Мы тонем в нарастающей волне боли, которая отрывает нас друг от друга и лишает голоса.
3
Спустя какое-то время во дворе появляется женщина. Не из выживших — аура у нее слабая, приглушенная по сравнению с нашими. К груди она прижимает планшет с зажимом. На тыльной стороне ладони левой руки видна серебристая, как и у Алекса, татуировка. Значит, у нее тоже иммунитет.
— Всем привет. Пожалуйста, идите за мной — я покажу вам ваши комнаты.
— Вы не загоните нас туда, — говорит какой-то мужчина, и я вижу в его ауре ужас и угрозу. Он готов предпринять что-то, но что именно — драться или бежать, — определить невозможно, да и он не знает сам.
Женщина качает головой, и бунтарь немного успокаивается.
— В больницу, где вы находились раньше, вас не вернут.
Самая младшая в нашей группе, девочка лет восьми-девяти, подходит к ней.
— А там, куда мы идем, будет хорошо? — спрашивает она. У нее большие круглые глаза.
Женщина смягчается.
— Да, конечно. Это я тебе обещаю. Идем, и увидишь сама.
Мы следуем за ней через двор к другой двери и дальше в ту часть здания, которую она назвала спальным крылом. В каждой комнате по три-четыре кровати и ванная. И, действительно, все мило. Простенько, но очень даже неплохо, если принять во внимание то, где нас держали раньше. В конце коридора большая комната с телевизором и там же столовая. Обед через час, говорит женщина. Мы уже распределены по комнатам. На двери одной из них вижу три таблички с именами: Беатрис, Амаранта и Шарона. От неожиданности я даже моргаю, а войдя, обнаруживаю, что одна из девушек — высокая и на несколько лет старше меня — уже здесь.
— Ни слова, дай угадаю… — говорит она. — Беатрис?
Я качаю головой.
— Шарона. Но, пожалуйста, не называй меня так. Я Шэй.
— А я Эми, ладно? Кто же Беатрис?
— Я, — произносит тонкий голосок. В коридоре, у открытой двери, стоит та самая девочка, которая спрашивала, куда нас отправят.
Перед обедом нас просят собраться в комнате с телевизором. Телевизор, к сожалению, выключен. Я надеюсь увидеть доктора Кросса — Алекса, как он просил его называть. Жалею, что не спросила его о главном: есть ли новости о Кае. Смог ли он выбраться с Шетлендов? Все ли у него хорошо?
Однако в комнате нас ждет еще одна женщина, в белом халате. Она улыбается, но нервничает, хотя и скрывает это лучше, чем ее предшественница.
— Добрый вечер. Я доктор Смит, психиатр. Хочу рассказать вам о том, что происходит как здесь, так и в мире, а потом отвечу на вопросы, если они у вас появятся.
Психиатр? Доктор Смит? Ее аура говорит о другом.
— Но прежде я предложила бы каждому представиться и рассказать немного о себе. Это было бы кстати.
Переглядываюсь с Эми. Что это, сеанс групповой терапии?
— Начну с себя, — продолжает доктор Смит. — Я из Лондона — так и есть, это подтверждает и ее акцент, — училась в Кембридже. — Меньшего я и не ожидала. — Сюда я приехала помочь вам с реабилитацией и…
— Минутку. Сюда, это куда? Где мы сейчас? — спрашивает высокий парень в очках примерно одного возраста с Эми.
— Мы находимся на одной из баз ВВС. А теперь, пожалуйста, кто…
— Где эта база? — не отступает парень в очках.
Доктор Смит улыбается.
— Извините, как вас зовут?
— Спайк.
— Мне очень жаль, Спайк, но этого я вам сказать не могу. Информация засекречена. — Она что-то скрывает, и это видно по ее ауре. Но что?
Спайк не отводит взгляда, как будто они играют в гляделки, и ему явно требуется поддержка.
— Как можно скрыть от нас такую информацию, если мы здесь и находимся? — говорю я.
— У меня не тот уровень допуска, чтобы ответить на этот вопрос, но я узнаю, что можно сделать, хорошо?
— Будем ждать. — Спайк смотрит на меня и едва заметно поднимает бровь, словно спрашивает о чем-то без слов. Вот только я не понимаю.
Что? — произношу я молча и направляю вопрос ему, хотя и без особой надежды на то, что он меня услышит.
Спайк улыбается, будто только и ждал, когда же я заговорю с ним таким вот образом. Она сама не знает, где мы находимся, отвечает он на мой вопрос.
Серьезно? Я смотрю на доктора Смит, прощупываю ее ауру. Пожалуй, так и есть. Она скрывает не информацию, а факт своего незнания.
Может, ее тоже привезли сюда в бессознательном состоянии?
Или с завязанными глазами.
Он усмехается. Следующий вопрос?
— Доктор Смит, что вы понимаете под реабилитацией?
— Я остановлюсь на этом подробнее, но не сегодня.
— Вы же сказали, что ответите на наши вопросы, — вставляю я.
— Не на все сразу.
Браво! — посылает мне Спайк и обращается к доктору с очередным вопросом:
— Что с нами делали в этом госпитале или как называть это учреждение? У меня провалы в памяти, как если бы меня постоянно накачивали лекарствами. Но даже то, что я помню, выглядит не слишком приятно.
— Нас держали под наркотиками, над нами проводили эксперименты, и все без нашего согласия, — говорю я. — Разве это законно?
Улыбка все еще на месте, но доктору Смит приходится прилагать усилия, чтобы удержать ее.
— Мы дойдем до ответов на ваши вопросы, но не на все сразу. Прямо сейчас я обязана сообщить вам нечто очень важное. Ради вашей собственной безопасности выслушайте меня внимательно.
Она обводит взглядом всех собравшихся, останавливаясь на мгновение на каждом.
— Вам следует знать, что как выжившие вы являетесь переносчиками этого ужасного заболевания. Для всех на планете, за исключением тех немногих, кто, как и я, обладает иммунитетом, вы представляете серьезную потенциальную угрозу. Несмотря на это, один из наших коллег убедил нас собрать вас всех здесь, чтобы выяснить, можем ли мы помочь вам. Если что-то пойдет не так, последствия могут быть самыми тяжелыми. Мы ставим вам условие. Каждый, кто нарушит это условие, будет возвращен в одиночную палату, где о нем позаботятся соответствующим образом.
Все молча слушают.
— Некоторые из вас обладают, как установлено, определенными… способностями. Эти способности — часть того, о чем мы хотим узнать больше. Мы, вместе. Но если кто-то попытается применить свои способности, чтобы повлиять на других, или попытается покинуть данное учреждение — мне очень жаль, но ради безопасности всех находящихся как здесь, так и за пределами базы, — его также вернут в госпитальное крыло. Есть вопросы?
Я оглядываюсь. Некоторые из собравшихся определенно понимают, о чем идет речь, — например, Спайк и Беатрис, — другие, как Эми, явно не в курсе. Но все молчат.
Доктор Смит улыбается.
— Вот и хорошо. А теперь пусть каждый представится и расскажет о себе, а мы лучше узнаем друг друга. Кто хочет начать?
Желающих нет, и доктор выбирает сама. Поначалу дело идет со скрипом, но постепенно люди раскрепощаются и рассказывают о себе такое, о чем в другой ситуации даже не заикнулись бы. Случившееся еще слишком свежо, оно не переработано сознанием, и мы не в состоянии блокировать что-либо.
У Елены были дети и внуки — все мертвы.
Дэвид лишился родителей и братьев. Его самого преследовала толпа, и ему, чтобы спастись, пришлось прыгнуть с моста в реку.
Али единственный выживший из всей семьи.
Наши истории — вариации одной и той же темы: мы заболели. Наши родные и друзья умерли. Однажды мы проснулись и обнаружили, что находимся здесь.
Потом подошла очередь Беатрис. Девочка спокойна и сдержанна. Ровным голосом, словно ничего не случилось, она рассказывает, что ее родители, брат и две сестры умерли от гриппа. Что она провела с ними несколько дней, пока ее не нашли и не привезли сюда.
После всего услышанного наши вопросы уже не кажутся важными.
Потом мы обедаем в столовой рядом с гостиной. День был трудным, столько всего случилось, и больше всего на свете я хочу побыть одна, насколько это возможно с двумя соседями. Поев, мы втроем плетемся в комнату.
Я устала, но в голове столько всего, и обо всем нужно подумать, все нужно переработать, и только потом можно будет расслабиться и отдохнуть. Последняя осознанная мысль: я никогда не усну…
4
Где-то, не переставая, звенит и звенит звонок. Я открываю глаза ровно в тот момент, когда в комнате включается свет. Звонок наконец умолкает, но свет не гаснет.
Эми отпускает изощренное проклятие. Я бросаю в нее подушку и взглядом показываю на Беатрис: восьмилетней девочке не полагается слышать такое.
— А это что? — Беатрис смотрит на дверь, перед которой лежит на полу белый листок бумаги.
Встаю, зевая, и поднимаю листок.
— Так, посмотрим. Это наше расписание на сегодня. День начинается в шесть утра — звонит будильник, включается свет. Это уже произошло.
— Шесть часов — еще не утро! — ворчит Эми и прячет голову под подушку.
— Что дальше? — спрашивает Беатрис.
— Душ. Потом, в семь часов, завтрак. Так… в восемь — игры!
— Какие игры?
— Не знаю. Похоже, пока большинство будет играть, с некоторыми проведут индивидуальные сеансы, тесты или что-то еще.
— Похоже на школу, — говорит Беатрис.
Очень.
— Я последняя в душ, — подает голос из-под подушки Эми.
В столовую приходим с небольшим опозданием — приходится тянуть с собой протестующую Эми. Спайк машет рукой, и мы все садимся за его стол.
— Как спалось? — спрашивает он вслух.
— Как ни странно, выспалась. — Я хмурюсь. Накануне, дотащившись едва живая до кровати, я не сомневалась, что, узнав так много нового, проведу всю ночь в раздумьях. Но закрыла глаза и будто провалилась.
Как и вчера, Спайк поднимает бровь, давая понять, что хочет поговорить молча.
Да?
Думаю, нам что-то подсыпали. Должно быть, за обедом. Я надеялся, что мы сможем обсудить кое-что потом, но после обеда… просто отрубился. Уснул и все.
Вот так новость. Я так утомилась, что об остальных даже не вспомнила.