Я помню лишь отрывки дальнейших событий. Чьи-то руки, тепло энергии жизни, что вливалось в мое тело. Какие-то крики. Невесомость. Кажется, я то приходил в себя, то терял сознание.
На самом деле, я до сих пор не знаю, каким именно чудом, я смог выжить в той переделке. Это было самым настоящим чудом. Чудом, которое заслужил кто угодно, но только не я.
И сквозь всю эту муть, в голове билась лишь одна мысль: «хоть бы они уцелели. Хоть бы дети выжили и их нашли».
Помню, как меня тащили на руках. Помню далекие звуки взрывов и завывание магических техник. Помню вспышки света, пробивающиеся сквозь мои закрытые веки. Помню укол, после которого терзающая тело боль немного отступила. А еще помню женский голос и сказанные им слова.
- Как он вообще еще живет?
А дальше была только тьма. Тьма, в которой не было ни времени, ни чувств, ни ощущений, ни тревог. Безграничная пустота и безграничный покой.
Глава 10. Пепел Души
От Автора:
У меня есть такое поверье, что комментарии-отзывы, а то и вовсе обсуждения сюжета книги, помогают автору писать быстрее и лучше, а еще делают его счастливым. Как думаете, врет поверье?
Приятного чтения!
С Уважением и Благодарностью,
Сумасшедший Писака
БЕЗ ВЫЧИТКИ
Закон равновесия гласит: за все в этом мире приходится платить, ведь у всего есть причина и следствие.
Сумасшедший Писака
Первое, что я услышал, придя в сознание – мерное пиканье, какого-то прибора. Тело ощущалось, словно оно есть, и в то же время его нет. Попытка пошевелиться и вовсе не возымела никакого эффекта. Но, что хорошо – дыхание мое было ровным. Это я осознавал явственно и четко. А вот открывать глаза я не спешил, занятый восстановлением в памяти предшествующих событий.
Таким образом, я и вспомнил, все что случилось на поле боя. А вспомнив, как говориться прослезился.
Медленно приоткрыв глаза, я какое-то время, бездумно пялился в потолок, старательно избегая любых мыслей, что настойчиво стремились проникнуть в сознание. Боюсь, если бы у них это получилось, то у меня случился бы сердечный приступ, даже невзирая на мой юный возраст.
Тот ужас, что мне пришлось пережить, то решение, которое мною было принято… черт! Это навсегда останется со мной. Уже тогда, я это прекрасно понимал, как впрочем, и тот факт, что не думать, я просто не в силах, а потому, рано или поздно мне все равно придется встретиться с последствиями, но именно в тот момент, когда я пришел в сознание, я отчаянно оттягивал этот момент.
Трусость ли это? Или возможно сознательный шаг человека, который понимает, какие будут последствия? Сложно сказать. Да, уроки Марины Викторовны, определенно не прошли для меня даром, и я прекрасно понимал те последствия для своей психики, но в то же время…
Я действительно боялся. Сам не знаю чего – просто боялся. Этот иррациональный страх глубоко сидел в недрах моего подсознания, а мое стремление не думать, не позволяло работать с причинно-следственными связями.
А потому я и лежал, устремив пустой, лишенный мыслей и эмоций, взгляд в белый потолок больничной палаты, и просто считал ритм своего сердцебиения, что передавался мне через писк медицинского прибора.
Сколько я так пролежал, даже не знаю. Просто не следил за временем. Но как известно – у всего в этом, да думаю и других мирах тоже, есть начало, и есть конец.
- О! Очнулся! – Донесся до меня женский возглас, после которого послышалось топотание бегущих ног и хлопок, закрытой двери.
А спустя пару минут, двери в мою палату раскрылись и в нее кто-то прошел, уверенной и стремительной походкой. Невольно скосив глаза в том направлении, я смог рассмотреть мужчину лет тридцати пяти, одетого белый халат из-под которого виднелись свободные брюки без стрелок, да удобные кеды.
- Поздравляю больной! – Бодрым голосом, сообщил мне этот русоволосый мужчина с короткой стрижкой, поправляя висящий на его шее фонендоскоп. – Вы живы. Не спешите отвечать, вам это может быть еще трудно.
Целитель подошел к моей кровати, после чего передвинул стоящий возле нее стул, и поставил его таким образом, чтобы я мог его видеть. Устроившись возле меня, и продолжая улыбаться, доктор продолжил свой монолог, подавая его в виде своеобразного диалога.
- И так, самое критичное уже позади и прямо сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Если вас интересует, что было, то сразу отвечу, - он на секунду задумался, воздев глаза к потолку, после чего широко улыбнулся, видимо прибывая в прекрасном расположении духа, - был полный звиздец. Чудо, что вы выжили. Девяносто процентов тела получили ожоги разной степени тяжести, потеряна часть правок руки ниже локтя, также вырван клок тела вместе с мышечной тканью с правой же стороны, но вам повезло, что этот участок получил ожог, который не позволил вам скончаться от кровопотери. Открытый перелом правой ноги и пулевое ранение правого бедра и левого предплечья. Сломано пять ребер, одно из которых пробило левое легкое. Что удивительно, голова у вас при этом не пострадала. Так, что вам несказанно повезло несколько раз.
Целитель, который так и не представился, сделал небольшую паузу, во время которой что-то клацал в своем планшете, после чего подняв от него свой взгляд на меня, продолжил.
- Теперь, по текущему состоянию. – Он вновь что-то клацнул в своем планшете. – За неделю, которую вы провели в коме, нам удалось решить вопрос с пулевыми ранениями, ребра уже практически зажили, перелом ноги, будет заживать еще пару недель точно. – Целитель вновь посмотрел мне в глаза, после чего покосился на обрубок моей руки. – А вот с возвращением потерянной конечности все несколько сложновато.
Отчаянье усилило свой натиск на мое сознание, грозя погрести меня в свои пучины, но я стойко продолжал стараться не мыслить, а потому до сих пор не осознавал значение услышанных слов. Да, я их запоминал, но не обдумывал. То есть, информация ко мне поступала, но не обрабатывалась. Боюсь в противном случае, я рисковал бы наложить на себя руки.
А еще, при упоминании доктором «обрубка», меня обожгло фантомной болью, от которой невольно проступили слезы на моих глазах. Целитель же это истолковал по-своему.
- Ну, не стоит отчаиваться. Сложности естественны, но решаемы. – Поспешил он успокоить меня. – Здесь, для вас, всего лишь вопрос времени и определенного комплекса упражнений. Ну, а сами осложнения связаны как раз с полученными ожогами. В то же время, повторюсь. – Он сделал небольшую паузу, воздев глаза к потолку. – В который уже раз. Вам несказанно повезло! Будь ожог чуть сильней, пройди чуть больше времени, и шансов на восстановление уже не было. А так, через год, полтора, будет у вас полноценная правая рука.
«Год-полтора!» - Молнией обожгло мое сознание, прорвавшейся мыслью и осознанием.
А следом прорвались и остальные мысли, от которых я старательно закрывался.
«Дети! Дерьмо! Дети выжили? Хоть, кто-то?» - Это была первая волна, наполненная болью от которой хотелось орать благим матом.
А следом пришло и осознание содеянного.
«Из-за меня, погибло около двухсот человек» - а вот уже эта мысль, заполнила собой все мое сознание, поднимая волну ненависти к самому себе.
Доктор что-то говорил, а в моей голове билась уже всего одна единственная мысль – «Я убийца!».
- Коловрат, вы как? Вам плохо? – Донесся до моего сознания голос целителя, который уже водил руками у меня над головой, видимо снимая какие-то показания.
«Ни хрена я не в порядке» - хотел бы я ему сказать, да только говорить я не мог. Чертово тело вообще не желало слушаться, а тем паче шевелиться. Единственное, что мне было доступно это глаза и веки.
- Так, отклонений я не вижу. – Продолжал тем временем доктор. – Хм… посттравматический синдром? Вероятно. Марина! – Обернувшись к двери, прокричал он. – Позови Семена Михайловича, здесь нужно его экспертное мнение.
Через пятнадцать минут, пока целитель, который зараза так и не представился, ходил из стороны в сторону, а я лежал вмыкая в потолок, занятый самым паскудным из всех возможных дел – самобичеванием, явился выше означенный Семен Михайлович.
- Петр, что случилось? – Пройдя через дверь, первым делом обратился мужчина лет сорока пяти к доктору, который при его появлении наконец-то перестал мельтешить.
- Кажется, у пациента психологическая травма, Семен Михайлович. – Кивнув головой в мою сторону, ответил целитель.
- Он же военный, это логично. – Пожал плечами психолог, как я тогда понял. – Раненый, после боя.
Дальнейший разговор между врачами я не слушал, погружаясь все глубже и глубже в дебри собственного отчаянья. Я не мог спросить, выжил ли кто-то из детей, не мог узнать, смог я спасти хоть кого-то. А еще мне было очень хреново от осознания, что минимум на год, а то и полтора я превратился в калеку.
«Двести человек» - пронеслось в моей голове и тот час же появилось жуткое желание наложить на себя руки, а в качестве добивания перед внутренним взглядом начали проноситься и лица, тех, кого я пытался и не смог спасти. Тех девочек и мальчиков, которые не успели спрыгнуть в вырытое мной укрытие. А еще, дополняя внутреннюю боль, память, с*ка, услужливо показала и момент их смерти.
- Кха-кха! – Кашлем вырвался крик из моего горла.
«С*ка! Даже заорать не могу!» - Злобно промелькнула мысль в моей больной голове.
Не знаю, сколько я так лежал, сжигая свою душу, и терзаясь чувством вины, но в какой-то момент просто уснул.
А проснувшись, вновь уставился в потолок, пока плотина медитации удерживала поток мыслей, стремящийся вывести меня на новый виток отчаянья.
Я не обратил внимания на то, как пришла медсестра, на то, как она сменила мне капельницу, но оставаться безучастным, когда девушка меняла мне утку…
Стыд. Именно это чувство обуяло меня, снося плотину отчуждения, которую я строил. И вновь меня захлестнули противоречивые эмоции, сжигающие мою душу.