Про исцеление от бесов – это совсем просто. В любую женщину бесы каждый день вселяются, только успевай их прогонять. А как иначе, когда свекровь взглядом буравит – не так помыла полы, не так приготовила, не так подала. Дети уже до ручки довели – у младшего зубы режутся, средний опять не пойми где носится, домой не загонишь, приходит грязный, вся одежда порвана, проще выбросить, чем зашить и отстирать. А старшая, мамина помощница, вообще не в себе. Сидит, уставившись в стенку, не докричишься, не дозовешься. У нее любовь, видишь ли. То рыдает, то смеется. Как только стук в ворота – несется, будто все, конец света наступил. А муж? Опять гуляет где-то. Уголь привезли, дрова. А кто кучи будет разгребать? Вот пусть только появится – взять бревно и по голове. От всей души. Еще свекровь заладила, что плохо за детьми смотрит и дочь упустила – не пойми где ходит и не пойми с кем. Как замуж выдавать, если опозорится? Но ведь известно и где, и с кем. Вон Алик уже перед воротами всю траву вытоптал. В калитке что ни день – то тюльпан, то ветка сирени торчит. Алик свой палисадник весь ободрал. Как можно запрещать? Они даже за руки не держатся. Только смотрят друг на друга. Им больше и не надо. Радоваться надо, когда первая любовь у детей случается. Да еще такая сильная. И когда уже мочи нет и терпение закончилось, так все бесы по углам заранее прячутся, а то им тоже достанется. У каждой женщины такие бесы внутри живут, что лучше не подходить. И изгнать их невозможно. Да и зачем? Если женщина может свои эмоции проявить, так это хорошо. И мужу иногда полезно.
Когда в Нину вселяются бесы, так ее муж потом еще месяц ходит шелковым. Нина так умеет смотреть, что лучше добровольно пойти и утопиться в Тереке. Великая женщина. Зачем я буду из нее бесов изгонять? Слушай, она даже свекровь так построила, что та шелковой стала. Прибегает по первому зову, еду готовит, с детьми сидит. Нина быстро всем сказала, кто что должен делать. Без ее ведома муха в дом не залетит, а если залетит, то сто раз извинится и улетит. Ее так все боятся, что очень любят, уважают и берегут. Понимают, что без Нины дом рухнет. Молодец она. Всем девушкам ее в пример ставлю. Свекровь ее тоже приходила ко мне, спрашивала, может, в Нине бесы живут? Была такая покорная, а потом вдруг как подменили. Так я ей сразу ответила – радуйтесь, что подменили. Вон, Нина и ремонт в доме сделала, и детей родила, и муж по струнке ходит, и дети гении. Все как часы работает. Даже огород плодоносит согласно расписанию. Тоже боится, что хозяйка грядку зароет и новую посадит. Такая семья – загляденье! Пусть будут счастливы!
А чудо исцеления кровоточащей женщины? Да это моя каждодневная боль. Не знаю, как там у Иисуса было, но у нашей Беллы что ни месячные, так она умирает. Уже взрослая женщина, двоих сыновей родила. Муж ей достался понимающий. Они уже взрослые, какие там месячные, уже пора успокоиться, а у нее – каждый месяц, регулярно. Да еще так обильно, что, глядишь, кровью истечет. И боли такие, что до слез. Ходить не может, стоять не может! Она ж скрывала, стыдно было признаться. Вот зачем сразу не сказала? Пила отвары, но какие уже отвары в ее возрасте? Таблетки нужны. Все же есть, только спроси. Нет. Пока муж ко мне не прибежал и не привел в дом – окна настежь, Белла лежит и прямо сейчас умрет, от боли чуть ли не кричит. Вся кровать в крови. Зачем, спрашиваю, страдала? Белла говорит, думала, на ней проклятье какое. Никто ж так не мучается, как она. Да и вдруг про нее плохое подумают? Начала пить таблетки гормональные, так сразу все хорошо стало. Никаких болей. Кровотечения не по неделе, как раньше, а всего три дня. Все счастливы. После Беллы ко мне столько женщин пришли с такой же проблемой. До сих пор приходят. Я у них спрашиваю – зачем раньше не пришли? Зачем молчали и терпели? Вот этого не могу понять.
– К Богу тоже многие не сразу приходят, – заметила Катя.
– Да уж, я вижу, – рявкнула Варжетхан. – Хочешь жить – живи. Хочешь ходить – ходи. Только Бог тут твой ни при чем. Твое решение.
– Иисус настоящие чудеса творил, – стояла на своем Катя.
– Да кто ж против? Я ж только за! – воскликнула знахарка. – Это ж репутация, что я, не понимаю? Меня, например, гадалкой считают. Верят, что я могу будущее предсказать на бобах. Или на кофейной гуще. В отвары мои верят больше, чем в таблетки. Так на здоровье. Что мне, сложно таблетку с ромашкой или чабрецом смешать? Людям нужна вера. Кто-то верит в чудо, кто-то в таблетки. Какая разница? Лишь бы действовало, лишь бы болезнь ушла. Веришь в то, что тебе меня твой Бог послал, так я ж не против. Только давай мы будем вместе действовать, сообща. Ты молись, но позволь мне себя лечить. Не хочешь в больницу – не надо, я тебе здесь походный госпиталь организую. Вылечись сначала, потом пойдешь с богом дальше.
– Хорошо, я согласна, – сдалась Катя.
Я приносила страннице еду, воду, забирала постельное белье и одежду, чтобы постирать. Меняла повязки на ногах, как велела Варжетхан. Следила за капельницами, выдавала таблетки – знахарка действительно оборудовала в заброшенной мечети выездной госпиталь. Я жутко злилась на странницу. Варжетхан едва держалась на ногах. Из-за Кати она не всегда успевала принимать остальных женщин – от мечети до ее дома было достаточно далеко. Бабушка тоже места себе не находила. Садилась писать, но застывала над листом, вставленным в печатную машинку. Не знала, с чего начать. Она тоже металась между редакцией, домом и мечетью. Я знала, что она хотела написать репортаж о страннице, но не получалось. Слова не шли.
Да и я была измучена беготней. После школы к Варжетхан за лекарствами, потом в мечеть, оттуда в музыкалку или на танцы. Я засыпала до того, как домой возвращалась бабушка.
В мечеть стали приходить женщины, желавшие попасть на прием к знахарке. Знали, что там ее точно застанут. Бабушка организовывала доставку стульев, раскладушек, одеял. Приемная знахарки переместилась в здание разрушенной мечети. Я бегала между ее домом и мечетью, принося отвары, мази и все, что требуется.
Каков был итог? Странницу Катю вылечили, чудом сохранив ей пальцы на ногах. Но она не пошла дальше к Богу. За то время, что провела с другими женщинами, также нуждавшимися в помощи, послушав их истории, она потеряла веру. Если Бог забирал младенцев, детей, молодых женщин, посылал страшные болезни и страдания тем, кто этого вовсе не заслуживал, тогда как можно верить в его любовь, спасение, чудеса и милосердие? Катя собственными глазами видела, как Варжетхан каждый день совершает чудо, возвращая к жизни женщин, которые могли умереть в родах, потерять ребенка в утробе. Как моя бабушка всеми правдами и неправдами доставляет в мечеть необходимое оборудование, лекарства. В мечеть приводили и детей с растяжениями, переломами, пожилых людей, почти потерявших зрение.
В нашем селе имелась участковая больница, в которой периодически появлялся новый, присланный из города, фельдшер. Однажды даже врач появился. Но местные жители в больницу идти не спешили. Не верили они «чужим» целителям. А те не стремились завоевать доверие пациентов. Работа в сельской больнице для них была временной. Она давала возможность пойти дальше по карьерной лестнице. Эти доктора считали дни до своего отбытия. Так что всех пострадавших, кого не могли спасти собственными силами, везли в город. Но если кто-то ломал руку или подворачивал ногу, сразу направлялся в дом к дяде Алану. Он умел вправлять любые вывихи, сломанные кости видел без всякого рентгена и накладывал гипс так, что все срасталось быстро и правильно. Его калитка не закрывалась ни днем, ни ночью. За женские болезни, от «нервических» до бесплодия, отвечала Варжетхан. Она же, можно сказать, вела все беременности и принимала роды. Моя бабушка наладила связь между городом и селом – Варжетхан брала кровь, которую отправляли в город на анализ. Из города же дядя Алан получал все необходимое для гипсования. Впрочем, Варжетхан отвечала еще и за головные боли, скачки давления, колики у младенцев и отравления всех видов. То есть за все. Вместе с дядей Аланом работала «скорой помощью» – когда что-то случалось, вызывали их обоих. Им верили безоговорочно. А как иначе? Варжетхан половину жителей села, можно сказать, родила. Кесарево – нет, не делала. Но могла руками перевернуть ребенка с тазовым предлежанием. Она была настоящим гением, акушеркой с умелыми, умными руками. Если знахарка принимала роды, можно было не сомневаться – родовой травмы не случится. И мать, напоенная отварами, не станет страдать от боли. Но если случай оказывался слишком тяжелый, Варжетхан первой кричала – надо в город, срочно, только кесарево. Кесарево тогда считалось тоже чем-то вроде позора. Как женщина не может родить сама? Зачем резать? Никогда в роду никого не резали! За роженицу принимали решение родственники со стороны мужа. И тогда Варжетхан брала бобы, кофе, карты… И обещала наслать такое проклятие на семью, что еще три поколения будут расплачиваться. Нет, не три – пять! Родственники сдавались, и тут в дело вступала бабушка, вызывая редакционную машину, поскольку кареты «скорой помощи» в селе не имелось. Роженицу отвозили в город, успешно кесарили, вынимая мальчика, которого предсказала Варжетхан, и вся семья дружно плакала от счастья.
Точно так же дядя Алан отправлял пострадавших в город, если видел, что гипс не поможет и требуется операция. Даже если его умоляли «быстро вправить», наотрез отказывался. Варжетхан и Алану не требовалось собирать анамнез. Всех жителей села они знали иногда лучше, чем самих себя. Про болезни, которыми те переболели в детстве, про наследственность. Уникальные специалисты, не имевшие даже права на медицинскую практику. Но они не были равнодушны. Для них каждый пациент был родным, близким. Бились за каждого. Да, смерти случались, но никто не смел их упрекнуть. Скольких людей они вернули с того света?
Сейчас многие врачи-акушеры вешают на стену фотографии детей, которые появились на свет с их помощью. Тогда фотографии делали только по исключительному поводу – свадьба, годовщина, день рождения. Варжетхан собирала гербарий – по месяцам и дням рождения детей. Она помнила каждого. В тот день зацвела липа… А тогда расцвела сирень… В ее доме на подоконнике цвела пуансетия, или рождественская звезда, и азалия, распускавшаяся в феврале. Для декабрьских первенцев Варжетхан заводила каланхоэ и гортензии. Для каждого младенца был свой цветок. Ей не требовались медицинские карты. Достаточно было открыть свой гербарий и вспомнить, когда ребенок родился на свет. Она будто погружалась в транс – могла безошибочно перечесть, сколько раз ее вызывали на поднявшуюся температуру, прорезавшиеся зубки, понос и ночные крики.