Глава вторая
Святой отец Бертольд, экзорцист и охотник на нечисть, шёл по следу уже три года. Три года уходил от него этот хитрый носферату, три года всё, что оставалось отцу Бертольду — это утешать осиротевших людей после изгнания порождения тьмы. Но вот, наконец, вчера он понял — цель близка! Но и носферату затеял что-то необычное! Отловил по округе всех кошек и куда-то спрятал, похоже — в один из склепов на местном кладбище. Почему? Ждёт новолуния, отец Бертольд мог сказать это совершенно точно. Не зря же он с благословения учителя своего, самого святого настоятеля, прочёл столько мерзостных сочинений чернокнижников! Врага надо знать в лицо! И он читал. Его тошнило, но он читал, и не убоялся погружения в знания запретные, ибо крепок он в вере, и не найдёт враг рода человеческого дороги к душе его. Экзорцистов вообще очень мало, слишком специфическая подготовка требуется, слишком много знаний, и знаний особенных, святой церковью совсем неодобряемых. Немногие братья отваживаются принять их груз, слишком опасно это для души. Но Бертольд смог, и стал экзорцистом, и не раз уже вступал в схватку с порождениями тьмы, и сегодня он готов! И верёвка святой великомученицы Моники готова: вымоченная в святой воде, пропитанная солью и высушенная на алтаре под неумолчное моление — о, это грозное оружие! Одно прикосновение к ней будет повергать любую тварь нечистую во прах и вечный скрежет зубовный.
И ночь пришла.
Спали тёмные ели, спало озеро, спало маленькое кладбище рядом с деревушкой в горах Трансильвании. Но вот раскрылись двери склепа наследного барона. Опасливо озираясь, вышло оттуда нечто — серая кожа, лысый череп, красные глаза, чёрная хламида. В том, что когда-то было руками — безмолвно бьющийся узел: кошек он голоса предусмотрительно лишил. Страдать можно и молча! Сегодня! Сегодня он покинет наконец эту негостеприимную страну! Он оборвёт след, пусть этот глупец ищет — куда делся тот, кого он так упорно преследует. А он пойдёт дальше, пойдёт в мир! Мир велик и полон вкусной еды! Надо только выбирать места, где еда ещё не догадалась, что она именно еда, а не венец творения, и не придумала всяких фокусов с солярными знаками! А таких мест много, очень много, но силы для перемещения удалось накопить только сейчас. Слишком долго он медлил, а потом везде появились эти солярные знаки и серебрёная вода — и находить еду стало трудно, иной раз больше энергии потратишь, чем приобретёшь. Ну, да ничего, сегодня это закончится!
И носферату, переставший быть человеком всего сто лет спустя после рождения Иисуса Христа, стал вычерчивать пентаграмму на перекрёстке между могил. Он прекрасно видел в темноте, ему свет был не нужен, чего не скажешь об отце Бертольде. Всё, что было видно святому отцу в слабом свете звёзд — это невнятное и беззвучное шевеление куска мрака, ещё более тёмного, чем темнота ночи. Тишина царила над старым кладбищем, ни звука, ни шороха. Даже ветер стих, всё замерло. В полном безветрии ещё более странно выглядело продолжающееся шевеление теней в слабом звёздном мерцании. И, несмотря на искреннюю и горячую веру в господа нашего Иисуса Христа, мороз продрал святого отца по коже, и волосы встали дыбом на голове его. Что же задумало сотворить это чудовище? Неужели он хочет поднять умерших? Но на это святому отцу Бертольду есть, чем ответить! Молитвы изгнания и упокоения затвержены им давно, сколько раз уже приходилось ему произносить их. Не собьётся и в этот раз! И вот среди ночи слабым и призрачным голубоватым светом озарились ближайшие надгробия. Облако светящегося тумана повисло над центром пентаграммы, в углах которой, истекая кровью, медленно умирали связанные животные. Стал виден и творец сего непотребства: сгорбленная фигура с лысым черепом явно собиралась шагнуть в сияющее марево. Уйдёт, понял отец Бертольд. И, выскочив из-за надгробия, метнулся вслед тающей в мерцающем мареве дичи.
В Столичном Университете маги поставили смелый эксперимент с машиной дэ Форнелла, о которой сам создатель знал очень мало. Он её сделал, он её один раз применил — и всё! И даже то, что она каким-то образом сработала, он понял только потому, что подопытный материал — сошедшая с ума девушка-полукровка — исчезла неведомо куда. А университетские маги и этого не увидели, потому что подопытного образца у них не было, не догадались они, что на пустую площадку в центре нужно что-то или кого-то поместить. Зато была прорва энергии — много, очень много, на сорок четыре порядка больше, чем было в распоряжении дэ Форнелла. И вся эта уйма энергии ухнула куда-то при включении, и… ничего не произошло. То есть, вообще. Ничегошеньки. Маги растерянно переглядывались и пытались сообразить — а что, собственно, им теперь писать в отчёте? При испытании неизвестного агрегата непонятного назначения было потрачено 10 в сороковой степени килотонн магэнергии… с нулевым результатом. Жизнь магов стремительно утрачивала прелесть. Прямо на глазах.
Но маги, конечно, были неправы. Потому что именно в этот момент святой отец Бертольд настиг носферату! Он выскочил из таинственного марева в каком-то саду, увидел удаляющуюся сутулую спину и швырнул вслед верёвку святой мученицы Моники, раскрутив её, как лассо — в Ордене братьев не только молитвам обучали! Петля захлестнула горло носферату.
— А-а-а! — торжествующе завопил отец Бертольд.
— Ы-ы-ы! — завыл носферату, безуспешно царапая верёвку
— У-у-у! — заорал Риан, увидев в окно, что два каких-то недоумка вытаптывают коллекционные ирисы его жены, и, недолго думая, сиганул через подоконник. — Убью-у-у! — Донни и Мастер Мечей Корнэл рванули следом. Двое боролись, катаясь среди ирисов. Взбешенный Риан подскакивал к ним то с одной стороны, то с другой, но всё, что ему удавалось — это изредка попасть по кому-то из них ногой. — Прекратить! Твари! Вандалы! Ц*хайц* айц*анг! Вон отсюда! — разорялся на-фэйери.
— На-фэйери Риан, вы позволите? — сдерживая рвущийся наружу хохот, Донни шагнул вперёд и наклонился над катающимися в клумбе существами. — Ф-фу-у… — сморщился он тут же и поспешно выпрямился. В одной поднятой руке, удерживаемое за шиворот странного одеяния в положении «на цыпочках», болталось что-то тёплое, воняющее застарелым потом и грязной одеждой, густо заросшее волосами, в другой наоборот — холодное и лысое, но тоже очень вонючее, правда, запах был другой, Дон не смог бы точно сказать — что же так пахнет. Сильнее всего — напуганным котом, но не только. Кошачий запах был совсем свежим, но не само существо так пахло, а котик, с которым он, видимо, только что пообщался, а из-под него пробивался запах тлена, слабый, но отчётливый. Гадость какая! В прохладе ароматов дворцового сада запахи гостей чувствовались особенно чужеродными. Риан, недовольный густой вечерней тенью, защёлкал пальцами, рассыпая светляков. Вскоре в саду стало светлей, чем днём. Но понятнее не стало.
— Ага. Вот это, похоже, человек? — задумчиво сказал Риан, брезгливо, одним пальцем, отводя грязные сальные волосы с лица тёплой фигуры. «Похоже, человек» повёл налитыми кровью глазами и клацнул зубами, попытавшись укусить Риана за палец. Руки ему надёжно сковывала «Сеть», наброшенная Мастером Корнэлом. — Ай! — отскочил Риан. — А может, и нет, — заключил он. — А вот это… А я даже и не знаю… — растерялся он, разглядывая посиневшее лицо носферату, бессильно обвисшего в руке Дона.
— Насколько я понимаю, это давно и необратимо спившийся на крови ординар, — объяснил, подходя, Мастер. — Если я прав, лечить его бесполезно, это полуразумная, очень хитрая тварь, да ещё и с некоторым магическим потенциалом. Сколько вам лет, благословенный? — светски поинтересовался он у дёргающейся в «Сети» твари. Носферату оттопырил уши и злобно зашипел. Правда, хватило его ненадолго, верёвка его здорово ослабила. Странная магия, действие, как у серебра: высасывает и рассеивает, лучше не прикасаться, подумал Корнэл и кивнул Риану: — Не понимает, я так и думал. Они не местные, там, на клумбе — портал, уже закрывшийся, — объяснил он. — Мощь невероятная, нам такая и не снилась. По-моему, вот этого ещё можно вымыть и попытаться с ним поговорить, — кивнул он на «похоже человека». — А вот этого, м-м-м, гостя я бы посоветовал уничтожить, пока возможно. Если он сможет избавиться от этого артефакта, он может стать опасным. Вы позволите?
— Да! — с глубоким чувством сказал Риан. Отсутствием волос тварь неприятно походила на него самого.
— Тогда будьте любезны, на-фэйери, подержите верёвочку, — мастер вынул из нагрудного кармана носовой платок, расстелил под носферату, сделал неуловимый жест — и в руках Риана осталась верёвка, до этого свисавшая с шеи существа, а рука Донни опустела, и он непроизвольно обтёр её об штаны. Мастер аккуратно завязал в платочек кучку праха. — Вот почти и всё. Только надо развеять над солёной водой. А пока и так сойдёт.
— Прекрасно, благодарю вас, — кивнул Риан, автоматически сматывая на руку липкую на ощупь, явно пропитанную какой-то незнакомой магией, верёвку. — Где вы так научились, Мастер? Это ведь вы преподавали райну Донни магию?
— Отчасти, — склонил голову Мастер, переглянувшись за спиной Риана с Доном. Дон завёл глаза и кивнул на висящего в руке «клиента» — Хватит уже, а? Долго мне ещё эту пакость в руках держать? Она ж воняет!
— Если желаете, я вам покажу, что именно я сделал, но, может, вы сначала распорядитесь относительно вот этого… м-м-м… душистого….
— Да, — поморщился Риан. — Райн Донни, положите его, будьте любезны. Только не на цветы, пожалуйста! Вот сюда, на травку. Сейчас я распоряжусь…
Дежурный маг тюрьмы Короны был в некотором шоке: не каждый день указания по содержанию арестанта даёт сам на-фэйери! Впрочем, в самих указаниях ничего необычного не было. Постоянная практика:
— Вымыть, переодеть, запереть, накормить. Режим для диких, сами знаете: личное общение, минимум автомагизации. На вопросы отвечать вежливо, постоянная запись, — ну, да, кто бы сомневался, достаточно взглянуть на задержанного. Конечно, для диких, кто ещё-то может быть?