Как только к Марку вернулись самообладание и рассудительность, он тотчас же прибег к наивернейшему способу, чтобы обратить на себя внимание: он дал два выстрела из своего ружья и затем повторил еще несколько раз тот же прием до тех пор, пока на пинасе подняли флаги. В тот момент пинас находился уже почти под самым Пиком. Но вот и с судна раздался ответный выстрел.
По этому сигналу Марк бросился бежать бегом навстречу судну; несколькими скачками спустился он к оврагу и, не переводя духа, как безумный, мчался все вперед и вперед, рискуя каждую минуту сломать шею. Менее чем в полчаса он добежал, едва дыша, до места, где стояла его «Бриджит», и вскочил на судно.
Когда Марк миновал последний выдающийся в море утес, выйдя из своей потайной бухточки, невольный крик радости и счастья сорвался с его уст: всего в каких-нибудь ста саженях расстояния его глазам предстала «Нэшамони»; судно шло, придерживаясь берегов и, очевидно, отыскивая удобное место для того, чтобы пристать к острову. С пинаса тоже отозвались: Марк и Боб узнали друг друга. Боб по старой матросской привычке подбросил в воздух свою шапку и издал три громких возгласа, тогда как Марк, совершенно обессилевший от волнения, принужден был опуститься на скамью, а вслед за тем он выпустил из рук и шкот[29]и потерял сознание. Очнулся он в объятиях своего друга на палубе «Нэшамони».
Прошло более получаса, прежде чем Марк вполне овладел собой. Наконец, слезы облегчили его душу; он не стыдился этих слез, слез радости, при встрече со своим старым другом. Тут он заметил присутствие еще одного лица на судне, но так как человек этот был темнокожий, то Марк решил, что, вероятно, это какой-нибудь туземец с тех островов, где по пути остановился Боб, и потому не обратил на него должного внимания. Боб заговорил первый:
— Мистер Марк, вот ведь счастье-то! Мог ли я ожидать такую радость? Поверите ли, я дрожал от страха, пускаясь нынче в путь на нашей «Нэшамони»; ведь я ничуть не был уверен в том, что сумею найти вас.
— Спасибо вам, дорогой Боб, спасибо! Судя по тому, что я вижу, вы, верно, пристали к одному из населенных островов неподалеку отсюда. Но для меня является загадкой, каким путем вы, Боб, сумели отыскать Риф?
— Риф! Да разве это Риф? — с удивлением воскликнул Боб. — Должно быть, земля здесь кверху дном перевернулась с тех пор, как я расстался с вами!
Марк рассказал Бобу о том перевороте, который совершился в его отсутствие, и затем в кратких словах передал ему всю свою эпопею за это время. Бэтс весь превратился в слух, с жадностью слушая его рассказ.
— Так вот она причина-то всех тех землетрясений! — воскликнул Боб. — Поверите ли, в то время, как у вас все это здесь стряслось, я был более чем в полутораста милях от этих мест, но и у нас были такие землетрясения, что даже старому опытному матросу невозможно было устоять на ногах. Два дня спустя к нам присоединилось судно, которое в ту пору находилось без малого на сто миль ближе к северу, чем мы, и что же? Ведь весь экипаж рассказывал, что там, в открытом море, им казалось, что небеса с землею сошлись.
— Вы говорите о каком-то судне, Боб! Но разве возможно, чтобы вы где-нибудь повстречались с ним в этих местах?
— Нет, мистер Марк, напротив, это весьма возможно. Впрочем, самое лучшее, конечно, будет, если я расскажу вам все мои делишки по порядку. Однако, сойдем на берег.
Вход в маленькую бухту находился в двух саженях от них. Оба судна вошли в нее и причалили к берегу. Затем приятели в сопровождении того же туземца стали подыматься на гору. Выйдя на поляну, ни Боб, ни его спутник не могли удержаться от шумного выражения радости и восторга при виде всех чудес этой долины. К немалому удивлению Марка, темнокожий говорил на том же английском языке, как и Боб. Желая ближе разглядеть этого спутника своего друга, Марк обернулся в его сторону и с первого же взгляда узнал в нем знакомое лицо.
— Боб! — воскликнул он, с трудом переводя дух. — Неужели это в самом деле Сократ?
— Да, сударь, это самый Сократ и есть, да и Дидона, его жена, тоже не за сто верст от вас.
Сократ и Дидона были слугами его жены, которых он оставил при ней. Тысячи мыслей, воспоминаний и предположений разом зашевелились в мозгу Марка; тем не менее он воздержался от всяких преждевременных вопросов. Собственно говоря, он в глубине души чего-то опасался, и потому какой-то безотчетный страх удерживал его.
Боб опасался за своего друга, предвидя слишком сильное для него волнение, и преднамеренно старался ослабить то впечатление, которое должен был произвести его рассказ на Марка.
Когдо пинас, вместе с находившимся на нем Бобом, был унесен в море прошлогоднею бурей, то злополучному моряку не оставалось ничего более, как довериться произволу волн, которые, перекидывая его судно с утеса на утес и с рифа на риф, наконец, вынесли его часа три спустя совершенно невредимым в открытое море. Уцелел пинас среди подводных рифов и камней только потому, что буря вздымала волны высоко, и даже поверх скал и рифов для «Нэшамони» было достаточно воды.
В продолжение целой недели Боб всячески пытался вернуться вновь на Риф, но это ему не удалось.
По прошествии восьми дней под ветром показался берег; в надежде встретить там людей, Боб стал держать на этот берег, но ожидания его не оправдались. То была громадная гора вулканического происхождения, весьма схожая с Пиком, но только безусловно лишенная всякой растительности. Он назвал ее именем своего старого судна и прожил там несколько дней.
С наиболее возвышенной точки острова Ранкокуса видна была на севере и на западе земля. Боб решил итти на запад в надежде повстречать какое-нибудь судно и приблизительно в ста милях от острова Ранкокуса наткнулся на группу низких, плоских островов, которые оказались населенными. Туземцы этих островов были очень миролюбивы и, очевидно, привыкли уже видеть белых. Повидимому, неожиданное появление в их водах новенького судна с одним лишь человеком показалось им не совсем естественным событием, которое они, нимало не задумываясь, приписали вмешательству богов; поэтому они встретили Боба со всевозможным почетом. Сам предводитель племени этих островитян вступил в дружеские отношения с Бобом; они побратались, взаимно обменялись с ним именами и даже от души потерлись друг с другом носами.
Прожив около месяца под гостеприимным кровом радушного индейца, Бэтс вместе с ним отправился однажды на группу соседних островов, расположенных в трехстах милях далее на север. Там Боб рассчитывал встретить какое-нибудь судно, и оказалось, что на этот раз его расчет был верен; на самом деле там стояло большое судно под испанским флагом, пришедшее из Южной Америки для ловли жемчуга. Судно это возвращалось теперь обратно и в то время как раз уже готовилось к отплытию. Вследствие какого-то внезапного недоразумения, происшедшего между командиром брига [30] и темнокожим другом Боба, этот последний вдруг совершенно неожиданно уехал и даже не простился с ним. Теперь у Боба не было другого выбора как или оставаться на этих островах, или же плыть на том испанском бриге, который отправлялся на другое же утро. Понятно, что Боб избрал последнее.
Сойдя в Панаме на берег, Боб перебрался через этот перешеек и прибыл в Филадельфию менее чем пять месяцев спустя после того, как распростился с Рифом.
Судохозяева «Ранкокуса» категорически отказались от какой бы то ни было попытки вернуть вновь свое судно; они набросились на страховое общество, принудив Боба показать под присягою, что судно их погибло. Почти одновременно с владельцами «Ранкокуса» узнала также от Боба Бэтса о судьбе, постигшей мужа, и Бриджит. Не задолго до того времени Анна Вульстон вышла замуж за молодого симпатичного врача, недавно поселившегося в Бристоле.
Боб изобразил Бриджит в самых радужных красках прелести Рифа: и мягкость климата тех стран, и плодородие почвы, и вызвался лично сопровождать ее к мужу. Понятно, что первыми узнали о решении Бриджит ехать к мужу молодые супруги Хитон; они не только одобрили намерение Бриджит, но и сами высказали желание присоединиться к ней. Отъезд на Риф был, таким образом, окончательно решен.
Как раз в это время из Нью-Йорка отправлялось прекрасное судно. Взять тайным образом билеты на проезд было не трудно; все необходимые запасы и покупки уже были сделаны и тотчас же отправлены на судно. Перед уходом судна были отправлены в Бристоль к отцам весьма почтительно и даже трогательно написанные письма; Боб был уже на судне, где к нему присоединились Сократ с Дидоной и Юноной, бежавшие из дома Ярдлея по приказанию своей госпожи. Кроме того, к нашим переселенцам присоединилась некая Марта Уотерс, старинная приятельница Боба. Со времени своего возвращения с Рифа и встречи с Мартой Уотерс Боб сильно изменил свой взгляд на брак, и вскоре сама Марта Уотерс стала его женою.
С Мартой была еще ее сестра, молоденькая Дженни Уотерс, пожелавшая с своей стороны сопровождать сестру в далекие края.
Наконец, переселенцы, в числе девяти человек, отплыли. Вскоре благополучно высадились в Панаме. Здесь, на их счастье, тот же испанский бриг, с которым прибыл сюда Боб, готовился опять к отплытию в те же края, где встретил его наш приятель. Боб и его друзья без затруднений были приняты все на бриг, при чем к ним пожелал пристать один молодой корабельный плотник, по фамилии Биглоу, бежавший год назад с своего судна. Он с женою и ребенком были охотно приняты в число будущих сограждан далеких островов. Из Панамы до островов Жемчужин плавание продолжалось долго: лишь на шестьдесят первые сутки переселенцы высадились, наконец, на давно знакомых Бобу островах Жемчужин со всем своим громадным багажем. Тут были и коровы, и молодой бычок, и жеребята, и несколько штук коз, и множество орудий, и инструменты всех родов, каких не было в трюме «Ранкокуса».
На островах Жемчужин Боб отыскал своих прежних друзей, радушно встретивших его теперь, как и в первый его приезд на эти острова. Он привез им кое-какие пустые для европейца, но очень ценные для индейцев подарки, благодаря которым оказалось нетрудным убедить этих островитян перевезти всю маленькую общину со всем ее имуществом на острова Бэтто, того самого предводителя островитян, с которым Боб когда-то побратался и где оставил свой пинас. Острова эти находились на расстоянии приблизительно трехсот миль от островов Жемчужин. Путешественники, их скот и кладь были благополучно туда доставлены на «катамаранах» — нечто в роде громаднейших плотов, очень употребительных в этих морях.