Нет, конечно, голосить, как ленна Дана, я не решусь. У нее были годы тренировки и подготовленная аудитория. Но нужный эффект и так был достигнут, сравнительно малыми силами.
— Княжна, я здесь за тем, чтобы исполнять твои просьбы…
Благодарю. Впредь буду обращаться к тебе. А пока я все же буду отдыхать, лира.
Ситора уже сбежала, улыбнувшись мне на прощанье, наконец и моя лира тоже гордо удалилась. Я опять осталась одна, прилегла на кровать, и долго смотрела на облака за окном. Вот, еще немного, и я все-таки решу окончательно, что буду делать, а пока ведь можно просто посмотреть на облака?
Подумать об этом завтра — не мой случай. Я подумаю сегодня, уже сегодня…
Молодая женщина прошла мимо кровати к окну и опустила штору, скрыв небо с облаками.
— Не нужно было, — недовольно буркнула я, подумав, что это опять лире неймется.
Она обернулась, улыбнулась.
— А ты спи, спи…
Это была не лира, а совсем незнакомая женщина, гораздо моложе. Моя ровесница, пожалуй.
— Ты спи, а я посмотрю на тебя… внучка.
Вот так поворот…
Как ни странно, я не беспокоилась, даже особенно не удивлялась, мне стало интересно, не более.
Эта незнакомка не служанка и не "дама свиты", и держалась она уверенно — как у себя дома. И казалась необычайно красивой, ей шел туго повязанный платок из кремового шелка — в Кере после свадьбы я носила похожий. А юбка, жилет, остальные мелочи мало отличались от выданной мне одежды, все из светло-синего шелка и немного красного — цвета Вельдов. А бусы… На них я засмотрелась: круглые граненые рубиновые бусины чередовались с плоскими, украшенными, как решила бы я, мелкими бриллиантами, во всяком случае, сверкали они соответственно. Ко мне вот так запросто явилась совсем непростая особа… и как же она вошла, настолько неслышно?
Она присела рядом со мной на кровать, тронула княжеское ожерелье, которое я, конечно, не сняла и не собиралась — мало ли что.
— Это оно. Я тоже его носила.
Мне стало очень не по себе.
— Когда?..
— Лет триста тому как… Ой, я никогда не считаю! — она рассмеялась, махнула рукой.
Голос у нее такой приятный, звонкий.
— Ты, моя дорогая четвертая, стала первой. Но у тебя небольшие сложности. Ничего. Их не бойся, — она махнула рукой в сторону двери, — в служанках нет ничего страшного. На самом деле они не такие и навязчивые, ты просто не привыкла.
— А кто ты? — пискнула я.
— Ах, да! Ты же не знаешь. Я Эда Вельда. Была когда-то королевой Винеты, между прочим!
— О-о… Ты первая пропала… ну то есть…
— Да, — согласилась она, и ее веселое только что лицо приняло горестное выражение, но ненадолго, — как жаль, я так мало жила, так мало была счастливой. И ладно бы какая серьезная причина, так нет же — просто моя неосторожность. Я заблудилась. Потайной ход нельзя открыть с той стороны, так что я не могла вернуться в комнату, а выход не нашла. А он был. Я могла бы выжить, если была бы настойчивей. Просто надо идти направо, всегда направо. Я не знала.
— Здесь тоже есть потайной выход? Как в Белом кабинете?
— Есть! — она прижала палец к губам. — Никто не знает. Это была тайна Вельдов. И ты не говори посторонним. И возьми кольцо. Если захочешь, отдай королю. Ожерелье вот не трогай, оно мое, а кольцо возьми. На память обо мне, четвертая! Я так рада все-же тебя увидеть!
— Хорошо. Послушай, королева Эда… можно так к тебе обращаться? — она в ответ кивнула, — а та, другая пропавшая княжна тоже заблудилась в лабиринте, или что там… в тайном проходе?
— Что ты, разве я позволила бы? Нет, ее занесли в проход уже мертвой. Спрятали там, — королева скорбно поджала губы.
— Но ведь знали о проходе только Вельды? — добавила я осторожно, — или не только?
— Не знаю! Но его не открывали уже очень давно, очень…
Большая белая птица слетела непонятно откуда и села на плечо королевы, та погладила ее по хохлатой голове.
— Давно ты вдова, внучка?
— Я не вдова. Мой муж просто уехал, а ожерелье отобрал стражник, — не стала я лукавить на этот раз.
— М-м, вот как? Как это — отобрал?.. У тебя? — на лице королевы появилось такое искреннее недоумение, что я чуть ни рассмеялась.
Странный звенящий звук раздался, и вокруг меня все мигнуло и поменяло цвет — словно переключили канал в телевизоре.
Я протерла глаза, и лишь после этого смогла рассмотреть Зену, служанку.
— Моя лира хорошо спала? Прости, я уронила, вот… — девушка, кажется, готова была расплакаться от раскаяния. — Я голова служить моей лире…
Я села на кровати, потерла лицо ладонями.
— Долго я проспала, Зена?
— Уже к закату, моя лира. Ты будешь спускаться вниз, в Большой зал?
— А надо? Меня звали?
— Не звали, моя лира. Как ты пожелаешь… Я тут разобрала сорочки, желаешь сменить?
— Погоди, потом, — я махнула рукой, — потом решу. Иди пока…
День сегодня на события не бедный, помимо того, что наверняка здесь полно всяких устоявшихся церемоний, вроде общих обедов, ужинов, еще не знаю чего, и к похоронам князя готовиться надо, уж не знаю, к какими церемониями связано это. Но меня никуда не зовут. Видимо, если приду, не прогонят, но видеть не желают. Кстати, это взаимно.
Завтра, после коррекции памяти, я стану более желанным членом семейства? Впрочем, нет, не стану — не допущу ведь никакой коррекции…
Королева Эда и тайный ход прямо из моих покоев. Ох, это было бы слишком чудесно. Еще — забрать кольцо. И она звала меня внучкой — ну да, обряд сделал меня дочерью старого князя. И еще она дважды назвала меня четвертой — почему?
Три княжны Вельда погибли в этих комнатах. Одна — несчастный случай, другую, скорее всего, убили, третья умерла от болезни. Я — четвертая?..
В конце концов, это просто сон, может, в нем ни капли правды нет!
Я слезла к кровати, медленно подошла к камину. Серебристая птица на камине была точь-в-точь как та, что сидела на плече "бабушки", только та была поменьше и белой. Служанки худо-бедно очистили фигуру от пыли, но кое-где она осталась, на задней части и под перьями. Смешная птица, перья торчат. Живые такие мне пока не попадались, вот на руха немного похоже, только размеры не те, и цвет перьев — рухи темные. Я взялась за крылья и попыталась подвигать, повернуть статую — бесполезно, она не шелохнулась.
И что теперь? Уходить все равно надо. Через дверь — не прорвешься, меня караулят. И шуметь нельзя, зайдут, поинтересуются, что случилось, не надо ли чего мне, княжне, и чем мне услужить…
Тьфу. Запереться бы, и спокойно поискать. Так не на что запереться!
Во сне я уже поверила, что тайный проход есть…
Птица из сна очень забавно крутила головой. А фигура на камине вся в серебристых перьях, они заходят друг на дружку, как настоящие перья, и под ними можно скрыть… например, то, что фигура не монолитная, а состоит из деталей… например, что у нее голова поворачивается…
Не думая вовсе, а подчиняясь некоему наитию, я взялась за птичью голову и повернула, резко и так сильно, как только смогла, будто свернуть птице шею — вопрос жизни и смерти. И она повернулась, смотрела теперь не налево, а направо. А ладони у меня горели, до крови свезенные о серебристые перья.
Значит, птичка все же с секретом. Я снова попробовала повернуть фигуру, лишь попробовала, чтобы выяснить — двигается? О да, подалась сразу же. Есть, есть, есть! Я нашла!
Теперь надо приготовиться. Я отобрала вещи попроще, которые надену, сине-красный костюм скатала в плотный сверток — вдруг пригодится. От набега на кухню остались лепешки, холодное мясо и немного травника — хватило перекусить, оставшиеся лепешки я завернула. Воды бы фляжку — взять с собой, но где ее взять! Зато есть лампа, залитая маслом доверху — очень хорошо, надеюсь, ее хватит.
Хлопнула дверь, я поспешила обернуться. Лира-дуэнья, кто же еще!
— Моя княжна, благородные лиры и их дочери собираются в большом зале, ты к ним присоединишься? Я могу подобрать тебе нитки для вышивки, если ты к этому занятию не испытываешь отвращения. Лиры буду слушать придворного чтеца, какую-нибудь поучительную романтическую историю. Ты любишь слушать чтеца, моя княжна?
Ах, вот что тут у благородных лир вместо вечернего телевизора…
Конечно, не стоило упускать возможность пройтись по замку, а там, глядишь, сбежать от всех и добраться до Белого кабинета — да, шансов немного, но все же больше, чем если я стану сидеть безвылазно у себя. Но…
Я поняла, что уже не хочу этого. Потому что окончательно поверила птице на моём камине и королеве Эде. Она велела мне забрать какое-то кольцо… вот и заберу. А пока останусь у себя, целее буду.
— У меня болит голова, хочу поспать еще, — сказала я лире, — прошу, сделай так, чтобы меня никто не беспокоил.
Она рассыпалась в витиеватых пожеланиях доброй ночи, и — я готова была поклясться, не огорчилась, скорее напротив.
Дождавшись глубокой ночи, когда все стихло, и огни внизу, под окнами, погасли, я повернула птицу. Боялась — а ну как загрохочет где-нибудь? К огромной радости, птица повернулась тихо, как смазанная, и через несколько долгих мгновений — несколько плиток пола у самой стены недалеко от кровати с легким скрипом ушли вниз, открывая темный провал… нет, спуск, с железной лестницей.
Теперь — подхватить приготовленный узел, зажженную лампу… и запретить себе бояться. Была ни была…
Я и не боялась. Почти. Лестница оказалась длинной, потом начался коридор, узкий, каменный, вдвоем не разойдешься, а потом он расширился, и сразу…
Она лежала у самой стенки, словно специально так, чтобы не мешать тем, кто вздумает пройтись мимо. Она… мумия. Высохшее тело девушки. Сохранились красно-синие лоскуты одежды, девичьи бусы поверх рубашки, богато расшитая широкая повязка надо лбом, серьги в потемневших сморщенных мочках, тусклые серые волосы. Я от души понадеялась, что, выбравшись отсюда, не буду вспоминать это лицо. Смерть не красит, тем более смерть, случившаяся столь давно.
Понятно, это та девушка-княжна, которая не дожила до своей свадьбы. Когда-нибудь я постараюсь устроить так, чтобы ее нормально похоронили. Если смогу, конечно.