знала бы планов Ковена и не смогла бы посвятить в них его. Рита по-прежнему была бы под ударом, но он об этом ничего не знал бы. Однако он злился, и злость эту нужно было на кого-то выплеснуть.
– Спасибо, что предупредила, – с сарказмом сказал он. – А теперь уходи. У меня мало времени.
Лера поднялась с кресла и, понуро опустив плечи, направилась к выходу. Когда за ней захлопнулась дверь, Марк с силой отшвырнул в сторону ближайший мольберт, на котором, к сожалению, оказалась та самая незаконченная картина с весенним Аликанте. Мольберт ударился в стену и разлетелся на несколько кусков, холст упал на пол, рисунком вверх, и Марк с каким-то изощренным удовольствием наступил на него ногой, размазывая краски.
Он злился и понимал, что злится не на Леру, а на Риту. Зачем она приняла от этого своего Данила кольцо? Разве она не знает, что замужним женщинам не к лицу принимать кольца от посторонних мужчин? У нее ведь были варианты, она могла взять силы у него. Он ей должен, она могла просто забрать долг! И сейчас ему не нужно было бы ничего придумывать!
Разумная часть него твердила, что Рита поступила правильно в той ситуации, что она не могла предвидеть последствия, а даже если бы и могла, то все равно поступила бы так же, это ведь Рита, добрая, жертвующая собой Рита, но именно сейчас Марк ненавидел ее за эту доброту. Должен быть в человеке здоровый эгоизм, должен!
Марк остановился лишь тогда, когда в стену улетел последний мольберт и больше не осталось незаконченных картин. Шумно выдохнул, оглядел последствия разгрома, а затем схватил трость и, не обращая внимания на то, что наступает на картины, которые еще можно было бы спасти, направился к выходу. Рита сегодня в ночь на работе, Эвелина дома с Гретхен. Отличная возможность поговорить по душам.
То, что что-то не так, Марк понял, едва только зашел в парадную. Обычно здесь никогда не бывало так тихо. И речь не шла об обычных звуках жилого многоквартирного дома. По ночам, когда засыпали все соседи, переставали доноситься звуки музыки и разговоров, на первый план выходили иные шумы. Дом был старым, первые владельцы квартир давно начали отходить в мир иной, оставляя место детям и внукам, и не все из них, как Вера Никифоровна, никогда больше не наведывались в этот мир. Некоторые по той или иной причине задержались здесь. И когда стихали живые, становилось слышно мертвых. Очень часто возвращаясь домой ночью, Марк слышал их шепот, вздохи, шаги. Сейчас же на лестнице стояла абсолютная тишина. И это настораживало.
Открыв дверь своей квартиры, Марк сразу понял причину: Смерть была там и Смерть была зла. В такие моменты ни живым, ни мертвым лучше не попадаться ей на глаза, но ночь была достаточно скверной, чтобы его это не пугало. Лиза выплыла ему навстречу, облаченная в длинное кроваво-красное платье, атласными волнами обвивающее стройную фигуру и подчеркивающее каждый изгиб прекрасного тела. Огненно-рыжие волосы ровным ковром струились по спине и плечам, а зеленые глаза сверкали гневом. Если бы не волны раздражения, исходившие от нее, Марк пожалел бы, что он не портретист.
– Какие гости, – хмыкнул он, проходя мимо нее на кухню и стараясь не обращать внимания на холодок, пробегающий по телу и приподнимающий волоски. Он мог быть зол не меньше Лизы, но выработанный веками инстинкт самосохранения не давал о себе забыть.
– Ты где был? – голос ее звенел, как натянутая струна.
– Не помню, чтобы женился на тебе.
Инстинкт уже не шептал, а вопил во всю глотку, что не стоит так разговаривать со Смертью, а сейчас Лиза была именно ею. Внутренности против воли сжимались от страха, Марк не мог это контролировать. Как и не мог контролировать свой сарказм.
– Ты оставил Софию одну. Ей всего четыре, ты это понимаешь?
Марк плюхнулся на стул и удивленно посмотрел на нее, вплывшую на кухню следом за ним.
– А ты чего так кудахчешь? Тебе же только на руку, если с ней что-то случится. Разве не ты всего полтора года назад хотела ее убить?
Лиза не успела ничего ответить, Марк продолжил сам:
– Ах да, извини, я забыл: тебе ведь нужно ее согласие. А пока она мала, мое или Ритино согласие. Но наше тебе не получить, вот ты и бережешь ее до тех пор, пока она не достигнет того возраста, когда сможет согласиться сама, не так ли?
Он и не заметил, как Лиза оказалась совсем близко. Просто холодной волной его вжало в спинку стула, а ее лицо оказалось рядом с его. Кожу обожгло ледяным дыханием, легкие сжались, не давая вдохнуть, сердце беспорядочно заколотилось в груди, сбиваясь с ритма и кружа голову. Даже сфокусировать взгляд стало тяжело.
– Я смотрю, ты заодно забыл, кто я, – прошипела Лиза ему в лицо. – Так я могу напомнить.
Тело скрутила болезненная судорога, от нехватки воздуха в грудь словно воткнули нож и прокрутили несколько раз, в глазах начало стремительно темнеть.
– Отпусти, психованная, – прохрипел Марк.
Наверное, пощады у Смерти стоит просить не так, но ничего просить он не собирался. Однако Лиза, очевидно, тоже не имела намерения его убивать, поскольку отстранилась, и он наконец смог сделать полноценный вдох. В груди все еще жгло, сердце стучало сильно и неровно, но Марк как всегда нагло усмехнулся.
– Валерьянку попей, если нервишки шалят.
– Не беси меня, – огрызнулась Лиза.
Марк еще несколько раз глубоко вдохнул, с удовлетворением отмечая, что сердцебиение приходит в норму, и сказал уже спокойнее:
– Ты, прежде чем налетать на честных людей, хоть разберись. Никто Гретхен одну не оставлял, мы же не идиоты. Она с няней.
– С какой еще няней?
– Вижу, давно ты ее не навещала. У нас уже недели две работает няня. Рита нашла.
Лиза нахмурилась, словно в ее голове что-то не сходилось.
– Но сейчас она одна, – уже не так уверенно сказала она.
Марк закатил глаза, тяжело поднялся со стула и, не говоря ни слова, вышел из кухни, поманив Лизу за собой. Он тихонько приоткрыл дверь комнаты, в которой в своей кроватке спала Гретхен, а рядом на широкой кровати, где обычно спали Марк и Рита, накинув сверху плед и не раздеваясь, дремала Эвелина. Впрочем, едва ли дремала: крепко спала, поскольку не услышала ни стычки на кухне, ни приоткрытой двери.
– Ну? – насмешливо поинтересовался Марк. – Теперь убедилась?
Однако Лиза убежденной не выглядела. Напротив, непонимание на ее лице медленно сменилось самым натуральным ужасом, она даже попятилась обратно от двери, словно Марк открыл дверь не в спальню, а в клетку с тиграми.
– Я ее не вижу, – донеслось до него невнятное бормотание, а затем Лиза развернулась и – Марк был в этом уверен – собралась исчезнуть, но он ловко захлопнул дверь, чтобы не разбудить дочь и няню, и приказал:
– А ну стоять!
Глупо было приказывать Лизе, она не призрак, чтобы не сметь ослушаться, но та внезапно остановилась.
– Что значит: ты ее не видишь?
– То и значит, – огрызнулась Лиза, не оборачиваясь.
– Лиза!
– Отвянь.
– Я не отстану.
– Можно подумать, ты сможешь меня удержать.
– Тебя не смогу, но есть твой Юра.
Лиза наконец обернулась, и лицо ее снова осветилось злостью, но Марк ее не боялся. Почему-то именно сейчас она казалась крайне уязвимой.
– Не смей его приплетать! Я все равно запрещу ему с тобой разговаривать.
– Запрещай, – покладисто согласился он. – Но я буду звать его ровно столько, сколько ты будешь молчать. Он не прийти не сможет. И еще посмотрим, кто надоест ему раньше.
Лиза еще несколько секунд сверлила его взглядом изумрудных глаз, затем шагнула ближе, почти вплотную приблизив свое лицо к нему, и прошептала:
– Твоя няня – та, кого ты ищешь. Смерть не может видеть бессмертную, понял? А теперь отвянь. Попробуешь вызвать Юру – пощады не жди.
Сказав это, она наконец взмахнула подолом длинного платья и скрылась в этом кровавом зареве. Марк же обернулся к спальне. Эвелина – бессмертная? Та, которая может спасти Риту, желает ее убить? Что вообще происходит в этом мире?
Глава 16
Едва только Лиза исчезла за кровавой пеленой, Марк вернулся в спальню. Гретхен всегда спала крепко; если разговаривать в полголоса, она не проснется. И хоть страшно хотелось заорать, он заставил себя говорить шепотом:
– Значит, ты оказалась в нашем доме не случайно?
Эвелина, в отличие от Гретхен, тут же открыла глаза, непонимающе огляделась вокруг. Ее по-деревенски простое лицо выглядело настолько искренним, что если бы Марк чуть хуже знал Лизу, подумал бы, что она ошиблась.
– Марк? – Она села на кровати, сонно потирая глаза. – Вы уже вернулись? Я думала, будете работать всю ночь.
– Зубы мне не заговаривай, – велел он. – Я все знаю.
– Знаете? – Она медленно спустила ноги с кровати, и в этом движении Марку уже не виделась простота, скорее настороженность, она как будто готовилась сбежать. Но если он не дал сделать этого Смерти, не даст и бессмертной. – О чем вы?
– Как мне тебя называть? Бессмертная? Лорелея? Ева? Или, может быть, магистресса Ковена Черного Ворона?
В одно мгновение лицо Эвелины разительно изменилось: только что оно принадлежало юной провинциальной девчушке, искренне любящей детей и не понимающей, чего от нее хочет отец одного из воспитанников, и вот уже перед ним расчетливая стерва, живущая на земле дольше чем кто-либо, а потому видящая людей насквозь, умеющая просчитывать все ходы наперед. Неуловимо изменились даже черты лица, стали как будто острее, жестче и… красивее. Это уже не серая мышь, а эффектная блондинка.
– Значит, действительно все знаешь, – хмыкнула она, больше не изображая почтительный испуг. – Пойдем, дочь разбудишь.
Она вышла из спальни и Марку ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Все-таки эти женщины, живущие – или существующие? – в мире дольше всех остальных, чем-то неуловимо схожи. Властью над другими как минимум. И власть эта скользит в каждом их движении, в каждом взгляде и поступке.