— Ну, я пойду?.. — Точь в точь как когда-то, на дорожке...
— Иди... — Взял ее за руку, потянул к себе — поцеловать напоследок — и отпустил. — Иди...
Нэнси сонно рассмеялась и, подобрав на ходу розовые «интимные кружавчики», пошла к выходу. У двери обернулась, улыбнулась — через секунду ее уже не было в комнате.
Перед тем как позвонить Бену, Ник еще немного полежал, глядя в потолок и улыбаясь, потом вспомнил про совещание, вздохнул — подушка все еще хранила запах ее волос... — и нажал кнопку.
Судя по всему, Бену хватило пары секунд, чтобы понять причину нестандартного поведения своего работодателя. От комментариев и вопросов он, слава богу, воздержался и даже не слишком удивился. Сказал только:
— Если ты и завтра собираешься... попозже встать, так, может, мне не ставить будильник? Позвонишь, когда надо, и все... чего я буду зазря вскакивать?!
Ник охотно согласился.
С утра Ник пытался настроить себя на рабочий лад и ни на что не отвлекаться, однако получалось плохо. Нет, он читал, что-то высчитывал и делал пометки в блокноте — и все время невольно прислушивался. Но за дверью было тихо, а из гостиной не доносилась привычная стрельба. Заканчивая совещание и глядя на маячившие на экране лица, Ник вдруг подумал: интересно, а что думают о нем эти люди, большинство из которых он за три с лишним года совместной работы «вживую» так никогда и не видел.
Кажется, они удивились, когда впервые за все эти годы Ник поздравил их с праздниками и пожелал хорошо отдохнуть.
Выкатившись в коридор, он обнаружил, что в гостиной никого нет, услышал веселые голоса, смех — и поехал на звук.
Как выяснилось, все его домочадцы были на кухне. Нэнси, сидя за столом и размахивая вилкой, рассказывала что-то настолько интересное, что миссис Фоллет, кажется, забыла про зажатый в руке пластмассовый шприц, из которого свешивалась масляная закорючка, и уставилась на нее во все глаза. Бен же, присев на край стола с чашкой в руке, скептически ухмылялся.
При виде этой ухмылки Нэнси возмутилась:
— Да ну, я правду говорю! — и тут расплылась в улыбке, заметив Ника. — Привет!
Миссис Фоллет тут же спохватилась и, не дав закорючке вывалиться окончательно, повернулась к блюду с ростбифом, для которого предназначалось масло.
Ник подъехал вплотную к жене, приобнял ее и поцеловал в щеку, зарывшись носом в пахнувшие улицей и свежестью волосы.
— Привет.
— Хочешь омлет по-испански? Тут еще немного осталось, — кивнула Нэнси на стоящую в центре стола сковородку с чем-то пестрым. — Миссис Фоллет очень вкусно сделала!
Он на миг обозлился — а почему его никто не позвал есть испанский омлет?! — тут же вспомнил, что сам категорически запретил заходить к нему в кабинет во время работы, и вдруг подумал: «А чего я, собственно, злюсь?! Ведь все так хорошо!..»
Мысль промелькнула в голове Ника за считанные секунды. К его носу тем временем подплыл бутерброд — половинка булочки с куском омлета.
— На, попробуй! — И он послушно откусил, лишь потом взяв из руки Нэнси остатки.
Показалось ему или во взгляде миссис Фоллет действительно мелькнуло нечто похожее на умиление?!
— Нэнс, так я пороюсь у тебя в кассетах? — спросил Бен, сползая со стола. (Уже «Нэнс»! Дожили!)
— Угу, — кивнула Нэнси, отхлебнула кофе и повернулась к Нику. — Тебе налить?
— Дай один глоток из своей чашки — мне хватит. — Отпил, кивнул. — Закончишь есть — зайди ко мне в кабинет.
Уже выезжая из кухни, Ник вспомнил нравоучение Бена: «Женщин хвалить нужно!» и обернулся.
— Спасибо, миссис Фоллет, ужин вчера был исключительно вкусный! Особенно этот... торт. И омлет сегодня был превосходный.
— Может, вы хотите кусочек торта? Там еще осталось! — обрадованно встрепенулась миссис Фоллет. — А на ужин сегодня палтус в винном соусе будет! А завтра на завтрак — французские блинчики с сыром, мы с Нэнси уже договорились!
(Почему ему никогда до сих пор не готовили палтуса в винном соусе и французские блинчики? Что, нужно обязательно жениться, чтобы такое получить? И почему «Нэнси», а не «миссис Райан»?!)
— От торта я, пожалуй, не откажусь. Нэнси, прихвати мне кусок, когда пойдешь в кабинет.
(А все-таки неплохо быть женатым!)
Из предложенного ему «кусочка торта» выросло целое действо. Не прошло и пяти минут, как Нэнси вошла в кабинет, толкая перед собой сервировочный столик, на котором возвышался кофейник, стоял торт, а кроме того, чашки, блюдца, тарелочки, вилочки, лопаточка, сахарница, молочник и бумажные салфетки в ажурной фарфоровой вазочке.
Но главное было не это, а то, что, бросив столик, она подошла к Нику сзади, обняла его, скрестив руки на груди, уткнулась носом в макушку и сказала прямо туда:
— Я с тобой кофе с тортом попью. Ты не против?
Он перехватил ее за локоть и усадил себе на колени — благо больше в кабинете сидеть было не на чем.
— Я — не против. Посиди со мной так немного, а потом принесешь с кухни табуретку. Ты хоть поспала?
— Да, я только в десятом часу встала.
— Бегала сегодня?
— Обязательно.
Ник не знал, о чем еще говорить — все показалось вдруг каким-то странным. За день до Рождества он сидел в этом самом кабинете и думал, что раньше начала января не увидит Нэнси — да и увидит ли вообще?.. А теперь, спустя всего пять дней, они уже женаты, она сидит у него на коленях и он задает ей «домашние» вопросы — как она спала и бегала ли сегодня на кольцо...
— А ты так и не выспался...
— Ничего, у меня днем тихий час будет. — Притянул Нэнси поближе и, вдыхая теплый запах ее волос, прикоснулся губами к щеке. — Придешь?
— Ты же не выспался... — По тону было непохоже, что она намерена отказаться.
Нетерпеливо замотав головой, Ник повторил:
— Придешь?
— Приду... если пригласишь.
— Считай, что уже пригласил! — рассмеялся он.
— Ник, а сколько тебе лет? — неожиданно спросила Нэнси.
— Тридцать три. А что?
— Я думала, ты старше. Ты выглядишь старше. А когда смеешься — сразу моложе становишься. — Она слегка смутилась. — Ну и... я же про тебя совсем ничего не знаю.
— А что про меня знать? Родился, учился... когда это, — он поморщился и кивнул вниз, — случилось, мне всего двадцать шесть было. Вот и все.
Действительно, «вот и все». Настроение ушло...
— Ладно... Тащи табуретку, давай кофе пить, а потом делами займемся.
За то время, что Нэнси ходила за табуреткой, Ник постарался взять себя в руки. Повторил себе несколько раз, что пора начать воспринимать то, чем он стал, как факт... как данность — и перестать идти вразнос каждый раз, когда задают элементарный вопрос. Тем более что спрашивала-то она совсем о другом... Это у него самого все мысли направлены в одну сторону.
И вообще, как ни глупо, но он действительно чем-то стал напоминать брюзгливого и склочного старика...
Поэтому, когда Нэнси появилась в кабинете, он дотянулся до нее, поймав на ходу, и с улыбкой подтащил к себе.
— Ну, так что ты про меня хочешь знать? Только предупреждаю — биография у меня скучная и неинтересная: родился, учился, работал... теперь вот женился. (И увидел, как медленно тает морщинка между бровей...) Или лучше сейчас все дела сделаем, а потом пойдем поплаваем в бассейне, позагораем — вот тогда и поговорим об этом.
В делах Нэнси не разбиралась совершенно — даже больше чем не разбиралась. Ник подсунул ей пачку документов — она подмахнула их не глядя, заставив его возмутиться:
— Женщина, ты хоть читаешь, что подписываешь?
— Но это же ты дал!
— Ну и что?! — Вспомнил, что глупо учить ее не доверять самому себе, и усмехнулся: — Ладно, когда я даю, то... в общем, можно. — Все-таки счел нужным разъяснить: — Ты сейчас подписала доверенность — чтобы я мог разобраться с твоими делами. И послебрачное соглашение — там написано, что если мы разведемся, то каждый останется при своем, не считая подарков. То есть ты не будешь претендовать на мой бизнес и мое имущество — а я на твое наследство и заработки.
Нэнси поморщилась и пожала плечами.
— На мое наследство я сама уже не претендую... лишь бы она оставила меня в покое.
— Я же сказал — я разберусь в этой истории и думаю, что сумею справиться с проблемой так, чтобы твое осталось твоим. Когда ты должна была получить деньги?
— Когда мне исполнится двадцать пять. Двадцать седьмого апреля.
— Дай мне данные банка и адвоката, составившего завещание, — вообще все, что у тебя есть.
Слова «все, что у тебя есть» были поняты буквально — Нэнси ушла к себе в спальню и вернулась с большой конфетной коробкой. Объяснила:
— Я все принесла. Может, тебе еще что-то понадобится...
Коробка была доверху забита бумагами — сверху валялись счета, открытки, просто какие-то цветные бумажки и фотографии. Сбоку торчал уголок чековой книжки. При виде такой вопиющей безалаберности Ник на миг онемел, Нэнси же, пару секунд покопавшись в коробке, безошибочно вытащила снизу тоненькую пластиковую папочку.
— Вот. Это копия завещания отца. — Покопалась еще и вытянула фотографию. — А это я в школе!
На фотографии несколько девчонок в разноцветных купальниках расположились на каком-то бревне, приняв, по их мнению, живописные позы. Нэнси можно было узнать безошибочно — она практически не изменилась. Лишь выдающегося бюста, хорошо заметного на фотографии, у теперешней Нэнси не наблюдалось.
Уловив удивленный взгляд Ника, она захихикала:
— Это поролон. Мы тогда в купальник такие поролоновые вкладыши запихивали — издали не разберешь.
Ник фыркнул. Нет, с этой женщиной не поработаешь! И без того в голову посторонние мысли лезут и вспоминается солоноватый вкус ее кожи — а тут ему еще всякие дурацкие фотографии показывают. Ладно, с этим он разберется потом, без нее...
— Это твоя? — вытащил он из груды бумаг чековую книжку.
— Да.
Сунул книжку в сканер — скопировать данные счета.