-то сраная рукопись. У Крюгера, когда он ударился в бегство, не было документов. Где же они?
Я собрал всю свою энергию, чтобы приподнять голову.
– Кто это… Крюгер?
– Сержант СС, мой человек. Радист с «Южного Креста». Это его ты из бухты выловил, Лукас. Говори, куда Хемингуэй девал документы.
– Бумаги… майора Дауфельдта.
Он сгреб меня за волосы и запрокинул мне голову.
– Слушай, Лукас. Майор Дауфельдт – это я. Тебя надо было как-то отвлечь. Я уговорил несчастного труса Крюгера взять «шмайссер» и попытаться уйти на «Лоррейн». Дал ему свое удостоверение, предполагая, что ты убьешь его. Где документы абвера?
– Хемингуэй… жив?
Он небрежно оглянулся через плечо. Над Хемингуэем кружились мухи.
– Не знаю и не слишком хочу узнать. Если да, то осталось ему недолго. С ним, видишь ли, случилось несчастье. Ударился головой, когда «Пилар» налетела на мель. Я использовал багор, но это мог быть любой острый угол. Кровь и волосы я смою, багор брошу за борт, лодку посажу на мель, чтобы всё натурально было. После нескольких часов в воде трудно будет сказать, как он получил эту рану.
Я сел как мог прямо и попытался пошевелить пальцами. Дельгадо стянул наручники так, что перекрыл мне кровообращение. Пальцев я не чувствовал вовсе – может, и потеря крови этому поспособствовала. Кровь промочила мне рубашку, брюки, туфли, запачкала кожаное сиденье. Я пробовал сосредоточиться не только на Дельгадо, но и на собственных ранах. Он попал в меня трижды: в руку у плеча, в правую верхнюю часть груди и в левый бок. Я посмотрел вниз. Рваная окровавленная рубашка мало о чем говорила. Одно утешение, что стрелял он пулями 22-го калибра, но боль, кровотечение и растущая слабость ничего хорошего не сулили. Одна из пулек могла повредить что-то жизненно важное.
– Ты слушаешь, Лукас?
– Почему? – спросил я, собрав глаза в кучку.
– Что почему?
– Почему Хемингуэй тебя подпустил так близко?
– Как в кино, что ли? – вздохнул Дельгадо. – Я должен тебе всё рассказать до того, как ты загнешься? Или, еще лучше, до того, как сбежишь?
Как же, сбежишь тут. Наручники терзали запястья. Даже если каким-то чудом освободить руки и вернуть им чувствительность, я слишком слаб для активных действий. Обхватить Дельгадо ногами? Я шевельнул ими и понял, что силы в них почти не осталось. Обхватить, может, и сумею, но долго не удержу. Он попросту пристрелит меня. Надо приберечь остаток сил для удобного случая. Усталый и циничный внутренний голос осведомился, какой случай я имею в виду. Ну… для начала надо хотя бы сознание не терять.
– Хорошо, – сказал Дельгадо. – Я скажу тебе, как было дело, а ты мне скажешь, куда он мог деть документы.
Он мог вообще ничего мне не говорить, все карты были у него на руках, но замутненное сознание подсказывало, что похвастаться он не прочь, и это моя единственная надежда. Несмотря на его саркастическое замечание про кино, я чувствовал, что именно этого он и хочет, как настоящий киношный злодей. Я кивнул в знак того, что согласен. Может, и прав был Хемингуэй, говоря, что литература – и даже кино – правдивее, чем реальная жизнь.
– Мы дрейфовали на «Лоррейн» около островка, – начал он с улыбочкой, так бесившей меня. – Сержант Крюгер, будто бы раненый, лежал в кокпите ничком. В твоей зеленой рубашке, Лукас. – Он довольно хмыкнул – видно, что-то у меня на лице отразилось. – Эльза достала.
– Эльза?
– Мария то есть… не важно. Потом можешь сказать, как ее убил, но сейчас это не главное. Хочешь дослушать сказочку или нет? Ладно. Писатель зовет тебя, причаливает к «Лоррейн», а я тем временем подплываю с острова, захожу сзади со «шмайссером» и заставляю его отдать пистолет. Так он же в драку полез, идиот! Схватился за «шмайссер»! Я мог, конечно, его застрелить или убить голыми руками. Был и такой план – будто бы его убил ты, – но пока Мальдонадо не доставил твой труп в Нуэвитас, приходилось косить под несчастный случай. Сержант схватил его, а я треснул по затылку багром. Мы, понимаешь, думали, что документы при нем, поскольку видели курьерскую сумку в кокпите. Но там лежала дурацкая рукопись про парочку, которая трахается где-то во Франции. Я обшарил всю лодку, а тут и ты подтянулся. Я героически отдал «шмайссер» Крюгеру и отправил его на катере, а сам остался здесь с одним игрушечным пистолетиком. Я хотел только ранить тебя и дознаться, где документы, но последний выстрел, похоже, оказался фатальным – ты подставился левой стороной, когда падал. Тут и сказке конец. Где они?