Саша поспешно выбрался из шурфа на поверхность и быстро зашагал в лагерь. Хотелось поскорее лечь спать, свернуться под одеялом и провалиться в блаженное забытье… Завтра, все — завтра!
Вот и палатки виднеются вдалеке… Саша еще ускорил шаг, почти побежал, словно пытался спастись от наваждения.
Товарищи его как раз только что вернулись с импровизированного пикника на морском берегу, немного опьяневшие не столько от вина, сколько от блаженного ощущения молодости, чувства единения, которое возникает, когда люди вместе делают одно, общее дело, а главное — удачи, так неожиданно улыбнувшейся им. Можно годами ковырять землю, не находя ничего интересного, а тут такое открытие!
Его позднего возвращения никто как будто и не заметил. Только Михаленко подмигнул, выразительно закатил глаза и понимающе хмыкнул. Как будто невзначай он затянул себе под нос мотив из старой оперетки:
Любовь! Что это такое?
Что такое любо-овь?
Это чувство неземное,
Что волнует нашу кровь!
Саша сдвинул брови и сурово посмотрел на него, но Михаленко только рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— Да ты не журысь, хлопче! Экий сердитый… Барышня хорошенькая, давно в твою сторону глядит, так чего же лучше? Глядишь, еще на свадьбе погуляем!
Потом еще долго сидели у костра. Расходиться по палаткам никому не хотелось, даже у Саши сон прошел. По кругу уже ходила неизвестно откуда взявшаяся бутылка кисловатого, но очень вкусного крымского вина «Мукузань», и, отпивая по очереди, все как будто становились членами одного братства, вроде славянских богатырей на пиру или древних викингов.
Костер уже догорал, когда Саша увидел, что к ним быстрым, размашистым шагом идет какой-то человек. Двигался он какой-то неверной, качающейся походкой, словно больной или пьяный.
Присмотревшись, Саша узнал приват-доцента. Странно было, что он так задержался в городе сегодня… Его просторная полотняная рубаха смутно белела в темноте, в руках он почему-то держал развернутый газетный лист, словно читал на ходу. В такой-то темноте!
Вот он подошел совсем близко… Кто-то уже торопливо прячет бутылку, но Ященко не обратил ни малейшего внимания на такое вопиющее нарушение дисциплины. Вид у него был совершенно отсутствующий, словно он не узнавал никого вокруг, и на лице застыло совершенно несвойственное ему выражение — горестное и испуганное одновременно.
Что-то случилось, не иначе! Неужели Лидочка Львова решительно отказала? Нет, не похоже… Продолговатый изящный конверт торчит из кармана — не вскрытый, только чуть надорванный. Видно, что его туда засунули небрежно, в спешке, почти не глядя.
Что же произошло? Что могло заставить влюбленного столь небрежно обойтись с долгожданным посланием?
Ни слова не говоря, он подошел и сел к костру рядом с ними. Михаленко отодвинулся, давая ему место.
— Добрый вечер, Николай Семеныч! Что в газетах пишут? — спросил он.
Ященко посмотрел на него странным невидящим взглядом и произнес одно только слово:
— Война!
«Так уж вышло, что мне довелось стать свидетелем падения Золотого города. Не знаю, что это было — плод моей фантазии, наваждение, навеянное обаянием пещеры, или действительно довелось мне приоткрыть завесу между мирами, заглянуть ненадолго в далекое прошлое?
Как бы то ни было, это случилось как раз в тот момент, когда рушился мир, знакомый, близкий и привычный для нас, когда вся Россия погружалась в хаос и тьму…
Иногда мне кажется — тьму вечную, из которой нет возврата».
Да уж, да уж… Максим закурил новую сигарету. Ему и самому было знакомо это чувство, когда мир, который казался таким привычным и незыблемым, рушится в одно мгновение. Только что человек на что-то надеялся, работал, любил, и вдруг в его жизнь вмешивается что-то огромное и страшное — и все ставит с ног на голову. Нет, никуда не деться от прошлого…
Так, может, пришло время встретиться лицом к лицу с тем, что так долго держало и мучило, что он сам предпочел забыть — и не смог? Пожалуй, для того, чтобы восстановить в памяти все события, понадобится немалое мужество. Но ведь и тогда было не легче!
Максим снова вгляделся в фотографию, в лица молодых бабушки и дедушки… И только теперь, наконец, вспомнил, где и когда видел их — именно такими, как сейчас.
Эта история случилась летом. Максим тогда закончил очередной роман о приключениях колдуна Автара — и оказался непонятным образом вовлечен в череду загадочных и страшных событий. Сначала погиб редактор Николай Алексеевич, потом рукопись таинственно исчезла из компьютера, потом и он сам получил по голове в собственном подъезде… Спасибо еще, что жив остался. Если бы Армен, который тогда еще не был Наташкиным мужем, а просто полузнакомым соседом по лестничной площадке, пришел домой на несколько минут раньше или позже… Или просто оказался разумным человеком, избегающим неприятностей, и не принялся палить по нападавшим из газового пистолета, переделанного для стрельбы мелкой дробью, то, пожалуй, жизненный путь писателя Максима Сабурова оборвался бы прямо там, в подъезде, на грязном полу. А так легко отделался, можно сказать. Голова, конечно, болела потом, но могло быть и хуже.
Но самое худшее было еще впереди — Верочка неожиданно исчезла. Ужас и отчаяние перед лицом свалившейся беды померкли перед необъяснимостью случившегося. По всему получалось, что уйти или уехать девушка никуда не могла, и это наводило на самые черные мысли…
Наташка с Арменом метались по городу, разыскивая ее, а он сам пребывал в полном отчаянии. Вынужденная неподвижность, заставлявшая его оставаться в четырех стенах, только усугубляла его состояние. Тогда-то и закралась почти бредовая мысль о том, что все произошедшее — не просто цепь случайностей.
То, что произошло дальше, он очень хотел бы не вспоминать никогда… Максиму довелось совершенно неожиданно для себя познакомиться со странным существом — язык не поворачивается назвать его человеком! — называющим себя Королем Террора. И далее получить от него деловое предложение. Разумеется, из тех, от которых нельзя отказаться.
Казалось бы — это так просто! Всего лишь немного подправить свой окаянный роман, и конец всем бедам, а впереди маячит слава и успех. Да еще какой! Книги, фильмы, — тиражи, гонорары — не чета теперешним… Но главное — Верочка будет с ним снова, все будет как раньше, и черная дыра тоски по ней не будет ежечасно подтачивать душу.
И услужливый рассудок нашептывает — ну, сделай, что тебе стоит, ведь если не ты, так другой! В конце концов, ведь не людей убивать тебя заставляют, не пытать и допрашивать, не расстреливать в подвале, даже на войну не гонят. Просто расставить черные значки на листе бумаги или экране компьютера в другом порядке…
А душа знает — легок спуск Авернский, только обратного хода — нет.
Тогда он мучительно метался между попытками вернуть Верочку любой ценой, сохранить свое благополучие, отвести опасность от тех, кто близок и дорог, — и в то же время самому остаться человеком. Некая часть его существа прекрасно осознавала, что, став еще одним винтиком большой адской машины, он не сможет больше жить спокойно, любить кого-то или просто радоваться самому факту бытия. Был даже такой страшный момент, когда казалось, что шагнуть с балкона в асфальт головой или, выпив бутылку водки за рулем, сорваться вместе с машиной в реку — самый легкий, простой и честный выход.
И он ведь сделал это, почти сделал! Если бы теплой летней ночью не оказался у него в машине странный пассажир, то, пожалуй, сейчас его на этом свете уже не было…
Даже сейчас, много лет спустя, Максим почувствовал, как холодок бежит но спине и ладони покрываются противным липким потом. Это до чего надо было дойти, чтобы выглушить бутылку водки прямо за рулем, а потом гнать, не разбирая дороги! В другое время его, конечно, остановил бы первый же гаишник, но в ту ночь они почему-то как вымерли.
Он очнулся где-то за городом. Кругом простирались ноля, заросшие одуванчиками, а прямо перед ним — въезд на мостик через маленькую, изрядно заболоченную речушку. Еще немного — и лететь бы ему вниз с этого моста…
Рядом с ним сидел незнакомый молодой парень, который сначала дал напиться, а потом на полном серьезе представился его ангелом-хранителем. На трезвую голову Максим, конечно, только посмеялся бы, а тогда — поверил почему-то. Ангел так ангел… Каждый, кто спасает ближнего от мучительного «сушняка» с похмелья (не говоря уже о более серьезных неприятностях!), вполне заслуживает этого звания!
Но кем бы ни был его ночной собеседник, он знал и про злосчастный роман, и про Верочку, а главное — про Короля Террора.
О чем они говорили в ту ночь, он так и не смог вспомнить. Осталось только одно — длинный золотистый луч, протянувшийся сквозь серые предрассветные сумерки, да странная процессия, что двигалась по нему, словно по мосту над землей. И впереди всех — бабушка с дедом, молодые, такие же, как на этой фотографии. Следом за ними шли другие, их было много, очень много… Трудно всех охватить взглядом, но в лицах определенно было что-то общее!
Увидев бесконечную череду своих предков, уходящую в дальнюю даль, он понял, что не может, не имеет права оказаться недостойным их. И если уж доведется погибнуть, то и умирать надо с достоинством. А пока жив — делать что можешь и уповать на лучшее.
Максим тогда переписал роман — но по-своему. Формально соблюдая все требования, вывел интригу на новый уровень. Почему-то новый финал романа практически совпал с видением Саши Сабурова в пещере — в последний момент, когда гибель кажется неизбежной, герои уходят куда-то в иное измерение, становясь недоступными для преследователей. Просто сказание о невидимом граде Китеже в пересказе для фэнтези…
Помнится, была ужасная гроза, и молнии сверкали на все небо, а он упорно барабанил по клавишам компьютера, торопился закончить, словно гнался за уходящим поездом… И кажется, успел-таки вскочить в последний вагон! В ту ночь ему приснился странный сон. Максим потом не мог вспомнить его деталей, как ни пытался. Осталось только ощущение запредельного ужаса и победы над ним. Неизвестно, какой ценой, но — победы.