Рамарон не ответил, во все глаза разглядывая стены и потолок. Ему никогда еще не случалось видеть ничего подобного. Фандуила это зрелище не увлекло – он еще в детстве нагляделся на роскошь королевских покоев в Мирквуде. Он первым заметил, что в дверях показались гномы, и указал на них друзьям.
– Это вождь Гарад со своей Почетной Десяткой, – сказал Горм, поглядев вниз. – Его место – слева от Дарина.
Вождь Гарад был приземистым, но таким широкоплечим, что выглядел почти квадратным. На нем был надет желтый парадный камзол, его голову увенчивал золотой обруч с драгоценностями, на плечах была темно-бордовая мантия. Лицо Гарада было красным и широким, всю его нижнюю половину закрывала густая темная борода с сильной проседью. Это была поистине королевская борода, благодаря малому росту гнома достигавшая почти до пола. С ним вошли еще десять гномов, все как на подбор мощные, суровые и длиннобородые.
Они проводили Гарада до левого трона, а затем выстроились в ряд вдоль левой стены. Вслед за ними в зал вошел вождь Хъёрт со свитой, такой же грозной и суровой, как у Гарада. Сам Хъёрт был рослым и могучим гномом в расцвете лет, его косматая черная борода до пояса была не столько длинной, сколько широкой, и прикрывала чуть ли не всю его грудь от плеча до плеча. Он занял правый трон, а сопровождающие его гномы выстроились вдоль правой стены.
Последним в зал вошел сам король Дарин Третий, считавшийся не только вождем своего клана, но и королем всех горных гномов. Он единственный из гномьих вождей носил настоящую зубчатую корону из драгоценного сплава митрила и белого золота, называемого также эльфийским серебром. Каждый зубец короны был украшен гигантским алмазом в окружении крупных рубинов. Массивное тело Дарина было облачено в красный с золотом камзол, с его плеч свисала ярко-алая мантия до пола. Король уселся в среднее кресло, а его свита встала у стены за тронами.
Когда все трое гномьих вождей заняли места на тронах, в зал ввели эльфийских посланников. Эльфы вышли на середину зала и поклонились королям по очереди – сначала Дарину, а затем Хъёрту с Гарадом.
– Да продлятся бесконечно дни многославного Дарина Третьего, короля над королями! Да продлятся бесконечно дни могучего Хъёрта и отважного Гарада! – провозгласил Аркуэн. – Да удлинятся бесконечно их бороды!
Сам Аркуэн был безбородым, как все эльфы, и, несомненно, счел бы огромным несчастьем, если бы на его безупречно гладком подбородке появился хотя бы один волосок. Тем не менее он, как истый придворный, произнес эту фразу таким тоном, словно еще с пеленок мечтал о такой же бороде, как у Гарада или хотя бы у Хъёрта.
– Пусть вечно зеленеют деревья в эльфийских лесах! – ответил Дарин. – Мы приветствуем посланцев мудрого Теркеннера в сердце древнего Казад-Дума!
– Мы пришли сюда согласно договору Общего Совета, по которому эльфы обязались сделать кольца дружбы, призванные объединить все народы Средиземья, – произнес Аркуэн. – Эти кольца готовы, и мы явились сюда, чтобы преподнести их вам.
Он повернул голову к стоявшему рядом с ним Олорину. Маг, словно по мановению волшебной палочки, извлек откуда-то из-под плаща ларец и откинул крышку, под которой оказались три изящные, отделанные драгоценными камнями коробочки.
Аркуэн взял среднюю коробочку и открыл ее. Затем он с истинно эльфийской грацией приблизился к Дарину Третьему, опустился на одно колено и протянул ее королю горных гномов. Тот принял коробочку из его рук.
Горм с Фандуилом, забыв об осторожности, высунулись из-за колонн и свесились через барьер, чтобы разглядеть ее содержимое.
– Что там, Фандуил? – взволнованно зашептал Горм. – Посмотри, ты же у нас глазастый!
– «Гриндель», – шепотом ответил эльф.
Темные глазки гнома радостно засияли.
– Как я и мечтал, – пробормотал он. – Это моя лучшая работа!
Фандуил между тем гадал, кому эльфийский посланник отдаст следующую коробочку, Гараду или Хъёрту? Как он поступит, чтобы не обидеть никого из них?
Аркуэн что-то сказал двоим эльфам из его свиты. Они взяли по коробочке и одновременно поднесли их обоим вождям точно так же, как это только что проделал он сам.
– «Ниглаш» и «Рагнар», – объявил Фандуил.
В это время Горма затеребили сзади. Он оглянулся и увидел своего приятеля Наби.
– Вы чего вылезли?! – сердито зашипел на них гном. – Давайте уходите отсюда, а то меня из-за вас в нижние шахты отправят!
Горм попытался уговорить его, но факельщик не уступал. Пришлось им всем пригнуться и чуть ли не ползком пробираться с балкона к выходу.
– Мой «Гриндель» будет на руке самого Дарина, короля над королями! – продолжал ликовать Горм, пока они спускались по лестнице. – Самого Дарина, Который Воплощается – и это моя, моя работа! А шесть других колец наденут вожди наших кланов – и это тоже сделал я!
– Уймись, споткнешься, – буркнул державшийся за его локоть Рамарон, который снова оказался в полной темноте. – Пересчитаем мы с тобой ступенечки до самого низа!
– Ничего ты не понимаешь, болван! – фыркнул на него гном. – Мое кольцо будет на пальце самого Дарина, а ты заладил – ступеньки, ступеньки…
– Еще как понимаю – это все равно, как если бы я спел песню для самого Берена с Лучиэнь, и они похвалили бы меня. Но это не значит, что я должен топтать головой эту бесконечную лестницу.
– Мне вот что непонятно, – подал голос идущий за ними Фандуил. – Почему Теркеннер не стал дожидаться нашего учителя?
– Это как раз понятно, – откликнулся Горм. – Раз кольца уже изготовлены, значит, их нужно было только чуть-чуть дочаровать. Келебримбер хотел это сделать, когда вернется, но теперь сюда явился этот маг – Олорин – а он чего хочешь зачарует. Они с Теркеннером, наверное, посовещались и решили, чтобы единство народов наступило поскорее. Тогда он дочаровал кольца, и их повезли правителям.
– Да, пожалуй. – В голосе эльфа зазвенела счастливая нотка. – А ведь в этих кольцах есть и моя работа. Немножко, но есть.
И они оба радостно рассмеялись – двое мастеров, чья работа получила признание.
Ревущие Водопады под островом Крутояр давно остались позади, также, как и заболоченная пойма Энтовой Мойки. Там двое всадников переправились вплавь через Андуин Великий и объехали ее по восточному берегу, где простиралась обширная сырая местность под названием Хляби, дальше на восток переходившая в Гиблые Болота, изобилующие бездонными топями и поросшие непроходимым кустарником. Но вдоль берега можно было проехать на легконогом эльфийском скакуне, чьи копыта почти не проваливались в густую грязную жижу. Оба всадника миновали остров Кайр Андрос и поскакали по зеленой пойме Итилиена.
Они приближались наискось к скалистому хребту, тянущемуся с севера на юг. В отличие от голубовато-серого гранита Мглистых гор скалы этого хребта выглядели черными, словно посыпанными сажей. От них веяло мраком и угнетающей безжизненностью.
– Безрадостное место, – заметил Келебримбер, когда они подъехали к горам и свернули вдоль подножия хребта.
– Это Хмурые горы, – отозвался Саурон. – Они запорошены черным пеплом огненной горы Ородруин.
– Неужели для того, чтобы сковать кольцо единства, не нашлось места получше?
– Магический амулет такой мощи требует первородного огня для создания. Удобнее всего это сделать на лаве Ородруина – там есть пещера естественного происхождения, по которой мы сможем подойти вплотную к лавовому потоку. Можно было бы сделать это и в Ангбанде, но ты бы не согласился поехать туда, верно? – усмехнулся майар.
– Допустим, – сдержанно ответил эльф.
– Хотя, на мой взгляд, огонь есть огонь, где его ни возьми, – невозмутимо продолжил Саурон. – Разве твой великий дед считался с тем, где он возьмет корабли для отплытия из Валинора?
Келебримбер вздрогнул и нахмурился.
– Мало того, что валары вынудили нас пойти на это! – резко сказал он. – Они еще и извратили эту историю, чтобы как можно больше очернить нас!
– Разве в ней что-то не так? – удивился Саурон. – Разве нолдоры не отняли корабли у тэлери, чтобы пуститься вдогонку за Мелькором?
– Неужели мы погнались бы за Отступником вместе с семьями? Да, мужчины рода Феанора хотели вернуть сильмариллы, но в первую очередь мы хотели покинуть Валинор, как и остальные нолдоры. Об отнятии кораблей сначала и речи не было – мы не умели с ними обращаться и просили тэлери не отдать нам корабли, а помочь нам переправиться. Тэлери обещали перевезти нас через море, но когда мы пришли на пристань, они узнали, что валары против этого, и нарушили обещание. Мой дед был горяч, он приказал нападать, и несколько жертв, действительно, было. Затем тэлери разбежались – они никогда не отличались мужеством. Среди нас не было хороших мореходов, поэтому мы пошли вдоль берега на север, где пролив был узким. На корабли мы посадили женщин и детей, а мужчины пошли пешком. Но Уинен, нежная и чувствительная майа, так разволновалась из-за тэлери, что походя утопила две трети кораблей вместе с нашими женщинами и детьми. На одном из тех кораблей была и девушка, на которой я собирался жениться. – Келебримбер горько усмехнулся. – Если даже наши мужчины заслуживали наказания, эти-то чем были виноваты?!
– Так вот почему ты никогда не был женат! – догадался Саурон.
– Да, поэтому. Исторические факты правдивы, но это правда валаров. Я не люблю слово «правда» – оно от слова «править». Кто правит, тот и объясняет факты, как ему вздумается. Взять хотя бы историю с сожжением кораблей, в которой обвиняют моего деда!
– Но корабли были сожжены, разве не так?
– Они уже были сильно потрепаны бурей, которую подняла Уинен. Пролив был узким, но в нем плавало множество льдин, а никто из нас, повторяю, не был хорошим мореходом. Пока мы добирались до другого берега, один корабль получил пробоину и едва не затонул, остальные текли, как решета. Снова плыть на них через пролив, да еще туда и обратно, было бы самоубийственным делом, и тогда мой дед приказал сжечь их. Пока мы шли по валинорскому берегу, Финголфин донимал его разговорами вроде «что мы наделали, а не пора ли нам возвращаться», поэтому Феанор был уверен, что, сжигая корабли, всего-навсего дает ему хороший повод вернуться. Он даже и подумать не мог, что оставшиеся на том берегу пойдут через льды.