Потом часть вины они оба обрушили на послушные органы госбезопасности из-за таких же послушных руководителей и особенно председателя КГБ Крючкова. Этот тип руководителя КГБ не мог спасти ни страну от разрушения, ни себя и своих коллег от тюремных нар.
Точно передал атмосферу тех дней, и оценку личности Крючкова друг советской страны, руководитель, в течение тридцати лет разведки ГДР, генерал Маркус Вольф:
«Крючков никогда не был для меня желательным кандидатом на пост председателя КГБ. Он представлялся мне слишком ограниченным, типичным аппарат-чином, в интеллектуальном отношении не сравнимым с Андроповым.
Но я никогда и в мыслях не допускал, что человек его калибра мог ввязаться в такую бездарную акцию.
Эта попытка путча укрепила меня… в решении не откладывать больше возвращение в Германию…В конце августа я обратился к Шебаршину, который возглавил КГБ после арестованного Крючкова. Он выглядел крайне усталым и очень напряженным, но участливо выслушал то, что я ему сообщил, и сказал с жестом, выражавшим беспомощность:
«Миша, ты сам видишь, что тут происходит, ты всегда был для меня верным другом, но в настоящее время мы ничего не можем для тебя сделать. Кто мог бы подумать, что все так получится! Езжай с Богом».
И еще один, много говорящий о личности человека, штрих к портрету Крючкова, сделанный Маркусом Вольфом:
«Я был свидетелем того, насколько Крючков боготворил своего шефа, будучи у него в 1982 году с поздравлениями по случаю назначения его руководителем КГБ. Позже за ужином он прочел наизусть несколько стихотворений Андропова. Я впервые узнал, что тот писал стихи. Причем очень неплохие, довольно грустные и романтические, в духе Пушкина и Лермонтова, об утраченной любви и о сожалениях, посещающих нас в преклонном возрасте. Это еще больше подняло Андропова в моих глазах, но тогда я поймал себя на иронической мысли, что сменивший его на посту руководителя КГБ Крючков находит время учить наизусть лирические стихи нового генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза.
Когда я приезжал в Москву, Крючков всегда провожал меня в дальнюю комнату, наливал большую порцию виски и говорил: «Ну, рассказывай, что происходит».
Это тоже были удары колокола тревоги для России.
Сразу же после расстрела российского Парламента одна из газет писала, что искать здравый смысл в действиях наших политиков — дело утомительное. Вся новейшая история — это эпопея зависти, мести и сведения личных счетов. В результате таких действий страдал народ, страдало Советское, а затем и Российское государство.
Органы государственной безопасности в ельцинской России были всегда не в чести. Известная журналистка из либеральной стаи Евгения Альбац в газете «Известия» в конце кровавого] 993 года опубликовала несколько статей под одним заголовком: «Лубянка: будет ли этому конец?»
В них она объясняла, почему Ельцин игнорирует дружбу с чекистами:
«Во-первых, — писала она, — чекисты никогда не простят Ельцину, как и многие армейские люди, разрушения Союза. Надо отдавать себе отчет в том, что в КГБ подбирались и самим КГБ воспитывались люди с определенными политическими взглядами, — другие там не удерживались, их, как Калугина или Рубанова, просто выгоняли.
Во-вторых, чекисты не простят Ельцину того страха и унижения, который пережили они после августа девяносто первого.
В-третьих, они не забудут того, что из элиты общества, из людей, которые ногой открывали дверь к любому министру, они стали, как многие из них считают, «козлами отпущения» за все ошибки политиков, людьми, мягко скажем, не слишком почитаемыми обществом и прессой.
В-четвертых, и в-пятых, и в-шестых — чекисты сейчас борются за кусок хлеба с маслом. Многие из них боятся, что в случае расформирования службы госбезопасности они останутся на улице, без работы. Из КГБ уходили и уходят специалисты — те, кому есть куда уйти. А тысячам и тысячам других уйти некуда. Ибо их специальность — политический сыск. Ничего другого они делать не умеют. Не учили. И потому их задача — доказать, что они нужны, что деньги им платят не зря. Ибо речь идет о выживании их семей.
И последнее. Давайте задумываемся над тем, что после ликвидации Советов госбезопасность оказалась практически единственным федеральным институтом власти, сохранившим вертикальную структуру управления (центр — область — город — район) и уже в силу военизированного характера организации способным добиваться исполнения своих приказов — даже в условиях нашего политического и экономического хаоса».
Что же мы видим из этой длинной, да простит меня читатель, цитаты. Это, не что иное, как призыв к расправе над чекистскими органами.
Разве плохо, если в условиях хаоса есть орган, который способен выполнять приказы. Значит, автору этой статьи хочется, чтобы хаос в России продолжался, и никто ничем не мог противостоять ему.
Но самое главное, статьи Альбац были заточены для самого Ельцина и его ближайшее окружение под идею — чекисты вам не простят, лучше их всех скопом разогнать, набрать новых сотрудников и создать новое ведомство.
В период правления Ельцина госбезопасность лишилась внешней разведки, погранвойск, следственных подразделений, потом — подразделений антитеррора «Альфа» и «Вымпел». Но кто-то, очевидно, подсказал секретарю бывшего обкома и «гаранту конституции», что он рубит сук, на котором сидит.
В мае 1994 года впервые после погрома КГБ Ельцин посетил Лубянку и выступил на совещании руководящего состава Федеральной службы контрразведки России.
Он впервые публично признался о сознательной ликвидации КГБ. Выступление Президента РФ на том совещании было опубликовано 28.5.1994 года в «Российской газете».
Вот один из интересных фрагментов его выступления:
«К сожалению, в мире есть силы, которые ставят своей целью ослабить Россию, сделать из нее слабого конкурента, с дешевой рабочей силой и низким интеллектуальным потенциалом. Есть желающие прибрать к рукам российские природные богатства, завладеть нашими передовыми технологиями в космической, военной и других областях…
Не будем себя обманывать — пока в России нет надежных заслонов сбору информации и внедрению агентуры».
Но было уже поздно, из контрразведки ушло много первоклассных специалистов. Да, они были обижены властью взбалмошного и часто нетрезвого президента.
О развале своего ведомства и Отечества к автору пришли такие строки:
Пусть говорят, что мы из тех,
Кто дирижером был репрессий…
Я на себя не взял их грех,
И на коллег бы не повесил.
Мы были Родине верны,
Народу, — только не генсекам,
И нету в том нашей вины,
Что власть гуляла по сусекам.
Судебных «троек» не прожив,
И тех «особых совещаний»,
Мы охраняли нашу жизнь
От всякой мерзости и дряни.
Мы были воинами дней
Своей истерзанной эпохи
И проживали вместе с ней
Победы, пораженья, вздохи…
Промчат экспрессами года,
И только зрелые потомки
Ответят, кто мы были там
В стране предательства и ломки.
Разгром Ельциным органов госбезопасности был тревожным звуком колокола по России.
В польском плену
В своей памяти каждый из нас художник, который творит. Но не каждый может признаться, что, несмотря на то, что память у него превосходная, она коротка, а самая плохонькая ручка лучше самой хорошей памяти.
А еще память — это странное сито: на нем остается все хорошее о нас и все плохое о других. Но будем откровенны.
«Всякий раз, — как говорил американский президент Томас Джефферсон, — когда я вспоминаю о том, что Господь справедлив, я дрожу за свою страну».
Каждому свое, но если каждому свое, то всем не хватит.
Одной из нераскрытых страниц войны 1920 года, тесно переплетенная, волей политиков, с событиями войны 1941–1945 годов на Смоленщине — есть гибель наших солдат и командиров в польском плену.
Катынь — это жуткая трагедия с польскими военнопленными. Она, как говорится, раскатана на все четыре стороны. Версий этой трагедии у копателей «исторической правды» по горло. Однако другая, не менее, а может и более страшная история та, что повествует о судьбах россиян в польском плену во время и после польско-советской войны 1920 года. Она практически не освещается ни телевидением, ни прессой. Молчит и руководство страны. Однако, глубоко мыслящие люди, историки и журналисты об этом говорят все смелее и смелее, но их власть не слышит.
Как говорил Бертольт Брехт, если правительство недовольно своим народом, оно должно распустить его и выбрать себе другой народ. Но сарказм отодвинем в сторону, не до ироний. Газеты все чаще пишут, что у России есть основания для огромного иска Польше.
Между тем в 2010 году мы отметили 90-летие драматических событий войны, начатой не Россией, а Польшей. И появился хороший повод вспомнить о том, что жернова польских концлагерей перемололи жизни более 60-ти тысяч красноармейцев. Польское руководство называет цифру 20 тысяч, Сталин говорил о 100 тысячах уничтоженных россиянах. Присовокупите сюда солдат и офицеров белогвардейских генералов Бредова и Юденича, а также мирных граждан Западной Украины и Западной Белоруссии — сколько получится?! Говорят, истина лежит между двумя противоположными мнениями. Наверное, это так! И все же между ними стоит проблема. Для нас ее решение ее для нас, — это повод для предъявления исторических претензий Польше в виде иска на солидную сумму.
На судьбах пленных красноармейцев и командиров РККА есть смысл остановится подробней, и не только из-за «заточенности» на антикатынскую тематику, а в первую очередь, с целью показа польско-шляхетского гонора, помноженного на патологическую ненависть ко всему восточно-славянскому населению, считавшегося его элементарным быдлом. Потом эти бессердечные паны получат сполна нечто подобное от немцев через два десятилетия. Как говорится, не суди — да не судим будешь!