– Нет, я… – Лера лихорадочно вспоминала, что именно про здоровье. – Никогда их не снимаю, потому что…
Черт, что же там было? Внутренний голос подсказывал, что можно просто сослаться на проблемы со зрением, но Лера, панически вспоминавшая нужный диагноз, его не слышала.
– Должно быть, у вас что-то с глазами, – деликатно пришла ей на помощь Эвелина. – Простите, что спросила, это было бестактно с моей стороны.
– Да, с глазами, – радостно закивала Лера.
Она видела, что няня не верила в эту версию, которую сама же и предложила, чтобы помочь гостье, но ей было плевать. Однако после этого задерживаться в гостях Лера не стала, сославшись на какие-то срочные дела. Дела у нее действительно были, но вовсе не те, о которых стоило рассказывать посторонним людям. Попрощавшись с Гретхен, Лера схватила рюкзак и шмыгнула из квартиры, успев заметить странный взгляд, брошенный на нее Эвелиной, но тут же забыв о нем. Ее ждала гадалка, какое ей дело до чужих взглядов?
Глава 7
Данил сдержал обещание и не стал откладывать обследование Риты в долгий ящик. Когда врачи засобирались домой после смены, оставляя дежурившую Риту отдуваться одну, он халат не снял. Нажал кнопку на чайнике и принялся копаться в шкафу, где хранились коробки с чаем, банки с кофе, упаковки печенья и коробки конфет, которыми пациенты щедро одаривают врачей в любом отделении.
– Ты домой не идешь? – поинтересовалась Рита, втайне надеясь, что он задержался, чтобы заставить ее выпить чашку чая и выпить его с ней. Когда ей успели понравиться их совместные чаепития?
– Нет, – отозвался Данил, ставя на стол две чашки. Сердце радостно екнуло: она была права, он собирается выпить с ней чаю. – Я сегодня дежурю вместо тебя.
Рита удивленно приподняла брови.
– Зачем?
– Затем, что я договорился с Семеном Михайловичем, ты сегодня ночью проходишь у него обследование.
Брови уехали еще выше, грозя и вовсе покинуть пределы головы. Семен Михайлович Старостин был главой отделения диагностики в их больнице, имел какое-то невообразимое количество научных работ и званий, и никто до сих пор не понимал, как главврачу удалось уговорить его прийти работать в эту больницу. Запись к нему велась за полгода, да и то брал он не всех. Подпольная кличка «Доктор Хаус» приклеилась к нему давно и прочно, хотя характер он имел куда более приятный. Рита даже не рассчитывала попасть к нему, уж слишком мелкого полета коллегой она была. И тем более не думала, что ради нее Старостин станет работать ночью. Хоть он и обладал острым умом и потрясающим профессионализмом, возраст его приближался к семидесяти, должно быть, работать ночью после смены ему уже не легко.
– Как тебе это удалось? – только и смогла спросить она.
Данил поставил рядом с чашками коробку чая, большую упаковку Рафаэлло, закрыл шкафчик и только потом улыбнулся.
– Обладаю врожденным даром убеждения.
На это Рите ответить было нечего. Она не знала, каким именно даром на самом деле обладал Данил, вряд ли финансовым. Едва ли Старостин нуждается в деньгах, а если и нуждается, то вовсе не в тех, которые малознакомый коллега может потратить ради другой малознакомой коллеги. По крайней мере, Рите хотелось так думать, иначе положение ее становилось еще более двусмысленным. Если за дежурство можно отплатить парой обедов в больничной столовой, то большие деньги предполагают совсем другие услуги. И быть настолько должной Данилу она не хотела.
Однако спорить не стала. И даже не потому, что ей так хотелось пройти обследование у Старостина. Просто она понимала, что Данил не отстанет. Если понадобится, за руку ее отведет. Он ради нее нарушил свои планы, остался в больнице. Старостин ради нее нарушил свои планы, остался в больнице. Рита, с детства страдающая синдромом отличницы, больше всего на свете боящаяся кого-то обидеть, просто не могла в данной ситуации возражать. Она пошла бы на это обследование, даже если бы оно ей и не нужно было. Это как пойти в театр на спектакль, который ты смотрела вчера и который тебе совершенно не понравился, просто потому, что тебе подарили билет.
Старостин подошел к вопросу основательно. То ли расстарался ради коллеги, то ли тоже был чем-то обязан Данилу, то ли просто привык работать именно так. И последнее казалось Рите наиболее вероятным, не зря же к нему такие очереди. Несколько часов он обследовал Риту как ученый подопытного кролика, ничего не говоря, не делясь своими выводами, не обсуждая увиденное. А Рита почему-то боялась спрашивать. Боялась узнать, что с ней. По лицу же Семена Михайловича и вовсе ничего нельзя было понять.
Наконец к утру, когда глухая ночь сменилась первыми проблесками нежно-розового рассвета, Старостин пригласил ее в кабинет. Большое зеркало возле его стола отразило обоих уставшими, и Рита впервые почувствовала, как же хочется спать. Всю ночь она провела на адреналине, который не позволял осознать истинную усталость. И вместе с этим пришла неловкость за то, что Данил ради нее заставил провести бессонную ночь пожилого человека, ведь он наверняка устал еще больше.
– Ну что ж, Маргарита, – начал Старостин, когда они оба уселись в мягкие кресла, между которыми расположился низкий кофейный столик, где вместо кофе сейчас лежали листы с распечатками данных всевозможных диагностических аппаратов, снимки, узи и прочее, чем мучил ее ночью диагност. – Могу сказать, что никаких серьезных заболеваний – ни острых, ни хронических – у вас нет. Небольшие неполадки с желудком, но у кого из нас их нет?
Старостин замолчал, и Рита неловко улыбнулась.
– Это ведь хорошо, не так ли?
– Ну, как сказать? Болезни хороши тем, что большинство из них лечится.
Он сказал это таким тоном, что у Риты неприятно засосало под ложечкой. Что же с ней? Если не болезнь, то что?..
– Тогда что это? – озвучила она свой вопрос, удивляясь тому, как ровно и спокойно прозвучал голос. Словно и не о ней вовсе идет речь.
Старостин как-то совсем по-стариковски пошамкал губами, снял с носа очки, принявшись вертеть их в руках.
– Будь вам столько же лет, сколько мне, – наконец произнес он, отчего-то став говорить тихо и как будто торжественно, – я бы сказал, что это старость. Но вам же всего… сколько?
– Тридцать три.
– Тридцать три… Не изнашивается организм до такой степени за тридцать три года, понимаете? – Он оставил в покое свои многострадальные очки и посмотрел на нее. – Сердце, почки, печень, поджелудочная, сосуды – все в таком состоянии, словно вы ими пользуетесь уже лет девяносто.
Рита молчала, не зная, что сказать.
– Честно говоря, подобное у столь молодой особы я вижу первый раз, – продолжил Старостин, и в его голосе проскользнула растерянность. – Даже у стариков обычно что-то изнашивается сильнее, что-то слабее, у вас же… Чем болеют ваши родители? Может быть, мы сможем найти что-то с этой стороны.
– Они погибли в автокатастрофе. Давно, больше двадцати пяти лет назад.
– И сколько лет им было?
– Немногим за тридцать. Почти как мне сейчас.
– Хм… – Старостин задумчиво потер подбородок. – Значит, об их болезнях вам ничего не известно?
Будь Рита в другом состоянии, она бы и дальше молчала, но до нее начал постепенно доходить смысл сказанного врачом, и она не удержалась, сказала, не думая:
– У моего отца был инфаркт. Именно поэтому произошла авария.
Она поймала на себе удивленный взгляд профессора, и тут же опустила голову, внезапно осознав, в чем дело.
– Тогда вполне может быть, что это наследственное…
Наследственное, конечно. Только не болезнь, а то, что она еще вчера называла даром. Даром исцелять людей, забирая на себя их болезни, изнашивая до невозможности свой собственный организм. Ее отец умер из-за того, что пользовался даром, и вот она, кажется, повторяет его путь. Нет, Рита не лечила людей, как он. После смерти бабушки и вовсе ни разу им не воспользовалась. Даже когда Соня упала и сильно разбила коленку, она всего лишь промыла ранку перекисью и смазала зеленкой. Но раньше…
Раньше она позволяла себе периодически помогать другим. Даже когда знала, что это опасно для нее, все равно не всегда могла сдержаться. И вот ей наконец прилетела обратка…
– И что теперь делать?
Она спросила это скорее у себя, у мироздания, вопрос был риторическим, но Старостин принял его на свой счет. Снова снял очки, неловко крутя их в руках и близоруко щурясь. Было видно, что ему не нравится то, что он должен сказать.
– Как вы знаете, лекарства от старости не существует, – осторожно начал он. – Я бы советовал вам больше отдыхать, не перенапрягаться, пить витамины, возможно, переехать туда, где много воздуха и солнца…
– И сколько мне осталось? – перебила его Рита, наконец возвращаясь в реальность.
Профессор снова пошамкал губами.
– Если будете беречься, еще несколько лет. А если нет… – Он развел руками.
Из отделения диагностики Рита выходила в полной прострации. И даже не столько от диагноза – если быть честной с самой собой, то он был вполне ожидаем – сколько от своего отношения к нему.
Она вдруг поняла, что ей не страшно. Страшно было, когда она не знала, что с ней, теперь же, узнав, она как будто успокоилась. Полтора года назад, когда она уже думала, что умирает из-за своего дара, ее разрывало на части от эмоций. Хотелось бежать, что-то делать, как-то пытаться спастись. Было до невозможности больно думать, что маленькая Соня останется без матери, что бабушке придется хоронить не только сына, но и внучку.
Сейчас же ничего этого не было. Ни страха, ни желания бежать. Но и пустоты внутри, которая поглощала бы все эти чувства, тоже не было. Рита словно знала, что выход есть. Нужно просто его найти.
Лера давно уже не чувствовала себя такой дурой, как сейчас. Когда-то, когда она только вышла из психушки и они с Марком и Ксенией организовали свой магический салон, такое ощущение посещало ее часто.
Ей не было трех лет, когда родители отдали странного ребенка, с которым не могли справиться, в интернат. Там ее все боялись, на уроки с другими детьми она не ходила. Учителя занимались с ней отдельно, но глаза ее при этом всегда были завязаны плотной повязкой, а на слух информацию она запоминала плохо. Домашн