Я могу остановиться там, спросить: а знаете такого-то батюшку? – знаю! Получается, что есть в каждом городе священники, которые заканчивали нашу семинарию, вышли из этого собора. Они начинали свое служение здесь. Это важная подробность.
– Проректор, когда-то обучавшийся в этих стенах. Особая ответственность! Ответственно! Вы молоды, талантливы…
– Я ведь по науке… Наука – это в семинарии не главное.
– Но, так или иначе, есть хорошие студенты и выпускники, многие уже работают, но проректорами в альма-матер не стали. Вы говорите, что «по науке» – не так важно. А какое направление важное?
– Важное все-таки… Специфика духовного образования в том, что рядом с учебой идет духовное воспитание. Какие бы ни были оценки у ребенка, наша главная забота – внутреннее состояние ученика.
Пример могу привести – отличник, и, с моей научной точки зрения, он просто идеальный человек, потому что его можно отправить на конференцию, он легко напишет любую статью. Он прекрасный и начитанный студент.
Но параллельно с этим у молодого человека начинают «гулять» другие области, более серьезные. У хорошего и подающего надежды талантливого мальчика, когда он станет перед престолом как священник, не спросят, читал ли он Канта или Гегеля, а спросят в первую очередь, готов ли он морально. Есть такое понятие, как канонические нормы.
Верующие должны смотреть на священника как на пример для подражания, в нем не должно быть изъянов и пороков. Святитель Иоанн об этом говорит, что когда ты стоишь перед верующими, перед престолом, и все взоры на тебя обращены, вот тут ты уже слабинку ни в коем случае не должен дать. Понятно, что это слова святого человека, который достиг духовного совершенства. Но тем не менее мы воспитываем наших студентов в строгости.
Вон там, видите? – прошел через площадь молодой монах, сильный и красивый – он отвечает за духовное воспитание. Наших молодых студентов в баранку загибает. Чтобы они не пили, не курили – даже вот таких банальных вещей не делали, и нужно, чтобы они восприняли это как принципиальную несовместимость с будущими обязанностями своими, поняли, что нельзя этого делать. Нельзя не потому, что вот поймает двухметровый батюшка и ремнем выпорет, нет, а потому, что в основе семинарского образования – совершенно другая идея.
Люди живут рядом, учатся вместе, а выходят из семинарии абсолютно разные. Кто-то из абсолютно нецерковных семей, кто-то, наоборот, приходит с глубокими семейными традициями, у кого-то отцы священники, и получается, что молодые ребята – уже в наших рядах, здесь, – они, как камушки, должны друг об дружку обтираться и к общему знаменателю приходить. На выходе получается какое-то, хоть и малое, стадо – как в Евангелии сказано, малое стадо должно выходить.
Вот у меня на курсе из 70 человек осталось 20, получается, пятьдесят куда-то растворилось за время обучения.
– Сложно?
– Очень сложно. Морально, физически, интеллектуально – сложно во всех отношениях.
– Действительно, происходит воспитание тех, кто имеет все основания посвятить себя церкви и остаются только достойные?
– Так или иначе, тут невозможно притвориться и «сыграть роль» без веры. У нас некоторые вылетают в первые полгода. Те, кто подает надежды, но повторяет одни и те же ошибки – к концу третьего курса уходят. А те, кто доходит до пятого курса, – это достойные и получившие прекрасное образование молодые священники. Статистика хорошая у нас.
– И вот эта «особая духовность» – она ощущается здесь? У тех, кто дошел до конца?
– Тобольск тем и хорош, что у нас духовная составляющая велика. Я против Питерской академии ничего не хочу сказать, но духовная часть образования… Есть у меня знакомые, которые учатся и говорят, что там как-то… На учебу очень налегают, а процессу воспитания в академии – на мой взгляд – мало внимания уделено.
А у нас в сочетании – научная часть крепкая, на воспитании акцент делаем, и духовная часть у нас поддерживается. Отец Зосима – у нас есть такой духовник, известный на всю страну. Его работа очень способствует.
Батюшка, к которому съезжаются из Москвы, из самых дальних российских городов и из других стран, приезжают и просят его помолиться. Очень опытный и духовный человек.
А с виду маленький и сухонький дедушка – посмотрит и, может, даже не скажет ничего. Но есть сила молитвы – он как-то так помолится, и у людей все, что нужно, становится на места. Не обязательно желание исполнится – мол, батюшка, помолитесь, чтобы я замуж вышла. А может, и не надо ей замуж выходить. Он что-то делает так, что все встает на места.
Из своего опыта рассказывать не буду, но были случаи, когда к нему обратишься, а он – вот вроде так внешне ничего не покажет, он не красноречивый, не красивый, не обаятельный; дедушка и дедушка, а сила духовная в том-то и есть – внешними категориями не меряется, а внутренний стержень настоящий.
Но он молитвенник потому что – и молится, и преподает, и постоянно здесь на исповеди для студентов. Очень важно, чтобы к кому-то обратиться в нужное время.
В Троицкой лавре тоже были опытные монахи, к которым можно было запросто прийти и поговорить. Духовное руководство получить. И у нас, благодаря тому что есть отец Зосима, есть возможность поддерживать дух.
Ребята, которые собираются жениться, они обязательно должны посоветоваться с духовником. И потом они вместе с отцом Зосимой проходят собеседование.
Он рассматривает, насколько люди готовы, вы ведь знаете статистику, сколько браков по России распадается. А священнику, раз женился – нельзя разводиться. Если семья священника распадется – это огромная трагедия. Есть, конечно, такие случаи, но это большая трагедия.
И во время подготовки к свадьбе наши ребята – и невеста и жених – идут к духовнику беседовать. Как в старое время молодежь шла на собеседования со взрослыми умными людьми, которые иногда советуют, что лучше немножко подождать, терпение в себе подвоспитать. В конце концов, срок свадьбы назначается проректором. Бывает, отложит он на полгода, а ребята эти полгода походят, попритираются друг к дружке, а потом возьмут да и передумают. Бывало.
Но зато опять же, – отец Петр белозубо смеется, уже не впервые во время рассказа о воспитании чувств, – статистика у нас хорошая и разводов мало.
– Спасибо вам огромное! Я уже задерживаю?
– Да, служба вот-вот начнется, пора.
– Тогда я завтра-послезавтра…
– Удобней послезавтра.
– Послезавтра позвоню. Когда?
– Утром и свяжемся.
– Непременно! – И я проводила взглядом могучего проректора, широко и уверенно шагающего к храму.
Я снова на всех парах летела к Кремлю, едва успев одеться – ранним утром звонок: приходите прямо сейчас! Испытываю неловкость от неумения проснуться с восходом. Жители города просыпаются чуть свет.
Голос у Петра Поспелова был сосредоточенный, он коротко сообщил, что день у него расписан по минутам, но он найдет для меня полчаса непременно! Во дворе Кремля здание, его кабинет прямо в административном корпусе семинарии, войти в главные ворота и направо, там дверь открыта. Второй этаж.
Уж я намучилась в поисках заветной двери! Весь кремлевский двор обошла, несколько раз у каждого встречного спросила, где же мне найти отца Петра. Встречные только пожимали плечами. В конце концов я поднажала плечом массивную древесную плиту в каменной стене, обрамленную кованым железом по краям и казавшуюся заплатой, неотреставрированным экспонатом, сохраненным сугубо из любви к деревянному зодчеству.
Оказалось, что это и есть та самая дверь, за которой огромный холл и безлюдные просторы нескончаемых лестниц, к этому я в Тобольске уже привыкла.
Ни одного мгновения не думала я об убогости и заброшенности – нет, снова широкий размах, новенький паркет, крепкие стены, я мчусь по коридору, шагаю по широким ступеням мраморных лестниц, затем коридор с портретами служителей церкви, преподавателей и выпускников – всех, кто заслужил особую честь быть памятно изображенным.
Дверь в кабинет двухстворчатая, как в каком-нибудь роскошном муниципалитете новейшего времени, внутри длинный дубовый стол и стулья с кожаными сиденьями.
Проректор семинарии отец Петр Поспелов при исполнении, он сидит напротив меня, одетый строго по протоколу – широкая черная ряса и крест, на голове высокий черный клобук, массивные очки привносят некоторую светскость.
Основательный кабинет, просторный. Я торопливо заговорила, словно боясь, что проректора по науке отзовут на совещание и не успею договорить. Беседа наша «с места в карьер» рванула и понеслась…
Прошлой ночью я на специальном листке прописывала темы, которых нужно коснуться, субботняя краткая встреча показала, как просто отец Петр создает общую картину того, что я для себя именовала «духовная жизнь Тобольска, особенности места». Как по полочкам раскладывает.
Обсуждали подробно и обстоятельно. Оставляю наш разговор таким, каким он сложился, практически без купюр. И сохраняю стиль речи отца Петра, это представляется важным.
– Окрестности я изучила, съездила в два монастыря, и Абалакский Знаменский увидела, и Иоанно-Введенский, недавно совсем. Присутствовала на службах в Софийском соборе, наблюдала за поведением людей. Богомольный край невероятно!
Когда мы стояли на высоком крутом берегу Иртыша под стенами Абалакского монастыря, люди неподалеку от меня говорили о чем-то. Первые слова, что достигли моих ушей: да что там, сейчас Западу одно интересно – Россию на колени поставить, задумали наше российское православие уничтожить.
Православие – главная тема для разговоров и повод для волнений.
Но ведь не везде так, в Москве или в Петербурге, может быть, человек бы заговорил о другом. Идея православия здесь очень сильна, об этом думают, говорят… Жива память об Иоанне Тобольском, который пришел сюда и стал святым, прославившимся добрыми делами… В Иоанно-Введенском монастыре мне рассказали о женщине, кланявшейся мощам Святителя со словами: если ты меня вылечишь, буду тебе служить. И Святитель ее исцелил.