Валковского сильно удивило отношение к подобным делам со стороны администрации. Ведь по факту большинство беззастенчиво распиленных трофеев являлись ее имуществом. Но потом все же сообразил. Эта уступка была своеобразным поощрением тем, кто отважится вступить в схватку с бандитами. Причем на этом бонусы не заканчивались. За каждого бандита еще и премия причиталась: пятьсот рублей за мертвого и тысяча за живого, доставленного на виселицу. Милиции едва хватало на то, чтобы поддерживать порядок в поселках, отсюда и такая щедрость.
Нет, становиться штатным охотником за головами Владимир не собирался. И дело вовсе не в том, что он не хотел возвращаться к прежней работе в правоохранительных органах. Еще чего! Предложат – он не откажется. В конце концов, оседлая жизнь, вполне приличная зарплата плюс бонусы от администрации и, что его удивляло, уважение окружающих. Ну и самое главное – куда больше возможностей, для того чтобы подобраться к своему бывшему подчиненному. Просто ему-то как раз никто ничего такого не предложит. Колонисты долго еще не забудут того, как он служил на Земле. Сарафанное радио сделало свое дело.
Охотник же за головами – это заработок весьма ненадежный. Во-первых, и что немаловажно, данная профессия достаточно опасная. Во-вторых, работа не отличается стабильностью, несмотря на щедрое вознаграждение: поди еще выследи ту банду, а потом еще и возьми, да и бандиты тут все же не такое уж и частое явление, чтобы обеспечить стабильный доход. То, что случилось с ним и Роговым, это скорее стечение обстоятельств, не более. Так что охота на разную двуногую нечисть – это только если в качестве случайного приработка.
– Доброе утро, Семеныч, – закончив умываться и выйдя из ванной, поздоровался Валковский.
– И тебе не хворать, – довольно равнодушно ответил Рогов.
– Слушай, я не пойму, в чем я не прав?
– А разве я говорю, что ты не прав? – вздернул бровь Рогов.
– Не говоришь, но я же вижу.
– Да ни хрена ты не видишь. Ты тут вообще ни при чем. В конце концов, ты своей шкурой рисковал, так что право на трофеи законное имеешь. А то, что не пожелал побольше уступить вдове, то твое личное дело. Думаешь, здесь все такие правильные и благородные? Ничуть не бывало. Никто своего не упустит. Так что ты вполне себе в пределах допустимого все сделал.
– Ну и какого тогда ты так накуксился?
– Да ехать пора, а тут опять задержка. Пока со всем этим счастьем, свалившимся на нас, разберемся, день угробится. Я же думал, с гор сразу двинем на промысел. А тут возвращаться в Рыбачий пришлось, да еще сутки на заимке потеряли. Недели как не бывало, твою дивизию.
– Погоди, так ты что же, думал, что эта пометка пустышка? – искренне удивился Валковский.
– А зачем на карте отмечать свое логово? Одно место можно запомнить и без всяких пометок. А так, попадет кому-нибудь на глаза карта, и жди гостей.
– Что же, вполне логично. Тогда получается, что нам просто повезло. Или ты так не считаешь?
– Ну, это смотря что понимать под словом «везение».
– Интересно. Если это не везение, то я испанский летчик. Слушай, а сколько зарабатывают охотники-промысловики?
– Ну, это от охотника зависит.
– Понятно, что специализирующемуся на пушнине или чучелах хищников нужно особое мастерство. Но ведь есть и те, кто только охотой на зубров пробавляется.
Нет, Семеныча Владимир не имел в виду. Из его рассказов следовало, что тот вполне себе охотился и на более серьезную дичь, и Валковский был склонен ему верить. Опять же, знание им повадок хищников и других животных уже говорило о многом. Просто сомнительно, что он натуралист и изучает животных строго по книжкам, для общего развития. Его знания носят сугубо практический характер, и это заметно.
– Есть такие охотники. Но это скорее простые мясники.
– Мясники? – вздернул бровь домиком Владимир.
– Сам все поймешь. А что касается заработков, считай сам. Итак, в среднем расклад по зубру таков: сорок процентов от общей массы – это мясо, по пять копеек, пять процентов – ливер, по той же цене, десять процентов – шкура, по десять копеек кило, сорок пять процентов – отходы, кость, требуха, которые здесь пока никак не используются. Из расчета средней массы зубра в три с половиной тонны, чтобы забить промысловый «Урал», нужно четыре головы. Грязными выходит в среднем четыреста рублей, минус накладные расходы, и в итоге рублей триста – триста тридцать.
– Накладные расходы не сильно задрал? Горючка же всего десять копеек за литр, что бензин, что солярка.
– В самый раз. Причем это из расчета, что стрелок будет меткий. Один патрон калибра «четырнадцать и пять миллиметра» обходится в двадцать рубликов.
– Ско-олько-о?
– Угу. Недешево.
– Какой-то странный тут перекос в ценах. Гранаты дешевле, чем эти патроны.
– Верно. Но ведь патрон промысловый. Никому другому, кроме охотников на зубров, он и к ляду не нужен. В того же волколака таким пальни, так его насквозь прошьет, причем еще и хороший шмат мяса со шкурой вырвет. Попадешь в лапу, оторвешь без вопросов. Ну и куда потом такое добро? А в зубре рана слепая получается. Если не в упор, конечно.
– Ясно, – направляясь в свою комнату, произнес Владимир, но в дверях он остановился и вновь обернулся к Семенычу: – Слушай, а сколько времени затрачивается на одну ходку?
– В среднем трое суток. Тут же не просто подстрелить зубра нужно, но еще и разделать, упаковать и погрузить в холодильник. Та еще работенка.
– Значит, тогда получается, что ты за время большой охоты в лучшем случае успеваешь сделать пятнадцать ходок. Да и то, если работать по-стахановски.
– Где-то так, – согласился Семеныч.
– Угу. Но даже в этом случае ты заработаешь где-то четыре с половиной – пять тысяч. Верно я понимаю?
– Ну, верно.
– Хм, скромненько. Да еще и напарника себе взял. Я про охотников что-то не понимаю?
– Это только я работаю полтора-два месяца, пока стадо находится на оптимальном расстоянии от Берна. Мы туда сдаем всю добычу, там консервный и кожевенный заводы. А остальные промысловики по полгода на охоте и работают строго парами. Они за сезон зарабатывают тысяч десять – двенадцать, то есть по пять-шесть на человека.
– Нда-а… не жирно.
– Ну, это как сказать. Есть ведь еще и вариант завалить волколака или льва. Если правильно подстрелить и снять шкуру, то они идут по две тысячи рублей, а с зимним мехом по три. А есть еще и дикие собаки, от которых порой устанешь отбиваться. У них цена так себе, сто – двести рублей, но когда эти паразиты нападают, то пока не потеряют с пяток собратьев, не отстанут. Так что за сезон в любом случае получается тысяч по семь-восемь, а то и больше. Конечно, нужно вычитать выплаты по займу, но все равно охотники не бедствуют.
– Но и не жируют.
– Это да.
– Погоди. Так чего же ты такой недовольный, если у тебя одних трофеев втрое против того, что ты смог бы заработать? – Владимир с недоумением уставился на Семеныча.
Впрочем, еще не закончив озвучивать вопрос, Валковский уже знал ответ. Как говорится, все на поверхности. Рогова расстраивает не то, что у него из рук уходит заработок. Деньги для него вообще не являются определяющим фактором. В конце концов, по большому счету он и напарника взял в убыток себе. Ведь справлялся же раньше, а теперь придется все это делить на двоих. Больше охотиться? Да нет, не любит Семеныч перетруждаться.
Впрочем, это только указывало на то, что расстроенный вид у Рогова не из-за упущенной выгоды. Но никоим образом не раскрывало причину его меланхолии. Можно было предположить, что он обижен на Валковского из-за его поведения во время дележки трофеев, но сам же Рогов и отмел эту версию. Он сетовал именно из-за задержки в Рыбачьем. Так куда же он торопился, если деньги его не так уж сильно интересуют?
Из дома Владимир вышел, так и не найдя ответа на свой вопрос. Да, признаться, его не больно-то это и волновало. Главное, что в свете предстоящего совместного похода между ними не пробежала кошка, а остальное все ерунда.
Владимир вовсе не собирался отказываться от большой охоты. Конечно, у него на руках оказалась довольно солидная сумма, но он все же хотел получше осмотреться в этом мире. Ему предстояло вживаться в этот мир, а потому никакой опыт не будет лишним. Как говорит одна очень точная поговорка, сдуру можно сломать орган, отродясь не имеющий костей.
Валковский ни с того ни с сего остановился и вздохнул полной грудью. Господи, какой же тут воздух! Просто голова кругом. Нет, это не акклиматизация. Она уже давно миновала. Просто время от времени на него накатывало, когда и воздух казался еще чище и звонче, а краски этого девственного мира начинали играть еще более яркими оттенками. Похоже, ему тут определенно нравилось. А ведь всегда считал себя городским.
Лавка Пилина располагалась неподалеку. Да, здесь все рядом. Десяти минут неспешного прогулочного шага вполне достаточно, чтобы пройти поселок из конца в конец. И это при том, что дома здесь особо не теснились, чего очень даже можно было ожидать от поселения в достаточно враждебной среде.
– Здрасте, дядь Вов.
– Здрасте.
Чуть не хором поздоровались двое мальчишек, пронесшихся ему навстречу на велосипедах. Он едва успел поприветствовать их в ответ. Мальцам недолго осталось. Уже скоро начнется учебный год, и улицы поселка лишатся некоего особенного оживления, причиной которого бывает шумная детвора. Те, что постарше, отправятся в интернаты, а тех, которые помладше, родители начнут загонять в своеобразные беседки, имеющиеся в каждом дворе, или в дома. Это сейчас они на улице, потому что под присмотром более старших.
Еще одна удивительная деталь. Тут все друг с другом здоровались, улыбались и живо интересовались делами. Может, это вовсе и не местная особенность, а присущая всем небольшим поселениям, и подобным не удивить сельских жителей на Земле, но для него это было необычно и… чего уж там, – приятно ему было.
Лавка, расположенная на первом этаже двухэтажного каменного дома, встретила его тренькнувшим звонком. Вот вроде ничего такого особенного, но в то же время по телу словно какая-то приятная волна прокатилась. А еще ударивший в нос запах, в котором смешалось все, от терпкого аромата чая до маслянистого, идущего от оружейной смазки. Странное дело, но он не вызывал отторжения, хотя, казалось бы, смесь должна была получиться еще та.