Позвонили из полицейского автомобиля с сообщением, что в переулке близ Ричмонд-парка найден брошенный фургон с корзинами для белья, частично пустыми, частично набитыми старыми газетами. В одной из корзин оказался фрагмент пододеяльника с биркой WX 86, вышитой розовыми нитками. Полиция разослала запросы во все лондонские и пригородные прачечные, а также провела обыск в доме на Придо-Креснт, где в ящиках с чистым бельем обнаружились предметы с такой же биркой. Поиски продолжаются.
В тот же день в шестичасовом выпуске новостей Би-би-си было объявлено, что полиция разыскивает черный «Грейхаунд», номерной знак LVO 89 89, в котором предположительно едут мужчина, женщина и маленький мальчик. Сообщение имело большой резонанс. Теперь по следам беглецов шла не только полиция всей страны, но и множество безымянных людей, чье воображение было воспламенено, а сознание потрясено новостью об исчезновении Берти Ферриса. По всей Англии матерей, как водится, захлестнула волна страха, и они теперь просто отказывались выпускать своих маленьких сыновей из дома, полагая, что если похитили одного ребенка, то и другого может ожидать та же участь.
– И они совершенно правы, – наставительно сказал Биллу Крук, – мотив в таких делах не имеет значения. Мы оба прекрасно понимаем, что была причина похитить юного Берти, но нет ни малейших причин, отчего иные из таких вот гаврошей становятся соблазном для каннибала. Это ведь факт, что за мотивированным преступлением следуют точно такие же преступления, мотива не имеющие.
Словом, роковой автомобиль выслеживало население всей страны, все мужчины и женщины. Первые прикидывали шансы на поимку в барах и, выходя на улицы, начинали смотреть в оба. Начеку были гостиницы и автозаправочные станции; престарелые и инвалиды, практически покончившие счеты с жизнью, сидели у окон и тщательно записывали номера проезжающих машин независимо от их цвета и модели. Постепенно начали просачиваться новости. Автозаправка невдалеке от Стейнса утром отпустила десять галлонов бензина; какой-то мотоциклист сообщил, что близ А. на участке дороги с неограниченной скоростью он на протяжении нескольких миль ехал за разыскиваемым автомобилем, через некоторое время от него оторвавшимся. За рулем был мужчина, которого ему не удалось как следует рассмотреть, рядом с ним сидела женщина. Ребенка в машине он не заметил.
Было получено несколько противоречивых сообщений, из-за чего поиски и преследование пошли по ложному следу в районах, лежащих за сотни миль от маршрута, по которому в действительности следовал черный «Грейхаунд», пока полиция не засекла его в Хенслейке, из чего вытекало, что беглецы направляются в Шотландию. Несколько позднее та же машина была замечена на Вестон-кроссе, а из одной круглосуточной автозаправки поступило сообщение о мужчине, приблизительно соответствующем описанию: он пришел пешком, пояснив, что в машине кончился бензин, купил пару канистр и удалился. С течением времени приходили все новые сообщения, и в конце концов стало ясно, что медленно, но верно кольцо поисков сжимается.
Сидя в своей полуподвальной квартире на Филсон-стрит, Мэй Феррис не выключала радио, пока не закончила передачи последняя станция. Прошли «Беседы на актуальные темы», одноактная пьеса про убийцу младенцев (страшное совпадение, но нельзя же ожидать, подумала она, что Би-би-си будет все принимать во внимание), передали концерт камерной музыки, церковное песнопение в Вест-Энде, танцевальную музыку из отеля «Мэй-Фэр», – а она все слушала и слушала, ибо любую программу в любую минуту могло прервать сообщение, касающееся Берти. Ведь у нее не было телефона, по которому ей могли позвонить в тот самый момент, когда что-нибудь станет известным.
Неохотно, с болью в душе она выключила радио на ночь, подумав, что не слушала его так безотрывно с того трагического дня, когда умер король Георг Пятый.
Глава 15
Беспокойный предутренний сон майора Хью Чартериса, жителя Ред-хауса в графстве Ист-Бреттон, был оборван звуком, сразу же отозвавшимся в его нездоровом сознании залпами артиллерии и взрывами ручных гранат. Вокруг слабо мерцал предшествующий заре зеленоватый свет. Майор был весь в поту от неотвязного страха, впервые испытанного им во Франции в 1915 году, когда его сначала подбросило в воздух, а потом засыпало землей, похоронив на несколько часов, после чего он еще долго страдал от зубодробительного лечения, грозившего довести до конца то, что было начато взрывом. С тех самых пор он жил в каком-то сумеречном состоянии, тщательно переориентируя мозг, созданный для активной практической деятельности, на трудные тропинки познания, и вынужденный горестно мириться с тем фактом, что его сестра Диана, женщина исключительной доброты и такой верности, что он не мог не подумать, какого тяжелого испытания избежал ее потенциальный муж, видела в нем и крест свой, и торжество победы.
Окончательно проснувшись, он убедился, что находится не во Франции, а услышанный им только что шум исходит не от разрыва снаряда. Это был всего лишь оглушительный стук захлопнутой двери машины. Едва он вполне осознал это, как услышал, что машина трогается с места.
– Что за свинство! – возмущенно воскликнул он. – Неужели негодяи, зачем-то разъезжающие по полю в пять утра, совсем не думают о приличных людях, мирно спящих в этот час?
Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Даже меньше пяти. Странно, право, кому могло прийти в голову разгуливать в столь неурочный час. Для молочников слишком рано, для возвращающихся восвояси любителей ночных пирушек – во всяком случае, в этом районе – слишком поздно. Да, тут есть несколько танцевальных залов, но, в отличие от лондонских, они закрываются до четырех тридцати утра. Он откинул шторы и свирепо посмотрел вслед удаляющемуся темно-красному автомобилю.
– Надо бы заявить в полицию, пожаловаться на непозволительное нарушение порядка, – продолжал он рассуждать сам с собой, понимая, что теперь уж не уснет до самого вечера, и не испытывая ни малейшего желания добавлять еще два часа к и без того нескончаемому дню.
Майор прищурился, стараясь разобрать номер машины, но даже его ястребиному глазу это оказалось не под силу – она успела отъехать слишком далеко. Впрочем, подумал он, даже если бы и разглядел, какой в этом смысл, все равно ничего не сделаешь. Скорее всего машина не местная и к утру окажется в другом графстве. Он устало потянулся к «Разуму и чувствам» и попробовал сосредоточиться на тексте. Джейн Остен – единственный автор, которого он был способен переварить в столь ранний час. В семь – двумя убийственными часами позже – явится Диана в своем неукоснительно строгом, в красную полоску костюме и, натягивая перчатки, дежурно спросит, как ему спалось. Иногда ему хотелось ответить: «Вообще-то около трех ночи я умер». Интересно, услышит ли она? Скорее всего нет, потому что утром мысли ее разлетались, как вспугнутые птицы. Некоторые из них могли быть сосредоточены на церковной службе, которую она никогда не пропускала, другие – на хозяйстве (Диана была из тех, кого кухарки называют привередами), третьи, возможно, на каком-нибудь конкретном плане, который она намеревалась осуществить с помощью своей закадычной подруги Харриет Френч. Хью без всякой горечи осознавал, что если он умрет, сестре будет его не хватать гораздо меньше, чем Харриет. Он занимал важное место в ее суровых представлениях о жизни, но она никогда не испытывала в нем нужды как в личности.
Нынче утром она сказала:
– Ну, как ты, Хью? Боюсь, я проспала. А ты спокойно провел ночь?
Он ответил вежливо, более вежливо, чем можно было бы предположить по подбору слов:
– Около пяти утра какой-то тип остановил машину прямо у дома и вышвырнул пассажира. Разбудил, мерзавец. Вот тебе и весь отчет.
– Печально. Ты, верно, так и не смог снова заснуть. Попробуй вздремнуть после обеда.
– Если найдешь в кювете труп, – мягко проговорил Хью, – я готов предоставить информацию о машине, которая его туда доставила.
– Твой чай будет вот-вот готов. – Диана Чартерис натужно засмеялась и поспешно вышла из спальни.
Хью скрипнул зубами. Глупо начинать день перебранкой. Какая, в конце концов, разница, сказала она, что чай будет вот-вот готов, или нет. И все же… хоть бы раз она отошла от рутины, хоть бы раз сказала правду: «Какая же это жуткая тоска изо дня в день ухаживать за больным. Что тебе, черт возьми, мешает перебраться в какое-нибудь приличное, с хорошей репутацией заведение?» Так ведь не скажет, ни за что в жизни не скажет, и он это знал.
Принесли чай. Хью сделал глоток и принялся проглядывать полосу «Таймс» с некрологами, рассуждая про себя, отчего в таких случаях всякий раз возникает ощущение некоей меланхолической удовлетворенности. Мысли его оборвало новое появление Дианы, которая на сей раз буквально ворвалась в комнату. И это была совершенно иная Диана, мало похожая на ту степенную, сосредоточенную даму, что вышла от него всего две минуты назад.
– Какого дьявола… – начал Хью, но она не дала ему договорить.
– Что это ты там говорил про машину, когда я давеча зашла к тебе?
– Только то, что она разбудила меня около пяти утра. – Он с удивлением посмотрел на сестру. – Вот и все.
– Нет. Ты еще сказал, что мог бы опознать ее.
– Ну да, это была темно-красная легковая машина, по-моему, «Грейхаунд».
– Тебе придется повторить это в полиции.
– Почему? Произошел несчастный случай? Машина перевернулась? Что вообще происходит?
Это было нестерпимо – настолько не ощущать себя мужчиной, не иметь возможности вскочить на ноги и самому во всем разобраться.
– Нет, – ответила Диана на второй и третий из его вопросов. – Но ты даже не представляешь, насколько был прав, сказав, что в кювете может оказаться чье-то тело. У входа в церковь мы обнаружили маленького мальчика, и доктор говорит, что сам он там оказаться не мог. Слишком слаб и, по его словам, похоже, чем-то накачан. И выходит, скорее всего именно люди, ехавшие в машине…