Однако чуть позже, кормя его с ложечки, она не может удержаться от расспросов.
– Вы давно женаты?
Он ей это уже вроде говорил. Она забыла или он ошибается?
– В будущем месяце исполнится восемь лет.
Решись она копнуть глубже, следующий вопрос звучал бы так:
«Она была тогда такой же, как сейчас?»
«Почти».
Разве что не пила.
– А где вы повстречались?
– В коридоре на телевидении, на улице Коньяк-Жей.
Так оно и было. В то утро телевидение устраивало круглый стол, в котором принимал участие и он как представитель крупных газет. Выйдя из студии, Могра задержался в коридоре с Боденом – одним из своих бывших сотрудников. У двери в соседнюю студию стояла очередь из молоденьких девушек примерно одного возраста.
– Чего они ждут?
– Для какой-то постановки им нужны, кажется, две статистки – вот девицы и хотят предложить свои услуги.
Стоя все там же, они продолжили разговор, и в конце концов Могра поймал себя на мысли, что не сводит глаз с одной из девушек, предпоследней в очереди.
Чем она так привлекла его внимание? Своим не то жалобным, не то трагическим видом? Длинным белым лицом, казавшимся еще длиннее из-за плохо расчесанных волос, частично закрывавших щеки и падавших на плечи?
На ней было помятое пальтишко, туфли со стоптанными каблуками, один чулок поехал.
Она выглядела несчастной и трогательной. Глаза девушки были так пристально устремлены на дверь, за которой решалась ее судьба, что Могра захотелось сказать ей несколько слов ободрения.
– Ты их знаешь?
– Некоторых, которые часто здесь бывают. Они прибегают, как только становится известно, что готовится новая телевизионная пьеса.
– А ту, то стоит предпоследней?
– Это с немытыми-то волосами? В первый раз вижу. Она, похоже, раньше здесь не бывала.
Почувствовала ли девушка, что разговор идет о ней? Поняла ли, что задела какую-то струнку одного из этих мужчин, ведущих здесь себя как дома? Как бы там ни было, но ее взгляд, покорный и вместе с тем умоляющий, задержался на Могра.
Он несколько раз отворачивался, но потом снова принимался буравить ее взглядом.
– Похоже, она дошла до ручки...
– Некоторые даже падают в обморок из-за того, что последние сутки ничего не ели.
– Думаешь, у нее есть шансы?
– Маловероятно. Постановка костюмная, а я что-то плохо ее себе представляю при дворе Людовика Шестнадцатого.
Бодена удивил интерес, который проявил к девушке его бывший шеф, а тот так чуть было и не ушел, не познакомившись с нею. Помог случай. Бодена позвали в студию, откуда он недавно вышел, и приятели пожали друг другу руки.
– До встречи...
Оставшись один, Могра заколебался. Теперь уже несколько девушек смотрели на него с надеждой, догадываясь, что этот человек пользуется здесь влиянием. Почему одна из них прыснула со смеху? Этот смешок тоже чуть было не решил судьбу Лины.
Оправившись от смущения, Могра взял себя в руки и несмело проговорил:
– Будьте добры пойти со мною, мадемуазель.
– Я?
Они дошли до конца коридора, свернули налево, потом еще раз налево. Он не знал, куда ее повести. Ему казалось, что она пошла с ним из любопытства или из жалости. В поисках свободного кабинета он приоткрыл несколько дверей, но все оказалось напрасно.
– Пойдемте отсюда...
Она следовала за ним, как сомнамбула. На улице Леонар поспешно вышел из машины и открыл перед ним дверцу.
– Я еще не еду. Подождите меня.
Он отвел девушку в ближайшее кафе.
– Что вам взять?
– Кофе со сливками.
Пока он делал заказ, она все так же пристально смотрела на него.
– Вы ведь не с телевидения, верно?
– Верно.
– Вы главный редактор газеты. Я видела вашу фотографию. Зачем вы меня сюда привели?
– Мне сказали, что там, наверху, у вас нет никаких шансов...
– Что вы от меня хотите?
Она держалась недоверчиво, чуть ли не агрессивно.
– Поговорить...
– И все?
– Я мог бы подыскать вам работу в других массовках, быть может, даже маленькую роль.
– Да вы сами в это не верите.
– Не исключено, что я нашел бы вам дело в газете.
– Но я ж ничего не умею. Не знаю стенографии, не умею печатать на машинке, с орфографией у меня плохо, я несобранна...
Она не сводила глаз с хлебницы с рогаликами, стоявшей на столе.
– Можно?
– Пожалуйста.
– Заметно, что я голодна? Потому-то вы меня сюда и привели? Я знаю, это звучит, как фраза из слезливого романа, но я действительно ничего не ела со вчерашнего утра.
– Где вы живете?
– Начиная с сегодняшнего дня, нигде.
– А родители?
– Нет у меня родителей. Меня воспитала тетка.
– Она живет в Париже?
– В Лионе.
– И больше вами не занимается?
– Я от нее сбежала.
– Когда?
– В прошлом месяце.
– А в Лион вы вернуться не хотите?
– Прежде всего, она не возьмет меня назад, потому что я забрала с собой все деньги, какие только смогла найти. Сумма, впрочем, небольшая, у меня от нее уже ничего не осталось. А потом, я хочу жить в Париже.
– Почему?
Она пожала плечами и потянулась за вторым рогаликом.
– А почему вы живете здесь? Вы тут родились?
Она съела восемь рогаликов и под конец уже с трудом проглотила заказанные пирожки. Когда он вытащил бумажник и начал отсчитывать банкноты, она уставилась ему на руки.
– Ваши вещи остались в гостинице?
– Они отдадут их мне только после того, как я с ними расплачусь.
– Этого вам хватит?
– Даже больше, чем нужно. Вы хотите дать мне эти деньги?
– Да.
– Почему?
Он не знал, как ответить на этот прямой вопрос, и почувствовал себя неловко.
– Просто так... Чтобы вы почувствовали себя увереннее. Приходите ко мне завтра в редакцию.
– А меня пропустят?
Было видно, что она привыкла к приемным и чванливым секретарям. Он достал визитную карточку и написал на ней несколько слов.
– Желательно после четырех.
– Благодарю.
Стоя на тротуаре, она смотрела, как он садится в машину, и пока та не завернула за угол, не тронулась с места.
Так все и началось.
М-ль Бланш снует, как челнок, между палатой и телефоном в коридоре.
– Ваша супруга спрашивает, в котором часу ей лучше прийти?
Ему хочется, чтобы она застала его сидящим в кресле. В прошлый ее приход он лежал головой вниз.
– Между тремя и четырьмя.
Не считает ли его м-ль Бланш эгоистичным и смешным из-за того, что он отказался от аппарата рядом с постелью? Ничего, дойдет дело и до этого. В конце концов Могра им уступит. Он чувствует, что скоро будет делать все, что они потребуют, и сопротивляется только из принципа.
И еще для того, чтобы выиграть несколько дней. Растерзанный прошлым, он не готов к настоящему и будущему. У него нет даже сил, чтобы задремать. Во время тихого часа сна у него ни в одном глазу, он просто лежит и таращится в потолок, слыша, как медсестра время от времени перелистывает страницу.
К нему придет Лина, а Могра не знает, как будет себя с ней вести, что ей скажет. Он любит ее, сомнений в этом нет. Сам того не желая, полюбил ее с первой их встречи.
Ведь на следующий день после того, как увидел ее на телевидении, он сидел у себя в кабинете, размышляя, придет она или нет, и чувствовал растерянность, нервничал так, как никогда прежде.
Сердился на себя за то, что не взял у девушки адрес, воображал, что она затерялась в огромном Париже, и так явно выражал свое нетерпение, что в конце концов его подчиненные столпились у дверей кабинета, по которому он расхаживал взад и вперед, куря сигарету за сигаретой.
– Когда же она пришла и села напротив, он опять не знал, что сказать. Стал неуклюже задавать ей какие-то вопросы и среди прочего спросил о родителях. Она ответила, что оба они погибли в железнодорожной катастрофе близ Авиньона, когда она была совсем маленькой.
Успокоился ли Могра после этого хоть немного? Он повел ее в застекленный кабинет, где сортировались ответы на мелкие объявления. Это было единственное место, где можно было дать ей работу.
Девушки разбирали мешки с почтой, доставлявшейся несколько раз в день, и раскладывали конверты в соответствии с написанными на них номерами. За работницами в сереньких халатах наблюдала матрона, похожая на старшую медсестру.
– Когда я могу приступить?
– Если хотите, с завтрашнего утра.
Был он разочарован или нет? На следующий день Могра ограничился телефонным звонком матроне, дабы убедиться, что Лина вышла на работу. Он сказал себе, что больше не будет о ней думать. Но потом, после трехдневной борьбы с самим собой, спустился вниз к часу, когда она заканчивала работу.
– Я вас провожу, – проговорил он, видя, что она собирается уходить.
Он прекрасно видел, что все вокруг многозначительно переглядываются. Но Могра мало заботило, что о нем будут думать. Он повел Лину в ресторан в Латинском квартале, где его никто не знал, и снова стал задавать девушке вопросы, словно хотел узнать о ней решительно все.
Чем же она так его привлекла? Даже сейчас, по прошествии восьми лет, он не может найти удовлетворительного объяснения. Вернее, находит их слишком много, и все они противоречат одно другому.
Она тоже задавала ему вопросы – точные, порой бестактные.
– У вас, должно быть, хорошая квартира?
– Пока что нет. Я живу еще в старой, на бульваре Бон-Нувель, а новая, в старинном особняке на улице Фезандери, только ремонтируется.
– Это ведь шикарный квартал?
– Да, считается, что так.
– Вы женаты? Разведены?
– Разведен.
– Живете с любовницей?
– Нет.
– Значит, спите со своими секретаршами?
Он ответил отрицательно. На самом же деле это было и так и не так. С некоторыми из них у него были мимолетные связи. И из своей старой квартиры у заставы Сен-Дени, где он никого не принимал, не выезжал так долго только потому, что боялся порвать последние связи с прошлым.