Первая встреча с «Торексом» произошла совершенно случайно, много лет назад, через рекламу на каком-то поисковом сайте. Тогда и дилинговые центры в России только-только начали создаваться. В тот же вечер ему удалось заработать первую тысячу долларов, потому что при всей непредсказуемости биржи в ее поведении есть масса закономерностей, позволяющих легко уловить тенденцию. А через год уже можно было позволить себе все – роскошный загородный дом, давнюю родительскую мечту, отличную квартиру, самые лучшие автомобили.
Иногда приходили мысли – придется рано или поздно обзаводиться семьей. И уже накопилась усталость от вечных женских истерик. «Неужели ты не понимаешь, как мне больно?» – спрашивала каждая вторая. Приходилось отмалчиваться. Что такое эта самая боль? Ведь девочку никто не бил, не калечил. От горячей кастрюли тоже бывает больно – но ведь кипятком она вроде не обливалась…
Только с Ликой Вронской все сразу пошло не так, как обычно. Она проявила интерес к «Торексу», у нее горели глаза, она любовалась красотой графиков котировок и пыталась понять их законы. И вдруг стало понятно, что она такая маленькая, нежная, хрупкая. Вряд ли Лика будет вызывать у него очень большое раздражение. А еще почему-то ее сразу захотелось затащить в спальню. Совершенно неправильно, без цветов-ресторанов-разговоров. Почему-то было страшно: а вдруг ей это не понравится? Беспокойство о ком-то вместо привычного раздражения… Странное состояние. А потом прошло даже и оно, просто хотелось обнять ее, ласкать, уж как получится…
…К тому моменту, когда Павел добрался до дома сестры, новенькая серая «тройка» уже была извлечена из сугроба, а сестрица вовсю кокетничала с высоким блондином. Очень хотелось ей вправить мозги, чтобы деньгами напрасно не сорила – но сестренка явно угадала его намерение, сделала умоляющие глаза.
«Ладно, я с ней потом побеседую, – решил Павел, заводя двигатель. – К тому же разговор нам предстоит долгий. А мне хочется скорее вернуться домой, к Лике. Сейчас запеку мясо, пожарю картошку. Мне нравится готовить. Во всяком случае, когда готовишь сам, понятно, что продукты хорошие и еда приготовлена правильно. Мало ли что могут в ресторане подать. Но мне никогда не хотелось приготовить еду для чужого человека. Со мной происходит что-то странное, но мне это очень нравится!»
Непривычно торопиться к кому-то.
Удивительно: можно позвонить в собственную квартиру, и тебе откроют дверь.
Скорее бы этот лифт довез до пентхауса…
– Лика, как дела? Ты картошку почистила? Сейчас я, – Павел снял ботинки, сразу же протер губкой следы соли (Чего ждать, все равно ведь в грязной обуви из дома не выйдешь, и зачем допускать, чтобы соль разъедала кожу) и осекся.
У Лики было очень странное выражение лица.
– Нет, Паша, картошку я не чистила, мясо не размораживала.
Он растерялся и сразу почувствовал, как привычное раздражение начинает сковывать дыхание.
– Почему ты не почистила картошку? – ледяным тоном поинтересовался он. – Ведь я же просил.
– Павел, откуда у тебя эта вещь? – Лика протянула ладонь, и глазам стало больно от сотни переливающихся огоньков.
Кольцо… С бриллиантами. Дорогое, наверное. Ювелирные подарки маме и сестре стоили приличных денег, но в сравнении с этим кольцом они выглядят совсем скромными.
– Я впервые вижу это кольцо.
– А как оно попало в ящик твоего стола?
От возмущения все мысли о бриллиантах сразу испарились. Лика лазила по ящикам его стола! Такая приличная аккуратная девушка – как она могла такое сделать? Когда ей сказали, чтобы вытащила мясо из морозилки и почистила картошку – она что, по ящикам полезла?!
– Павел, это кольцо принадлежало Лене. Пожалуйста, скажи мне, как оно попало к тебе?
– Да я понятия не имею! – воскликнул Павел и застегнул дубленку. Потом он взял обувь с полочки, завозился со шнурками. – Ну что, пойдем?
– Куда?
– Точно не знаю. Вот думаю теперь, к Лениной матери или в милицию.
– В милицию? Да тебя в тюрьму посадят!
– За что?
– Потому что у тебя кольцо, а Лена мертва, мотив убийства – ограбление.
– Глупости. Я никого не грабил и тем более не убивал. Хорошо, тогда надо вернуть кольцо Лениной маме. Я не хочу, чтобы в моем доме были чужие вещи.
Лика задумчиво посмотрела на кольцо и пробормотала:
– Может, Лена его у тебя решила спрятать? У тебя квартира в охраняемом доме, с сигнализацией. А она в простой «панельке» жила…
– Спрятать у меня?
– Да.
– В моем столе?
– Да, в нижнем ящике.
Павлу казалось, что в голове что-то лопается и трещит. Но это же действительно невыносимо: сначала Лена шарила по ящикам, потом Вронская эта! Разве так можно, не спросив, не поставив его в известность? Разве можно так безжалостно разрушать порядок?..
– Я был о Лене лучшего мнения. И о тебе тоже, – холодно заявил Егоров и сдернул с вешалки Ликину шубку. – Одевайся. Я еду в милицию. И еще я прошу тебя покинуть мою квартиру! Немедленно!
– Такой изматывающей усталости у меня уже давно не было, – жаловалась Лика Вронская негромко урчащему двигателем «фордику». – Может, настолько «никакой» я была разве что в ходе активной журналистской карьеры, когда двое суток пришлось прыгать из одного самолета в другой, и во время последнего перелета я вырубилась так основательно, что после приземления стюардесса полчаса пыталась меня разбудить… Конечно, сегодня у меня был жуткий шок, настоящие эмоциональные американские горки. От счастливого любовного головокружения спикировать к криминальным подозрениям, потом выяснить, что твой любимый, мягко говоря, неадекватен – здесь, как говорится, мало не покажется… Конечно, первой реакцией после того, как я увидела кольцо, была паника. Я хотела его забрать и побыстрее помчаться к Седову. Но я сразу вдруг вспомнила, ассоциации с каким заболеванием у меня вызвало поведение Павла, позвонила знакомому судебному психиатру Виктору. Он сказал, что аутизм – это не психическое заболевание, а неврологическое. Некоторые участки мозга не так снабжаются кровью, как у большинства людей, есть особенности по гормональной части и пищеварению. Все это вызывает целый ряд особенностей психики и поведения у тех, кто страдает данным заболеванием. Однако интеллект не обязательно снижен, как я думала раньше, самостоятельно изучая литературу и доверчиво воспринимая фильмы. При аутизме в легкой форме люди могут прекрасно социализироваться и ничем не отличаться от здоровых граждан. И еще один момент: Виктор уверял, что аутизм в любом своем проявлении начисто лишен агрессии и криминальных наклонностей. Аутисты могут быть странными, со сниженным интеллектом и феноменальными способностями в интересной для них отрасли; с нормальным интеллектом и высокой социализацией. Но они никогда не бывают агрессивными. Среди аутистов много талантливых ученых и старательных мелких клерков, людей искусства или просто смешных чудаков. Но агрессия им не свойственна, это чувство, а чувств у них нет. Виктор говорил, что за все годы работы – а у него стаж больше двадцати лет – он не сталкивался ни с одним преступлением, совершенным аутистом. Тогда я решила дождаться Павла и поговорить с ним начистоту. И это меня, похоже, доконало окончательно. Егоров рвался в ментовку, как тигр. Он никак не мог понять, что его могут посадить в тюрьму, сделать подозреваемым, убийцей – да кем угодно. Конечно, я рассказала ему трагическую историю про украденный поклонником сотовый телефон, про то, что человек, который расследует дело об убийстве Лены, носит гордое имя Костик – Прикрой Дело. Бесполезно – Павел просто мне не верил. Орал: «Милиция ловит преступников, обеспечивает поддержание порядка!» В тот момент я поняла, что его болезнь – это действительно пропасть. И мне очень некомфортно пытаться докричаться до него через эту пропасть… А ведь такой диагноз – на всю жизнь. Я рассказала Виктору о своих отношениях с Павлом. Витя – давний приятель, я ему доверяю, к тому же он врач.
Мне не показалось, что у Павла есть свойственная аутистам непереносимость тактильных ощущений. Но Виктор считает, что это временное явление, возможно, спровоцированное сильным стрессом после убийства Лены, которое Павел считал самоубийством… В общем, моя дорогая машина, в конце концов я устала пререкаться с Егоровым. Схватила кольцо и умотала. Очень надеюсь, что Павел все-таки не ломанулся в милицию со своими откровениями. Потому что иначе его могут оттуда не выпустить. Ой, да, кольцо!
Лика заблокировала двери. Потом сразу же вспомнила рассказ своей подруги, которую ограбили на светофоре, несмотря на блокировку (грабитель мигом разбил боковое стекло, цапнул сумку и был таков), и на всякий случай переложила сумочку с пассажирского сиденья на колени. Мало ли что, кольцо дорогое, историческая реликвия…
А хоровод мыслей продолжал свою изматывающую пляску.
Допустим, Лена решила спрятать кольцо у Павла. Логично: у него хорошо охраняемый дом, квартира на сигнализации. Но почему она не сказала Егорову об этом? А что, если бы Павел наткнулся на это бриллиантовое великолепие и распорядился бы им по своему усмотрению? Или она знала, что Павел никогда не заглядывает в нижний ящик стола? Такое, в принципе, возможно, бытовые привычки человека при близком общении можно изучить достаточно быстро. Но вот еще один странный момент. Почему кольцо было без коробочки? Лена ее потеряла? Но тогда она потеряла бы и кольцо. Что-то здесь не так, что-то не сходится…
Павел, Павел… Как же вести себя дальше с этим человеком? Ее к нему тянет, он привлекателен. Но ведь это заболевание неизлечимо. И у нас не будет ничего из того, что можно получить от отношений с мужчиной: ни радости, ни эмоциональной близости, ни понимания. У Павла особенная психика, он – словно большой ребенок. В его голове не укладывается, как можно лазить по чужим вещам, он не понимает, что можно угодить за решетку, не будучи виновным, ему не дано испытать ни чувств, ни переживаний, он не всегда адекватно себя ведет. Он не чувствует ни малейшего стыда, разгуливая нагишом, – просто потому, что он вообще практически ничего не чувствует. А чего ожидать от него в следующий раз?.. Любовь смешивается с жалостью и разъедает сердце. Хочется быть с ним, помочь ему. Но помочь невозможно. А что будет, если ремиссия, спровоцированная стрессом, пройдет, и его снова начнут нервировать прикосновения? Любить мужчину и не целовать его, не иметь возможности обнять – разве хватит у нее сил выдержать все это? Любое терпение небезгранично…