Застонав, я с некоторым трудом открыл глаза и посмотрел в потолок. Что случилось? Где я? Судя по запахам и тишине, больница или госпиталь. Ничего не помню. Так, надо вспомнить. Пошевелиться не могу, похоже привязан. Судя по боли в груди, всё так знакомо, или пулевое ранение, или ножевое, а может, и шпагой проткнули, поди знай. Так, что я помню?
Вернулся из Бреста в свой дом, который толком обжить не успел, да и не стал. Разобрался с делами, пару раз посетил балы по приглашениям видных людей, с Бонапартом встречался, тот сам приглашал, просто поговорили о концепции морской специфики ведения войн, после этого я посетил свои владения во Франции, то есть поместье, виноградник, увидел, как заводик работает, попробовал вина, что там изготавливают. А вкусно! Два месяца во Франции провёл. Завещание на детей написал, после чего отбыл в Ирландию, получившую наконец независимость, это было одно из условий перемирия, и несмотря на то что англичане от злости все зубы покрошили, скрежеща ими, всё же согласились. Признали. Франция тоже официально признала независимость Ирландии. В результате началась буча в Шотландии, видимо завидно стало, но англичане там быстро всех задавили.
Как граф Ирландии, я был её поданным, да-да, у меня теперь два гражданства, Франции и Ирландии. Я побывал на балу у королевской четы, засвидетельствовав своё почтение, и направился в поместье. Две недели там провёл. Потом… А потом выстрел из кустов с клубами дыма, и боль в груди. Дальше помню урывками. Работники поместья на вилы подняли стрелка, и ни я, а я тогда в сознании был, ни они его не опознали. А я ведь думал о возможном покушении, англичане те ещё злопамятные твари, почти как я, страховался, и вот так получилось. Обидно.
Тут в помещение вошёл врач, осмотрев меня, стал тыкать иголки, видя, что я в сознании, спрашивал, что чувствую. Я честно отвечал, хмурясь всё больше и больше. Он это видел, поэтому честно сказал:
– Я сожалею, господин граф, но вы на всю жизнь парализованы. Всё, что ниже груди. Вы на всю жизнь будете прикованы к постели. Пуля неудачно задела позвоночник.
– Жаль, конечно, но всякое может случиться. Где я нахожусь?
– В Дублине. Вас привезли сюда по распоряжению королевской семьи. Две недели вы были без сознания. Операцию тяжело перенесли.
– Хм, ясно. Опознали того, кто в меня стрелял?
– Да, это один из бывших помещиков, владельцев земли, патриот Англии. Бежал из тюрьмы, его искали, но роковой выстрел он сделать сумел.
– Я понял. Мне нужна помощь королевской семьи. Я хочу купить судно, шхуны хватит, и отправить его в столицу России. На судне должны привезти моих родственников. Хочу проститься с ними, переписать на них имущество. Я дождусь.
Я действительно был спокоен, это другие цепляются за жизнь всем чем могут, а мне не критично, я знал, что всё начнётся сначала: новое тело, в этот раз не парализованное, и новые приключения. Тихо угасать в постели? Ну уж нет, это не про меня. Однако родственников дождаться придётся, я действительно хочу в последний раз повидать своих кровиночек. Чёрт, успеть бы, осень на носу, середина сентября, скоро Балтика встанет, так что стоит поторопиться.
Очнувшись, я застонал от боли в груди и голове. Открыл глаза, резкий свет солнечных лучей резанул по глазам, отчего те заслезились, и я прищурился. Рядом со мной стояли несколько мужчин, странно привычно одетых. Даже почти одинаково. Широкие брюки, рубахи-косоворотки. Трое в ногах, и двое по бокам, слева и справа. У одного слегка засаленный пиджак, у другого полувоенный френч, кепки были у четверых, у «френча» панамка. Эти двое вставали с колен, и один, что в засаленном пиджаке, сказал, кивнув на меня:
– Помер да помер… Видите, Пал Степаныч, ожил. Я же говорю, умею сердце снова запускать.
– А ты ему всё грудину отбил, лупил как сумасшедший, – проворчал «френч».
– Ладно, мне пахать пора, – пробормотал первый и отошёл, пока я анализировал ситуацию и слушал разговор ещё трёх мужиков, которые стояли в ногах, с вилами в руках.
Тут рядом громко завыло и затарахтело. Слегка повернув голову, я стал с удивлением рассматривать старинный трактор – колёса железные с железным протектором. По-моему, самые первые тракторы, массовый выпуск которых начали в век механизации, выглядели именно так. Странно, я должен был очнуться лет через сто, плюс-минус, в девятнадцатом веке, при императоре, а тут явно двадцатый. Да и общаясь, те друг друга товарищами называли. Советский Союз? Куда же меня занесло?
А как всё хорошо спланировано было. Шхуна успела и до России добраться, и вернуться до того, как Балтика встала. Так что детей своих я видел, как, впрочем, и жён, ну и попросил их забрать меня в Россию. Мол, хочу там помереть. Также я выполнил то, что хотел, всё переписал на детей, вообще всё. Михаил моим наследником графского титула и имения стал. Чуть позже мы отплыли и направились в Средиземное море, а там и на Чёрное. А потом меня на повозке везли в Москву. Не довезли, видимо ранение такое, что-то сдвинулось от тряски, и я начал задыхаться, врач, что меня сопровождал, сделать ничего не смог, три часа мучений, и вот я очнулся в этом теле. Хорошо, с детьми я практически не расставался, пока плыли к Одессе, лежал на палубе, дышал свежим воздухом, а в своей каюте рассказывал сыновьям, где закопал сокровища их отец. Почти все схроны выдал, с координатами и как найти. Сам карты чертил, всё сделал, если не дураки, найдут. Это тоже экзамен на выживаемость и сообразительность. Только один схрон оставил, вдруг в следующем теле пригодится? Запас.
А пока с детьми общался, всё размышлял, считать мне их родными или нет? Тело чужое, только душа моя, так мои дети или нет? Так и не пришёл к однозначному выводу. Но общался с ними как с родными. Я им действительно стал настоящим дядей. А вот план мой до конца не сработал, хотел до России добраться, чтобы очнуться в новом теле тут, на своих территориях, и пустить пулю в лоб, небольшой пистоль у меня припрятан был, а умер сам, в пути. Мы где-то между Одессой и Киевом были, когда это случилось. Сейчас же нужно вживаться в новое тело и узнать, что с ним произошло. Поэтому, слегка пошевелившись, определил, грудь ныла уже не так сильно, а вот голова да, раскалывалась. Подняв руку, я нащупал здоровенный шишак.
«Были бы мозги, было бы сотрясение», – мысленно хмыкнул я.
Пока я себя ощупывал, трактор, буксируя плуг, продолжил взрыхлять поле. Тракторист за его рулём, тот, что оживил это тело, проводя реанимационные мероприятия, удалился, и стало возможно говорить. «Френч» уже закончил строить трёх мужиков, которые стояли у трёх подвод, куда загружали из прошлогоднего стога сено, видимо убрать нужно, чтобы трактор распахать мог поле, а ругал их, мол, работают неспешно. Поэтому я спросил:
– Что со мной было?
Говорить было трудно, горло хрипело, но выдать практически чёткий вопрос я всё же смог. Мой, казалось бы, такой простой вопрос заставил выпучить глаза всех четверых. Один из колхозников, а похоже, это они и есть, выдал, ахнув:
– Дурачок-то наш заговорил!
– Вот это да, – согласился с ним второй.
Третий выразил свои эмоции матерной тирадой, от которой заткнулся, получив лёгкую затрещину от «френча». Тот сам в шоке был, но выразил явно общие мысли:
– Вот Михалыч обрадуется. Как он горевал-то, что его третий сынок дурачком уродился, говорить не мог, ходил со слюнями и соплями по всей роже, баб наших пугал. Визг их ему, видишь ли, нравился. А тут заговорил… Чудеса…
– Так что это было? – хриплым тоном переспросил я.
Связки нужно разрабатывать, раз ими не пользовались, так, ревели и мычали, то говорить придётся почаще, а желательно петь, вот уж где тренировка. Да и вообще стоит понять, в какое чудо я попал. Хотя бы внешность изучить. Если в юродивого, то все признаки могут быть на лице. Иметь кривое лицо дебила я бы не хотел. Интерес, куда точно попал и в какое время, отошёл на второй план, тут ситуация серьёзнее.
– Болтом тебя по голове ударило, из сцепки плуга вылетел, – наконец ответил один из колхозников. – Убило наповал, но Егорка, тракторист наш колхозный, тебя оживил.
– Ясно, – задумался я. – А у вас зеркальца нет?
Зеркальце нашлось в кармане у председателя, именно так к нему обращались колхозники. Изучая вполне нормальное курносое лицо, разве что густые брови и пухлые губы привлекали внимание, я расслабился. Не урод, обычное лицо, подходящее. Тело потом изучу, а так ощупывание показало, что хлопец вполне крепкий. Только явно подросток. Такие предметы тяжёлые легко могут поднять, дури у них до хрена. Однако сила есть, но выдыхаются быстро. Тела не тренированные, балду гоняют, поэтому на долгой работе сдыхают мгновенно. Дыхалки не хватает. Да, тело будем тренировать. Пока я раздумывал, председатель и один из колхозников, подняв меня за руки, придерживая по бокам, повели к машине без верха. Точнее он сложен на задке был. Что-то такое я помню, кажется «фаэтон» называется. Меня усадили сзади, председатель сел спереди за руль и сказал, слегка обернувшись:
– Цени, сам председатель тебя возить будет. Сейчас к фельдшеру свозим, у нас в селе есть медпункт, он осмотрит тебя, а то рана, шишка и крови немного натекло.
Слегка кровившую корку я чувствовал, потрогал пальцами, но ничего более. Как бы больше кровотечение не открылось. Надеюсь, серьёзной черепно-мозговой травмы я не получил. Тут один из колхозников прошёл к передку машины, что-то дёрнул, и мотор затарахтел. Ничего себе, с кривого стартера заводится, как знаменитая «полуторка». Мутить при движении меня начало сразу, значит, точно сотрясение получил, и чтобы отвлечься, я стал задавать вопросы:
– Я ничего не помню, ни себя, ни родителей. Кто они? Кто я?
– С одной стороны, беда, – покачал председатель головой, – а с другой – разум к тебе вернулся, а то иной раз встанешь посередине улицы, не проедешь, и мычишь, не понятно что. А когда ты штаны спустил и со стоящей елдой за девками бегать начал, вот это было смешно.